- Что за... - брови наставника сошлись в сплошную черту возмущения.
- Невоспитанность, - ровным тоном продолжил Магур. - Воистину так. Я вождь вождей, принявший власть из рук друга моего и брата по оружию, вождя Ичивы. Я получил под руку свою двадцать племен, признавших его и затем добавил еще десять, оказавших уважение мне, я создал единый народ. И когда я принимаю решение о беседе, следует спешиться и поклониться. Это самое малое... - Магур глянул на замерших в недоумении стариков, на двух ранвари, слепо и восторженно взирающих на него, воплощение огня. И повторил им более жестко: - Встаньте там.
- Как грозно и как глупо, - зашуршал злостью голос наставника, покидающего седло. - Бледные-то не признали вождя вождей... Как ты выиграешь следующую войну, выживший из ума старик? Как, если уйду я, последний из признанных и почитаемых не жалкими людьми, но самими духами?
Магур промолчал, ожидая, пока уведут коня. Он понимал: наставник спешился не во исполнение воли - но чтобы, используя силу, не опалить шкуру пугливого животного. Пожилые махиги уже сидели, опустив руки и не слушая разговора: они устали и использовали нежданную возможность целиком для отдыха. Увы, короткого: никто не сомневался, что сейчас произойдет с Магуром, загородившим путь самому наставнику. Будь он хоть великий вождь, хоть король бледных - исход один. И нет уже сил ни спорить, ни даже ужасаться. Магур вздохнул, признавая без слов свою вину: не только Даргуш, но и сам он - допустили подобное. Позволили ничтожеству упиваться властью и уродовать людей.
- Я намерен оказать тебе честь, старик, - продолжил вещать наставник. - Я сам призову карающее пламя, не расходуя силы своих ранва.
- Ранвари, - поправил Магур. - ты придумал так исказить и слово, и суть его... И ты уже поплатился, воистину: ты слеп и не видишь того, что давно зримо даже им, несчастным моим ученикам, обглоданным безумием. Воистину арих прав, велики мои грехи. Я не уделял ему и крохи хлеба, но я отдал тебе прекрасные и полные души. Если разобраться, я свалил живые деревья этого леса - на дрова... И готов был допустить сожжение родного внука! Но, спасибо Плачущей, неизменно дарующей надежду юным, этого удалось избежать.
- Власть духов превыше людской, - голос наставника возвысился и обрел глубину. - Я взываю к пламени... Я, избранный, я, средоточение мощи... Мхаа-риха! Асвари! Вайрихаа...
В руках наставника вроде бы ниоткуда - а вернее, из-за спины, он был приторочен к поясу - возник малый бубен. Темная обугленная древесина, багряная краска на звонкой шкуре бизона, говорливые кольца с амулетами и нити бусин по краю. Наставник взревел громче, голос его загудел, подобно пожару - и безумие огня ярче вспыхнуло в зрачках обоих ранвари, дышащих хрипло, жадно. 'Избранный' завертелся волчком, выбивая по натянутой коже частую дробь, ворох рыжих и алых перьев в его волосах взметнулся огненным кругом. Эхо вернуло крик, усилив звучание. Наставник с разворота, сильным точным движением, выбросил руку с бубном в сторону Магура.
Черный с прожилками багрянца, окутанный сажей и копотью, шар огня взревел и покатился по голым камням в закат, поглощая день, наполняя вечер ужасом и пеплом.
Магур глядел на чудовище и не двигался, позволяя багряному безумию слизнуть свою тень а затем навалиться и подмять, и окружить, и заключить в кокон. И взметнуться, рыча и упиваясь своим могуществом... А затем испуганно отпрянуть, раскрываясь лепестками большого рыжего с синими прожилками цветка. В центре которого в той же позе невозмутимо сидел вождь вождей... теперь лицо его не скрывала тень, бронза кожи ровно лоснилась и даже блестела от пота. На кончиках длинных волос вспыхивали искры, и только глаза оставались прежними - карими, спокойными и человеческими. Хоть в них и отражались блики большого огня, пытающегося вырваться и разомкнуть круг...
- Ты украл у ариха часть его свободы, - тихо молвил Магур. - Ты пытался управлять невоплощенным, связывая силу его с худшим, что есть в нас - людях. Ты соединил пламя с необузданным гневом и слепой местью, с яростью без пощады и жаждой причинения боли. Если бы это получили люди моря, они уничтожили бы не только наш мир, но и свой. По счастью, дважды духи не попадают в одну ловушку. А эту я обезвредил. Велика разница между правом ранва и твоей подлой властью, теперь я вижу это... И я рад, что обрел новую надежду.
Магур утратил интерес к медленно отступающему при каждом новом слове наставнику - пятящемуся и бледному, с замершим искаженным лицом и опущенным бубном, бусины и кольца которого мелко дрожат и позвякивают, выказывая страх и повторяя дрожь руки...
- Я учил вас быть людьми леса, - тихо сказал Магур обоим ранвари, так же слепо и тупо глядящим на огонь, только на него и никуда более. - И я буду учить вас снова, потому что если уцелел хоть малый живой корень, дерево возродится, а мы - деревья... наши души живучи.
- Убей его! - то ли попросил, то ли потребовал один из пожилых махигов, брезгливо отталкивая знаки власти бывшего наставника. - Убей, пока он не скрылся, о вождь вождей. Покарай отступника!
- Он был когда-то ранва, и я помню его совсем иным. Он не уберег свою мавиви, но я верил в его отчаяние и его боль, в искренность его попытки найти для всех нас новый способ общения с невоплощенными, - качнул головой Магур. - Я ошибался и буду нести свою часть расплаты, пытаясь вылечить души нынешних ранвари. Всегда видя в них тех юношей, которых учил прежде и полагал лучшими... Но я без борьбы отдал безумию детей, и уже не смогу вернуть им ушедшие годы и утраченные силы. Я буду платить и стараться исправить ошибки. Он тоже будет платить, и не мне - самому ариху, искаженным именем которого посмел назваться.
Магур провел руками по волосам, сгоняя блики огня и сбрасывая искры. Очертил опущенными вниз ладонями широкий круг, гася пляшущий на камнях цветок огня, почти прозрачный, жаркий и чистый. Ранвари поникли, а затем и сели, бросив шесты с лентами и обхватив руками головы. Их бил озноб: ученикам наставника утрата огня всякий раз казалась кошмаром и крушением мира. Тела корчились от холода, разум едва теплился...
Наставник, никому не интересный, сделал еще несколько шагов, опасливо косясь то на Магура, то на низкое золотое солнце над его головой. Свет был мучительным для глаз, рука Арихада то и дело заслоняла лицо и сгоняла с кожи обильный пот. Дыхание становилось сиплым, сухим и затрудненным. Кожа - теперь это заметили все - после каждого прикосновения все сильнее обвисала свежими морщинами, делалась дряблой и сероватой.
- Тот бой, унесший жизнь твоей мавиви, помнишь его? - Магур, не оборачиваясь к наставнику, указал рукой на юго-запад, на легко узнаваемую для знающих вершину одной из высочайших секвой. - Старейшина племени арангури был свидетелем. Если хотя бы перед мавиви нет твоей вины, если ты защищал её и не желал сохранить власть над арихом страшной и преступной ценой гибели единой души... Иди туда. И прости меня, потому что я с некоторых пор думал о тебе самое худшее. Теперь, впрочем - не важно. Обмануть людей можно, но тебе предстоит не с людьми разбирать свои деяния.
Магур встал, поманил рукой Шеулу, подхватившую одеяло и уже спешащую к бывшим ранвари. Вождь прикрыл веки, отмечая, что яркость заката утрачивается, а шум воды у запруды наоборот, становится отчетливее. Запахи вечера, влажные и терпкие, заполняют воздух, медленно отдающий жар слишком уж близкого гнева ариха. Сила уходит постепенно и осторожно, возвращаемая невоплощенному без сожаления и оставляющая в душе покой исполненного долга. Руки не дрожат, усталость не гнет плечи. И это хорошо: надо укутать обоих бывших учеников, им совсем худо. Затем раздобыть рыбу и развести огонь. Поговорить со старшими, выяснить планы наставника и истинные причины, побудившие его покинуть своё жилище. Наконец, по мере возможности установить настоящую цель странствия, якобы ведущего в степь магиоров, расположенную на юго-востоке отсюда, то есть почти за спиной спускавшихся с гор наставника и его людей. Утром же предстоит непростой спуск к столице, ведь теперь под опекой Магура два старика и два больных воина, сжигаемых лихорадкой утраты ариха... А еще рядом мавиви, которой пора выйти к людям, что для неё вовсе не безопасно, люди-то бывают разные. У девочки слишком много доброты и совсем нет опыта общения.