Я и мой летучий мышь - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Мяхар, Дарья Ковальская cтр.№ 71

Я… я закрыла рот, сглотнула и поняла, что испытание, скорее всего, провалю. Стою, глотаю слюни перед мужчиной, который пытается мне что-то сказать.

— А? — очнувшись.

Он вздохнул и покорно повторил еще раз:

— Хочешь власти над миром?

Едва не ляпнула «да», но сработал инстинкт самосохранения. Когда такой мужчина произносит слово «хочешь», да еще и с вопросительной интонацией, — значит, стоит ожидать подвоха и огромной гадости. Во всяком случае, мне.

— Власти? — растерянно. Не, так неинтересно. Ну какой из меня агрессор-завоеватель? — А давай наоборот. — Хлопаю ресничками, стараясь не начать ковырять пол носком сапога, кстати, дырявого. Смущенно прячу ногу за ногу.

— Не понял! — выгнув дугой изящную бровь.

— Ну забирай ее себе на здоровье.

— Ты не поняла. Я предлагаю тебе власть над всем миром и каждой тварью. Одно твое слово — и любой склонится пред твоим могуществом. Будь то живое или неживое существо.

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

В глазах блондина шок.

— Ты сумасшедшая? — спросил он, с интересом меня изучая.

Чувствую себя тараканом, зажатым между столом и лупой.

— Знаешь, даже если бы и была — вряд ли бы созналась. Психи — они такие. До конца уверены, что это вокруг все того.

— Хм. А чего же ты тогда хочешь?

Разочарованно на него смотрю. А казался таким умным. Как все же обманчиво первое впечатление.

— Может, ты хочешь меня? — В его глазах появился озорной огонек. Я скривилась, словно мне в рот сунули половину лимона. Огонек пропал, парень выглядел немного растерянным.

— Ты предпочитаешь юных дев?

— Нет.

— Не юных? Не дев? Нелюдей, что ли?

Тяжело вздыхаю и прохожу мимо. Выглядываю из окна и изучаю макушки друзей, кажется, они режутся в карты, пока я тут жизнью рискую! Гады! Пых, кстати, судья.

— Я могу снять ошейник и сделать тебя самой счастливой из женщин, — шепнули рядом.

Дернув плечом, отстраняюсь.

— О себе бы лучше позаботился!

Вопрос в черных прекрасных глазах.

— Сидишь тут один, чуть ли не в трусах, всем предлагаешь… одно и то же. Не надоело?

Он отвел взгляд и посмотрел на лежащего на полу зверя.

— Ты даже не представляешь — как.

— Ну так прекращай. Иди вон выйди, подыши воздухом, развейся. Сидеть в четырех стенах, кстати, вредно для здоровья. Я как-то неделю проболела. Пых чуть не умер, таская мне еду маленькими порциями из таверн. Так к концу недели я готова была по потолку бегать от злости. Так мне надоели моя комната, постель и недовольное брюзжание Пыха. Ты, кстати, сколько уже здесь?

— Триста лет.

Присвистнув, с уважением смотрю на парня.

— Мощно. А чего не уйдешь?

— Для этого меня должна отпустить хранительница.

— И где она?

— Умерла.

Мой взгляд буквально переполнен сочувствием. Может, я зря не подыграла? Он небось готовился, триста лет ждал, а тут явилась я и с порога заявила: «Не хочу».

— Сочувствую. Кстати о птичках, ты тут нигде серого камушка не видел? Мне он позарез нужен.

Парень с интересом на меня посмотрел, потом указал на небольшую неприметную дверь в углу комнаты.

— Ага, спасибо.

— Ты уверена?

Уже шагая к двери, оборачиваюсь и вопросительно поднимаю бровь.

— Власть над всем миром, — улыбнулись мне.

А, ясно. Шутка напоследок. Смешно. Улыбаюсь в ответ и, подмигнув, открываю дверь в комнату, мысленно уже приготовившись к новым ловушкам и ужасам.

Но… там ничего не было. Обернувшись, чтобы высказать шутнику все, что я думаю о нем и его шуточках, — я увидела лишь пустую комнату, с серыми, пластами отваливающимися обоями. В центре стоял небольшой хрустальный столик с кольцом посередине. Кстати, камень в кольце был черным — таким же, как глаза недавнего собеседника.

В комнате не сразу, но нашла потайную дверь в стене. За нею начиналась лестница, ведущая, как я надеялась, на последний этаж. По крайней мере, снаружи этажей было четыре, точно помню. Ну и крыша, но ведь это не в счет? Правда же?

Поднявшись, вылезаю из затянутого паутиной отверстия в стене и изучаю небольшой постамент в центре маленькой каморки, где и разогнуться-то невозможно толком. На постаменте — небольшой серый камушек. И все. Ни алмазов, ни бриллиантов, ни прочих побрякушек.

Подхожу и беру камень в руку. Теплый и шершавый, он удобно лег в ладонь. Осторожно глажу ребристую поверхность, идя обратно к двери.

На втором этаже с шеи свалился небольшой золотой ошейник и рассыпался на тысячу искр, ударившись об пол. На первом с удивлением обнаружила, что камень стал мягким, вязким и… впитался под кожу. Горячий и пульсирующий, он, передвигаясь внутри руки, медленно переместился к сердцу, едва не остановил его и… мигрировал куда-то в область живота, где и устроился — с комфортом и всеми удобствами. Что делала при этом я? Материлась, ползая по полу и вскрикивая от спазмов и боли. Ненавижу магию, как же я ее ненавижу. И как же это больно… В итоге я потеряла сознание. На сколько — не знаю. Может, на минуту, а может, и на века. По крайней мере, мне не довелось увидеть, как пространство и время вокруг меня схлопываются до своих обычных размеров, возвращая башне ее первоначальный облик.

Очнулась я от чьих-то легких прикосновений к моему лицу. Они отличались от прикосновений мыша, но мне все равно почему-то было тепло и уютно, а по телу то и дело пробегали мурашки, напоминая о том, что я все еще жива. Медленно открываю глаза и смотрю в другие — выцветшие, серые, знакомые.

— Бабушка?

Мне улыбнулись, продемонстрировав единственный желтый зуб, и помогли сесть.

— Живая. Надо же. Живая.

Наблюдаю, как она снова щупает мой живот, причмокивая и что-то нашептывая себе под нос.

— Можешь вытащить? — В моих глазах отчаянная надежда зверька, крепко увязшего в капкане.

— А зачем? — удивленно. — Чем плохо, что он внутри тебя?

— Ну… было больно.

— Он приспосабливался, врастал, изучал. Рожать тоже больно, дорогая, однако ж все равно рожают.

— Но… тут не роды.

— Это да.

Мрачно изучаю седую макушку, желая только одного: чтобы мой живот наконец-то оставили в покое.

— Можешь объяснить, что это было?

— А как же. Теперь я все могу. Все, что хошь спрашивай, все объясню.

Довольно улыбаюсь и выжидательно смотрю на бабулю.

Она продолжает гладить мой живот, тут же позабыв обо всем на свете.