Рыцарь из преисподней - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Игнатова cтр.№ 43

Интересно.

Карешта была как город из готических романов, такой, где обязательно есть гора, а на горе замок, а в замке живут упыри, и они полновластные хозяева над живыми. Артур на Земле и готические романы читал, он вообще чего только не читал с тех пор, как Альберт его научил. В Кареште замок был внутри горы, а не наверху, но атмосфера все равно один в один. Потому что люди упырей боялись.

Никаких резонов для страха не было, крови из горожан не пили, люди из Стада жили в крепости, и если из Карешты кто туда и уходил, то добровольно. В городе вампиры почти не бывали, а когда бывали, вели себя сдержанно. На первый взгляд они вообще не отличались от людей, создавали иллюзию жизни, прятали клыки и когти. Но все-таки они были мертвыми. Это и пугало.

Достаточно было вспомнить улыбку Рены, чтоб понять, что чувствуют живые. Инстинктивный страх – такой охватывает лошадей, учуявших запах волка. Волк может быть безобиден, безопасен, он может быть на поводке и в наморднике, это неважно, он все равно пахнет как волк, и кровь лошади, даже если ни она, ни поколения ее предков никогда не сталкивались с волками, дает сигнал об опасности.

Столица Ренатира была меньше всех остальных ее городов. Столица Глейстира, кстати, тоже. Себеста говорил, там вообще почти нет людей. Рена у своих подданных вызывала больше доверия.

То, что ее обратили в солидном возрасте, было хорошим знаком. Скорее всего, ее ратун долго присматривался к ней, еще живой, размышлял, ждал, пока она будет готова. И убил не потому, что счел красивой и захотел новую игрушку, а потому, что решил, будто Рена достаточно умна и сильна для бессмертия. Упыри нередко ошибаются в таких решениях, но, имея дело с взрослыми людьми, угадывают гораздо чаще, чем когда дают афат молодежи, а то и подросткам.

Еще это значило, что Рена, вероятнее всего, не страдала от одиночества и ужаса в первые годы посмертия. Когда упырь подходит к выбору серьезно, он не теряет терпения, обучая потомка правилам нового существования, и помогает пройти через кошмар осмысления грядущей вечности. Про Рену говорили, что она очень внимательна к своим най, ну так это потому, что и к ней когда-то были очень внимательны.

Как и все упыри, Рена знала, что если погибнет, то попадет в Нижние Земли. Для тех из них, кто был убит в тварном мире, Ифэренн стал подарком, продолжением, вместо страшного финала. Они ведь и на Земле, те, кто с Земли, знали, что, погибнув, попадут в Ад, и что это не подарок, когда вместо адского пламени попадаешь в мир без солнца, в мир, в котором не чувствуешь себя нечистым просто из-за того, что не смеешь выйти из ночи?

Упыри-язычники, исповедовавшие многобожие, не попадали в Ифэренн. Они и в Ад не попадали. Но сколько их, политеистов? В бытность свою на Земле Артур знал лишь одного такого и только слышал о втором. Большинство верило во множество богов, но в одного Творца. А Его как ни называй, Он Творец и есть.

Ересь, ересь. Плохо быть еретиком, но куда деваться, если видишь больше, чем знаешь, а знаешь больше, чем понимаешь?

Почти все упыри в тварных мирах знали, что Бог есть. Пусть и называли Его разными именами. Знание – не вера, это было проявление инстинкта самосохранения: если Бог есть, значит, есть Ад, значит, каким бы мучительным не было существование не-мертвого, нужно оставаться в нем как можно дольше. Потому что окончательная смерть не выход, дальше будет хуже.

Насколько хуже, они не знали. Артур и сам не знал, пока не побывал в Нижних Землях.

Упыри в тварных мирах соглашались на афат – те из них, кого вообще спрашивали, конечно, – из страха перед смертью, из желания жить вечно, от непонимания, что жизнь как раз закончится, то, что начнется, будет называться посмертием. Ада они начинали бояться уже после первой смерти.

Все без исключения люди в Ифэренн боялись Нижних Земель. И все-таки даже здесь они соглашались на афат. Он обрекал на вечные муки после окончательной смерти, но он же давал шанс избегать их как можно дольше. Кажется, ткни человека носом в кошмары Преисподней, чтоб проникся, разверни потом спиной к ней и дай пинка, чтоб бежал как можно быстрее и как можно дальше, он все равно развернется и побежит обратно. Уверенный, что удаляется от Ада, а не спешит прямиком туда.

Но парадоксальным образом именно афат был шансом на спасение.

В Ифэренн верили в князей. Вот уж где политеизм цвел пышным цветом: двенадцать творцов, шутка ли! Тринадцатому, тому, который все это и затеял, даже места в пантеоне не хватило. Но вампиры Ифэренн, те, что родились здесь и здесь же получили афат, узнавали о Боге от тех вампиров, кто пришел из тварного мира. Поэтому Марийка, пока притворялась человеком, врала, что не знает про Господа. Врала, потому что людям о Нем знать неоткуда.

Все здесь с ног на голову. Даже демоны ненормальные. Враги, конечно, как враги, и если уж прокляты, то прокляты, сами выбрали, сами виноваты, и не раскаиваются. Но есть, оказывается, те, кто не выбирал.

Марийка заказала для жемчужины оправу: полураскрытую раковину из уэланского золота. В Тагаре нашелся ювелир, настоящий мастер, сумевший, несмотря на размеры камня, сделать оправу так, что украшение вышло изящным и не очень броским. Но не настолько изящным и неброским, чтобы Марийка, предпочитавшая одеваться, как бандитка с Трассы, не могла носить его со своими любимыми майками и куртками, на которых клепок и молний было больше, чем кожи.

Волшебный жемчуг привлекал внимание даже тех, кто никак не знался с магией, возможно, потому, что волшебство – это не магия, а что-то другое, непонятное или необъяснимое. Здесь говорили «чары».

Артур последние четыре года прожил в реальности, где слово «чары» означало как раз магию, но в той реальности, откуда они с Альбертом пришли, чарами и чародейством тоже называлось то, чего нельзя объяснить, можно лишь принимать как есть. Как чудеса.

Только чары конечно же не были чудесами.

Десять лет назад Артур сказал бы, что это просто соблазн и прельщение. Тогда и мир был проще, и он сам знал больше. За прошедшие годы знания и количество информации стали друг другу обратно пропорциональны, и теперь Артур не мог сказать, что такое чары и чародейство. Оставалось лишь признать, что они существуют.

Так же как чудеса.

Зато теперь он знал легенду об озере Амаль. Марийка не рассказывала, рассказал Демон. Считалось, что на дне Амаля не жемчуг, а только его образы, и достать жемчужину может лишь тот, кто сумеет воплотить в нее свое истинное желание.

– Если хочешь чего-то по-настоящему, хочешь всей душой, желание станет жемчужиной, и ты сможешь его взять.

Так сказал Демон. Может быть, это было правдой, может быть, нет, но Артур понял, почему Марийка так дорожит его подарком. Для Марийки важно было не то, что он забрал ее из царства Смерти, для нее важно было, что он пришел туда за ней. И жемчужина была… ну да, как Демон и сказал, воплощением этого.

Если бы каждый поступок, совершаемый для того, кто тебе небезразличен, становился зримой красивой вещью, жизнь стала бы полна красивых вещей.