Ведьмин огонь - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Клеменс cтр.№ 37

Фардайл поднял морду, и их узкие глаза встретились. От глаз волка шло к Могвиду успокаивающее тепло, в котором проносились смутные мысли и образы, переполнявшие его волчьего брата: Солнце садится. Пустой живот. Ноги сами рвутся вперед. Могвид понимал, что это значит — то, что день кончается, а им до ночи надо пройти еще ох как много.

— Я знаю, — громко ответил Могвид, хотя тоже мог разговаривать образами, как Фардайл и как все сайлуры. Но надо было упражнять язык. Скоро он окажется среди людей, и, чтобы все сошло хорошо, надо и говорить хорошо, не выдавая себя речью. — Но я не хочу покидать дом!

Фардайл понурил голову и ответил: Материнские соски, полные молоком, запах леса, густой и веселый, звери, прячущиеся с восходом солнца. Что ж, волк тоже скорбел об оставляемом лесе.

Но они должны это сделать. Это приказал старейшина, а словам его следует повиноваться беспрекословно.

И все же… Неужели им действительно нужно столь буквально исполнять эти древние приказания?

Могвид перевел дух и сбросил мешок с.плеч прямо в грязь, потом вытащил оттуда ненавистные сапоги, присев под деревом, натянул их, чувствуя, что кладет нежные ноги прямо в гроб.

— А все-таки, может, остаться? — почти шепотом произнес он, не глядя в глаза Фардайла. — Будем жить как изгнанники.

Фардайл зарычал, и Могвид понял: Ядовитые древесные жабы, пруд с накипью водорослей, дряхлый дуб, подернутый желтой плесенью. Лес станет враждебен им и отравлен для них. Отказ от выполнения приказания старейшины не принесет радости.

Могвид знал, что волк говорит правду, но желание нарушить приказ жгло ему душу.

— Я знаю, Фардайл, знаю! Но они сами изгнали нас, — чем же мы им теперь обязаны?

Слова Могвида были полны жара, но лишь жара убеждения — ярость, бушевавшую в груди, он не хотел выдавать Фардайлу. Именно поэтому он и пользовался сейчас словами, а не образами. Зачем волку знать глубину его гнева?

Фардайл нехотя поднялся и угрожающе наклонил голову. Глаза его вспыхнули красным: Хищный паук, женщина, исподтишка нападающая на другую. Ворона, крадущая чужие яйца.

Итак, волк обвинял его.

— Я всего лишь хотел освободить нас от проклятья, — ответил он. — Откуда мне было знать, что все обернется так плохо для нас обоих?

Волк отвернулся, оторвав взгляд от Могвида и дав ему понять, что разговор их закончен.

Могвид вспыхнул, но краской не стыда, а гнева. «Будь ты проклят!» подумал он о волке, который уже слишком долго висел на его шее камнем. И страшная мысль избавиться от него и пойти одному искать свою судьбу среди людей вдруг пронзила душу Могвида. Зачем ему нужен его собственный народ? Они всегда лишь смеялись над ним! Лучше он станет искать свою долю среди людей, и неведомая сила подняла его с корней и вытолкнула на жаркий свет позднего полдня.

Он оглянулся. Свободное от крон, небо над ним было так широко, так просторно! На мгновение он даже сжался перед этим необъятным небом, которое, как тяжесть, пригибало его к земле.

— Идешь? — обернулся он к волку, стараясь говорить беспечно и резко, но голос его предательски дрогнул. Идти в неведомый мир без единого спутника? Нет, пока Фардайл ему нужен. Но только пока.

Волк выскользнул из тени леса, оглядел узкими, косо поставленными глазами горизонт, но ничему не удивился и ничего не испугался. Он просто пошел вперед по каменистой земле, и солнце маслянисто поблескивало на его густой шерсти.

Могвид сощурился. Фардайл всегда был расчетливым, храбрым и благородным, и Могвид давно ждал момента, когда волк сломается и явит свою настоящую сущность. А он, Могвид, поможет этому.

И теперь он долго смотрел, как Фардайл трусит навстречу холмам, а затем, вздохнув, отправился за ним, проклиная в душе мужественное сердце своего двойняшки.

«Но однажды, любезный братец, я все-таки научу тебя бояться!»

Толчук нес безжизненное тело Финшвы, идя прямо, используя обе руки и покачиваясь от тяжести. Подойдя ближе к деревне, он увидел нескольких женщин, выкапывавших какие-то корешки из скудной земли. Заметив его, они демонстративно отвернулись и скривили носы, выказывая отвращение к его выпрямленной фигуре. Обычно перенося тяжелые предметы, огры используют лишь спину да одну руку, опираясь другой о землю. И только когда Толчук подошел поближе, они вдруг разглядели ужасную ношу в его руках. Глаза их распахнулись, и жалобный писк вырвался из нескольких глоток. Женщины немедленно убежали, оставив после себя мускусный запах страха, долго сохранявшийся в холодном горном воздухе.

Но Толчук даже не ощутил его и продолжал свой путь по неровной тропе, ведущей в пещеры его трибы. Спина и руки его болели от напряжения, но что это было по сравнению с тем, что он совершил! Он сделал немыслимое, невозможное, ужасное — убил члена своей трибы! Он нарушил святой закон! Даже во время войны убийство разрешалось лишь по отношению к представителям другой трибы.

Пока он шел с окровавленным телом на руках, ему не раз приходила в голову мысль просто бросить мертвого Финшву и убежать. Но поступив таким образом, он неизбежно опозорил бы имя своего покойного отца, а ведь рождение его самого и так бросало на их семью несмываемую тень. Как может он добавить к ней еще и трусость? Поэтому Толчук все шел и шел к пещерам, решившись стойко вынести любое ждущее его наказание.

Вот впереди уже открылась черная дыра — вход в пещеру, которую легко можно было принять за обломки скал. Женщины, конечно, уже подняли на ноги всех, поскольку у самого входа стояла огромная толпа, почти вся триба, начиная от согбенных старцев и кончая детьми с голыми, не обросшими еще ножками. Мелькнуло несколько дубовых щитов воинов. И царила гнетущая тишина. Наконец какой-то малыш, вынув палец изо рта, указал на Толчука, но прежде, чем он успел что-нибудь пискнуть, мать зажала ему ладонью рот. Никто не должен говорить, когда среди них мертвый.

И Толчук был благодарен этой тишине. Скоро он увидит вопрошающие глаза и услышит обвинения, но пока… пока он тоже может молчать.

Сердце его глухо билось, а ноги стали подламываться. Но останавливаться было нельзя — так можно было упустить момент и полностью подпасть под власть страха, и потому Толчук медленно, шаг за шагом, шел вперед.

Один здоровый взрослый огр вдруг протянул навстречу Толчуку толстую, как ствол дерева, руку и раздул широкие ноздри, принюхиваясь к тому, что доносил ему от Толчука ветер. И, разобрав, что это, застыл на месте. За годы жизни в пещерах зрение огров слабело с возрастом — зато сильнее становились обоняние и слух. Огр поднял лицо к скалам и издал короткий вой скорби, разорвавший, наконец, тишину.

Это отец Финшвы узнал своего сына.

Толчук почти остановился. Как признается он в своей вине? Он сжал челюсти до боли и, не сводя глаз с лица старого огра, двинулся дальше.

Однако отец Финшвы уже бежал к нему, толстые ноги гулко стучали по голым камням. Добравшись до Толчука, он резко остановился и неуверенно дотронулся до бессильно свисавшей руки сына.