Воин огня - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Демченко cтр.№ 23

- Наставник, - тихо и сосредоточенно молвил Магур. - Тот, кто сжег души шести моих учеников и кого мы, махиги, посмели счесть равным мавиви.

- Да, он, - согласилась Шеула. - Бабушка много раз просила деда пойти и навести порядок. Только он врач, он так и не научился убивать для пользы. В последние годы дед и бабушка совсем срослись... Сила асхи и асари благоволила Рёйму, а бабушка вспыхивала и хмурилась, пытаясь уравновесить ариха и амат. В общем, бабушка уже не могла назвать деда своим ранва, они вместе были мавиви, двое сразу. И они решили, что принадлежат прошлому, а судьбу наставника и ошибки людей леса должны решать те, кто придет после них. Чтобы не копить обиды и не мстить, но искать путь вперед.

Шеула покосилась на Ичивари, нагнулась к костру, разгребла угли и добыла готовую рыбу в корке из глины. Положила на плоский камень и снова сгребла угли поудобнее. Хихикнула, довольная тем, как сын вождя восхищается её умением общаться с огнем. Ичивари оббил глину и подал рыбу на листьях - сперва деду Магуру, затем мавиви и в последнюю очередь взял остатки себе.

- Как твой бледный дед не умер в лесу от голода, - с долей самодовольства буркнул сын вождя. - Он и рыбу добыть не умел, пожалуй.

Мавиви поймала в ладонь уголек, сжала - и сдула пепел. С сомнением покосилась на рыбу, но есть все же стала.

- Два-три уголька дают столько же силы, сколько одна мелкая рыбина, - негромко сказала мавиви. - Я могу стать сытой по-разному. Напрямую принимая малый дар духов или же получая его через воплощенное, годное в пищу. - Шеула подвинулась опять поближе к Магуру. - Мой новый дедушка... как хорошо!

- Твой новый дедушка хотел бы большего, - задумчиво предположил Магур. - Тебе нужен ранва. Я еще не так стар, чтобы не годиться в защитники мавиви. А ты слишком мала, чтобы полагаться на себя и обходиться без ранва. И, хоть я и принадлежу прошлому, я желал бы навестить наставника и прекратить беззаконие, творимое им. Пока не стало совсем поздно и он не добрался сперва до души моего Чара, а затем и до места вождя махигов. Твоя бабушка могла не понимать, как отравляет яд бледных, именуемый властью... Но я научился новому и вижу это.

- Без наставника мы не сможем одолеть бледных, когда из моря явится новый их корабль, - забеспокоился Ичивари, потом покосился на мавиви и виновато дернул плечом.

- Горячечный бред! - вскинулась мавиви. Потерлась щекой о плечо деда. - У меня теперь есть лучший на всем свете ранва, наш дедушка Магур. Мы пойдем к наставнику, если таков его совет.

- А ты, Чар, отправишься к отцу, - непререкаемо молвил дед. - Покажешь Слезу Плачущей и пояснишь, что разделение души и прочие глупости ей не угодны. Имя Шеулы и само её существование пока не станешь раскрывать.

Ичивари поежился, представив бешенство отца и обреченные тихие слезы матери... Но возражать не стал. Коротко поклонился деду. Тот лукаво блеснул глазами, подмигнул мавиви.

- Безусловно, вождь будет очень зол. Ужасно зол. Он наговорит невесть чего, накажет Чара, потребует отослать гонца к наставнику, оповестить людей степи... и сделает еще много разного. Потом он закроет дверь своей комнаты, плотно занавесит окно. Погасит свет и без малейшего шума станет прыгать от радости и даже, может быть, уронит одну-две слезы. Он любит Чара. И он знает, что обряд разделения лишит его сына. Только выбора нет, так кажется сильному, но безнадежно отравленному логикой, вождю махигов. Очень трудно быть сыном великого вождя Ичивы. Он боится оказаться слабым. И перед лицом бледных, и тем более - перед советом стариков. Трудно нести на плечах бремя чужой славы... и чужих ошибок.

* * *

'Непонимание наше с бледными с самой первой встречи было, как я теперь полагаю, исключительным и всеобъемлющим. Его основу я вижу в некоторых важнейших опорах и ценностях, традициях и устоях. И первой пропастью, не получившей моста и разделившей нас, назову веру. Мы, люди леса, привыкли к тому, что в разных племенах духам поют разные песни и исполняют несхожие обряды. Мы по ошибке сочли Дарующего еще одним воплощением привычного и не восстали против него - почему бы бледным не петь иначе? Мы не увидели в чужой вере ничего враждебного. Хуже: не смогли взглянуть на себя и свою веру глазами бледных, мы даже не пытались, да и не имели должных знаний и опыта размышлений и сравнения... Мы не ведали того, что бледные именуют философией, склонностью рассуждать о дальнем, умозрительном, почти столь же туманном, как мир неявленного.

Для нас стволом важнейшего всегда было выживание племени, наш разум спал, наблюдая смену сезонов и следуя ей безотчетно. Мы не искали нового: не ковали железа, не производили пороха, не знали даже колеса. Но души наши вырастали в живом наблюдении за лесом и великой любви к зеленому миру. Мы не знали слова 'вера', и обряды наши были скорее уж праздниками сезонного круга, но не способом выделения особой группы людей; не тропой, позволяющей им добраться до власти и встать рядом с вождем, а то и выше вождя, чтобы говорить от имени богов и, прикрываясь их волей, миловать, карать, судить.

Мир бледных - машина. Даже вера в нем - машина, состоящая из шестеренок традиций и приводов обязанностей. Она гнет непокорных и ломает даже самые крепкие деревья душ, хотя должна - взращивать и наполнять жизнью. Вера бледных не приемлет соседства иных воззрений. Несущие её нам в грохоте выстрелов и пороховой гари воины не искали понимания. Они добивались отказа от зеленого мира и полного подчинения тому, кого именуют Дарующим. Именем его оправдывали самую тяжкую несправедливость и самую большую кровь.

Но я, человек зеленого мира, не нахожу в своей душе озлобления против неведомого бога. Мне жаль его. Как отцу, пережившему утрату детей - жаль... Убивая нас, бледные губили остатки живого и лучшего в себе, обрекая Плачущую своего мира ронять бессчетное число черных Слез. И делая стену между мирами явленного и неявленного все толще, и устраняя возможность рождения тех, кто наделен даром мавиви.

Но и мы неспроста лишились обладающих единой душой. И вряд ли обретем надежду прежде, чем завершим войну в душах своих и примем, как это ни странно, один из заветов бога бледных - умение прощать. Я долго не понимал этого несправедливого во многом закона, но долгие годы общения с Джанори научили меня размышлять без заведомого отторжения. Всматриваясь в его душу я осознал: прощение всегда было присуще нам, пусть и облеченное в иную форму - допущения иных воззрений и мирного соседства, пожалуй. Не всем оно было близким и понятным, но мавиви его ведали и принимали, числя частью висари, я уверен'.

Из дневников вождя вождей Магура

Возвращаться домой оказалось трудно. Он, сын вождя, нашел мавиви! Его дед теперь ранва! Он знает, что наставник злодей и враг живого леса! Он был в долине Плачущих ив и слушал их шелест всю ночь, и душа пела, и мир отзывался... Он сидел у костра рядом с Шеулой, самым удивительным существом и очень родным, пусть и знакомы они недавно.

Столько всего произошло! Столько важного, бурно кипящего под крышкой обещания хранить тайну, обжигающую и мучительную своей невысказанностью... Как молчать? Почему? И угораздило же дать слово самой мавиви, да еще деду - заодно.