Охотница наконец бросила взгляд на его спутников. Она была так сосредоточена на богоубийце и своих упованиях на его помощь, что никого больше не замечала.
Теперь же она недоуменно уставилась на Бранта, прищурив глаза. Потом узнала мальчика и широко распахнула их.
— Вернулся изгнанный! Еще один знак! Брант, сын Рилланда… охотника и добытчика темных даров…
Лицо ее озарилось надеждой.
И тут заговорил Маррон:
— Это я… я теперь добываю тебе дары!
Он торопливо сорвал с плеча суму Роггера и вытянулся вперед так, что чуть не упал, — в страстном желании угодить, в страхе, что место его при госпоже будет занято другим.
Охотница попятилась. Угадала, должно быть, по знакомым очертаниям, что там лежит.
— Не может быть…
— Что, госпожа?
— Он исчез. Я победила… — Голосу нее задрожал. — Темный шепот в ночи. Потом молчание. Первый знак. Я вольна была создать свое войско.
Вдруг она оживилась. Подалась вперед, лукаво сощурилась.
— Ты… ты, верно, проверяешь меня, богоубийца? Хочешь убедиться, что мое войско и впрямь готово?
— Угадала. — Тилар, прихрамывая, выступил вперед.
— Осторожнее, — негромко сказал себе в бороду Роггер. — Играешь со сломанными кинжалами.
Тилар кивнул и ему, и Охотнице разом. Затем обратился к ней:
— Ты сможешь увидеть череп снова и устоять?
Она распрямила плечи, опять обрела гордый и властный вид.
— Я просеяла мое царство начисто. — Бросила вдруг на юг свирепый взгляд. — Или почти… если б не она…
Тилар посмотрел на Роггера и Кревана. Оба покачали головами, не понимая, что означает этот новый бред.
Охотница повернулась, уставилась на суму — то ли с тоской, то ли со страстным желанием.
— Увижу и услышу… и на этот раз смогу противостоять.
Тилар жестом предложил ей открыть суму.
— Попробуй.
Она опустилась на колени. Потянулась к суме, потом отпрянула. На лице ее отразились попеременно страх, вожделение, мука, горечь. Руки задрожали.
— Может, для нее еще есть надежда… — чуть слышно выдохнул Креван.
Маррон почувствовал слабость госпожи и поспешил скрыть ее от чужаков.
— Позволь мне… твоему слуге, как всегда.
Это заставило ее решиться.
— Открой.
Маррон метнулся на коленях вперед. Развязал суму, сунул внутрь руку.
— Приготовься, — шепнул Тилар Бранту.
Дарт не сводила глаз с Маррона, мысленно подталкивая его. Не бойся, вынь череп, сними пропитанную желчью ткань…
Он словно бы услышал. Вынул череп из сумы.
Любопытный Щен тут же подбежал, чувствуя, вероятно, к чему приковано все внимание Дарт. Его никто не видел. Не видела сейчас и она сама. Пока не стало слишком поздно.
Охотник положил череп на пол, откинул лоскут.
Брант со стоном упал на колени. Креван загородил его. А Роггер напомнил:
— Пой, мальчик. Или говори… что-нибудь.
Дарт услышала, как тот начал шептать, задыхаясь, с трудом шевеля запекшимися губами. Обжигающе горячий, если дотронуться до него сейчас.
Он запел ту же самую колыбельную.
— Приди, о сладкая ночь… свет зари погаси… пусть луны ярче горят…
Охотница, стоя на коленях над черепом, медленно подняла и повернула к нему голову, как цветок, тянущийся к солнцу.
— Что?.. — Она коснулась рукой волос, глаза, устремленные на Бранта, сверкнули. — Что ты… не…
Он, ничего не слыша из-за собственной муки, выдохнул:
— Приди, о сладкая ночь… горести дня прогони… тихие сны навей…
Лицо богини исказилось болезненной гримасой. Она впилась в собственный лоб ногтями так, что выступила кровь, изобилующая Милостью. Заскрежетала зубами. Потом проскулила:
— Нет… перестань…
— Продолжай, — сказал Тилар.
Маррон услышал это, быстро глянул на Бранта, на Охотницу. Богиня и мальчик были сейчас полностью замкнуты друг на друге.
Охотница обхватила голову руками, не отрывая глаз от Бранта, с силой рванула себя за волосы.
— Не должен был возвращаться… я знала… отослала тебя…
— Что происходит? — спросил Маррон, вскакивая на ноги. — Госпожа!
Она не ответила.
Маррон в растерянности попятился. Власть песни-манка над госпожой ослабевала, а вместе с ней исчезала и сила, управлявшая слугами. Лишенные собственной воли, они не понимали, что делать. Одни опустили луки, отступили назад. Другие, наоборот, метнулись к чужакам, угрожая наложенными на тетиву стрелами.
— Ее разрывает на части, — тихо сказал Роггер.
Кто-то из охотников упал рядом с Дарт, уставился непонимающе на свои руки. Из уст его вырвался вой, полный ужаса и горя.
Охотница ответила таким же воплем. По щекам ее, как слезы, стекала кровь.
— Нет! Я не хочу… это так больно!
Она посмотрела на сжатый кулак Бранта. Затем отпрянула, рухнула на пол, закрыла лицо.
— Что я наделала?..
Череп, о котором забыли сейчас и Маррон, и Охотница, тем временем притянул к себе кое-кого другого. Исполненный любопытства, тот начал подкрадываться к нему, и только теперь Дарт заметила огненное свечение.
Сердце у нее замерло.
— Щен… не смей! Отойди!
Но было поздно.
Нос Щена коснулся мертвой кости. И, как всегда, соприкосновение с Милостью мгновенно втянуло его в этот мир. Он обрел плоть, и тельце его ярко засияло, видимое теперь всем, подобное бронзовой статуэтке, плавящейся в кузнечном горне.
Его увидел Маррон. Охотник, пребывавший в смятении, нашел наконец на чем сосредоточиться, кого обвинить в происходящем. Одной рукою ткнув в Щена, другой он схватился за лук. И завопил:
— Демоны! Они привели демонов!
Щен, привлеченный его движением, поднял голову. Едва он перестал касаться черепа, так тут же пропал из виду, словно задули свечу. Исчез для всех, кроме Дарт.
Маррон настороженно двинулся по кругу, ища взглядом демона, не нашел. Но наткнулся на то, что по-прежнему лежало на полу без присмотра.
— Череп! — закричал охотник. — Он проклят! Порождает демонов!
Брант, силившийся вырвать корни песни-манка, на мгновение отвлекся. Этого хватило, чтобы власть ее вновь окрепла и Маррон обрел решительность.
Он метнулся вперед, высоко занес ногу и с размаху ударил в череп каблуком сапога. Кость разлетелась на осколки. Один попал Дарт в колено.