Добровольная жертва - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Метелева cтр.№ 47

Ночь удлиняла путь. Крепость на самом деле оказалась еще более запутанной и бесконечной, чем я думала все эти годы, в ней проведенные. Чадящие факелы только сгущали темноту.

Я подошла, точнее, подползла к очередной двери, но она вдруг распахнулась, напугав до полусмерти, и в глаза мне ударило жаркое солнце. В снопе света стоял кто-то невысокий и сам словно светился. Когда зрение, наконец, вернулось, свет оказался не таким уж и ярким, всего лишь от двух факелов вместо одного, а человек вполне светонепроницаемым, как и полагается. Но я сразу вспомнила сегодняшний двойной сон вот с этим тоненьким, как свечка, и светлым, как луч, человечком, который разговаривал с Диком. Он и сейчас улыбался как-то несколько печально:

– Мир тебе, дева Радона. Я не со злом пришел к тебе.

– И тебе мир, человек. Добро и зло – вопрос меры, – состряпала я ответ с начинкой из перченой задней мысли. Узнает ли он слова, произнесенные в моем сне?

Начинка попала по назначению: человек поперхнулся и еще более потускнел, но сказал, откашлявшись:

– Мое имя Ольен.

– Прости мое неведение, господин, но я не знаю, кто ты. Добрые гости среди ночи не приходят.

– Не всякий гость – вор. Иной – приносит дар.

– Не всякий дар – благо, особенно ночной.

И что я вдруг окрысилась? Ну, темноту не люблю, даже когда она слепит глаза ярким светом, – раз. И не люблю, когда моим друзьям делают больно даже во сне, – два. И те, кто с добром, говорят свое имя сразу, – три. На счет «три» Ольен предложил перемирие:

– Я прошу тебя, дева Радона, только выслушать меня. А там твоя воля – принимать или нет мой совет. Я – старший в Братине и пришел по давней просьбе твоей матери, госпожи Аболан. Она просила, чтобы ты не осталась без наставления в день, когда твоя изначальная сущность начнет расправлять крылья.

Я замерла. Почему мне так больно? Расправить крылья мне никто не даст… Просто не успею.

– Слушаю тебя, Ольен.

– Это касается формулы Тора, о которой говорил тебе Кирон. Детские считалки – это одно, но ты уже вышла из песочницы, и здесь живут всерьез. По незнанию можно сильно просчитаться.

За бортом моей песочницы оказалось неуютно. Там смотрели такие глаза, что мне хотелось зарыться обратно в песок. В ночном госте была сила, и я преклонилась перед ней, даже не спрашивая, откуда ему известно так много подробностей.

– Буду благодарна тебе за совет, господин.

– Я не господин тебе, дева Радона, – смягчился собеседник. – Называй меня просто Ольен, ты имеешь на это право. Когда-то формулой были только знак и отсутствие знака или обратное знаку. Звенья не были связаны между собой и распадались на пары: добро-зло, верх-низ, да-нет… Это была еще не магия Тора, это была щель, как от удара топора. Но тогда-то и забрезжил первый тварный разум. Формула была совсем простой и замыкалась сама на себя: «Что по ту сторону тьмы? – Свет. Что по ту сторону света? – Тьма».

– Змея, пожирающая самое себя?

– Или порождающая. Есть такой символ. Есть Путь Змеи. Но ты не давай ей пожрать саму себя! Разомкни Путь Змеи и создай Путь Тора, и он станет лучом, летящим в цель. Сила размыкания, или разъятая, – страшная сила, она рвет многие связи, но и раскрывает многие пути. Кирон раскрыл тебя, разомкнув формулу в нужном месте. Ты можешь перевернуть, обратить ее вспять. Или поменять звенья местами, или изъять, и тогда изменится все. Но новое чередование звеньев может оказаться гибельным, а не созидающим. Чем больший круг ты охватишь, прежде чем замкнуть, тем полнее будет Путь. Есть и хитрость – четность и нечетность элементов, привносящая в Путь Тора стабильность круга или развитие спирали. Не забывай только о принципе, расставляющем их в необходимом порядке.

– Так что же по ту сторону Я? – прошептала я, забыв, что вся превратилась в слух.

– Сейчас – я! – мягко улыбнулся Ольен, уходя от ответа. – Пространственные аналогии не должны вводить тебя в заблуждение. Ты можешь замкнуть Путь Тора, когда понадобится, и начать заново. Ты не просто идешь по Пути. Ты – не путник, покорный каждому повороту дороги. Ты сама – путь, которым идешь. Ты его пролагаешь для мира. И твоя жизнь не принадлежит тебе.

Я даже забыла возмутиться еще одним претендентом на мою жизнь. Ее слишком мало осталось. Несколько часов от силы. Пусть берут, не жалко.

Комната Иби, находившаяся на третьем ярусе восточной башни, отданной классу целителей, скорее походила на княжеские апартаменты, нежели на келью смиренной ученицы знахарских наук. Стены исчезли в шелковых драпировках, вышитых ковриках, зеркалах и картинах в роскошных позолоченных рамах. Может быть, колыхание многочисленных занавесок было вызвано сквозняком., отметившим мое прибытие, но мне показалось, что в комнате только что кто-то был. В треножнике рядом с упакованной в балдахины постелью дымилась палочка какой-то вонючей дряни, судя по неутраченной еще длине, только что подожженная. Спотыкаясь о раскиданные по полу коврики и шкуры, я тщательно проверила каждую складку драпировок и для полного спокойствия выглянула в окно. Мало ли… Никого, если не считать зевающей луны, тут же уткнувшейся в облако.

Иби была без сознания. Ее лицо, обрамленное черными слипшимися от пота волосами, было ужасающим. Потрескавшиеся губы сочились кровью, зубы плотно сжимали каучуковое кольцо, в которое были вставлены две трубки – одна для подачи воздуха, Другая для оттока слюны. Жить ей осталось, наверное, считаные часы. И тем более было странно, что больная была оставлена умирать в одиночестве. С ней обязан был кто-то быть. Хотя бы сиделка. Ощущение еще одного присутствия стало невыносимым, и я снова обошла комнату, заглянув в шкафы и под кровать. Никого. Что за чертовщина. Но медлить было уже нельзя, время уходило, и надо было его остановить, обмануть, поймать и превратить в иное.

Время… Времени нет в полном смысле слова «нет». Не существует оно, время! Длительность чего бы то ни было – настолько условная вещь, что… что? А то, что если времени нет, то и смерти нет. Индивидуальной. Личной. Для себя.

Я – не знаю несуществования. Я – есть всегда.

Мы не умираем – умирает мир вокруг нас.

Мы все для себя и в себе – бессмертны. Каждый.

Я подошла к изголовью, обхватила ладонями виски несчастной девушки, совсем не зная, что буду делать дальше, ощущая только необходимость следовать тому, что будет, а не тому, что должно быть, ибо время никому ничего не должно, ибо времени нет, а есть только наше о нем мнение, наше смешное наивное знание о кажущемся порядке вещей.

И этот порядок отнюдь не человеческий, не тот, какой нам мнится. Порядок будет таким, каким мы захотим его видеть, если сможем, ибо и порядка нет, только хаос – неупорядоченный, изначальный, неизбывный, нечеловеческий. Тот, в котором Иби сейчас бесконечно распадается в ничто, переставая быть. Тот, в котором распадается мое сознание, перестающее быть моим, перестающее быть сознанием, перестающее быть… тем, кто связывает хаос… И становящееся, выворачиваемое, выдираемое из небытия изначальной нечеловеческой мощью, бесстрастной страстью – быть, нежаждущей жаждой – быть, чистой возможностью – быть… И в этот бесконечный мучительный миг исчезания, когда нет ни времени, ни вечности, ни самого этого мига, только ничто, которое может быть, а может и не быть – становится все.