Раньше, в начале болезни, Галина Дмитриевна слышала голос
только в телефонной трубке, но потом он стал звучать сам по себе, все громче и
настойчивей. На этот раз слова были произнесены настолько громко, что Галина
Дмитриевна удивилась, почему не просыпается сестра.
– Любушка, прости, – повторила она, почти беззвучно, и
заплакала.
Люба Гордиенко никогда прежде не тревожила ее в эти
единственные, заветные полчаса перед рассветом. Галина Дмитриевна знала, что,
если не останется и этой короткой передышки, если присутствие мертвой девочки
заполнит все сутки целиком, от полуночи до полуночи, она не выдержит и умрет.
Так в чем же дело? Она ведь именно этого хочет. Любушка ждет ее, Любушка
простит ее, но только там, а не здесь.
* * *
Пока не нашлось желающих купить за приличную цену
малогабаритную “двушку” (сорок квадратных метров, последний этаж шестиэтажного
кирпичного дома без лифта, совмещенный санузел, десять минут пешком от метро
“Сокол”). Подобрать две пригодные для жизни “однушки” на ту сумму, за которую
продалась бы “двушка”, было невозможно. Агент, бойкая крашеная блондинка с
вечной сигаретой в углу пунцового тонкого рта, звонила через день и еще ни разу
не сообщила ничего хорошего. То предлагала опустить цену, то требовала очередные
пятьдесят долларов на рекламу.
Смотреть квартиру приходили редко, и каждый потенциальный
покупатель был долгожданным гостем.
Утро майора Арсеньева началось с того, что Марина прокричала
из своей комнаты:
– Ты должен быть дома, придут двое “смотрельцев”, в
одиннадцать и в три.
– Я не могу, я занят, – Арсеньев приоткрыл дверь и тут же
захлопнул ее. Марина лежала посреди комнаты на ковре, водрузив ноги на
конструкцию из диванных подушек. На ней не было ничего, кроме черных кружевных
трусиков, лицо покрывали ярко-красные пятна, а вместо глаз Арсеньев заметил
какие-то желтые кружочки. Ночной гость, вероятно, успел уйти.
– Сегодня твоя очередь! – крикнула она.
– Но ты ведь свободна, ты могла бы их принять, – возразил
Арсеньев. Марина ничего не ответила.
– Послушай, я действительно не могу. Ты не работаешь в
праздники, а я работаю. Мне к половине двенадцатого надо быть в прокуратуре. И
вообще, в ближайшее время ты на меня не рассчитывай, я очень занят.
Высказав все это в дверную щель, Арсеньев постоял немного,
не услышал никакого ответа и отправился в душ. Минут через пять сквозь шум воды
до него донесся настойчивый стук в дверь. Марина возмущенно кричала что-то.
– Кончится это когда-нибудь или нет? – расслышал он,
закрутив краны. – Тебя к телефону, очень срочно! Как же мне все надоело!
Саня завернулся в полотенце, приоткрыл дверь, высунул руку и
взял у Марины трубку.
– Привет, Александр Юрич. Твоя бывшая жена – настоящая
ведьма. Как ты с ней живешь до сих пор? Я бы повесился.
В ухо залилась вода, было плохо слышно, и голос в трубке
показался совершенно незнакомым.
– Кто это?
– Гера из морга. А чего там у тебя хлюпает? Моешься, что ли?
– Да, я в душе. Может, позже перезвонишь?
– Не-е, я потом жрать пойду. Слышь, Юрич, тут вот у меня
трупешник, свежачок, неопознанный. Выловили сегодня утром из озера Бездонка.
Это в Серебряном бору, неподалеку от Рублевского шоссе, там, где Таллинская
улица. Девушка, лет восемнадцать-двадцать, и вроде бы те же феньки.
Изнасилование, обстурационная асфиксия, следы пластыря вокруг рта и на
запястьях, губы накрашены ярко-красной помадой. Правда, дырки в затылке нет, и
одета была, ну, там, платье трикотажное, босоножки. В общем, трупешник пошел
как несчастный случай или суицид, никто ни хрена работать не хочет…
– Погоди, как губы накрашены? – нервно перебил его Арсеньев.
– Какая помада, Гера, если труп находился в воде?
– Совсем недолго находился, часа два, не больше. Вода ледяная,
при такой температуре жир не растворяется, наоборот, застывает. А помада
сверхстойкая. В общем, ты, Саня, приезжай, все тебе расскажу, покажу и дам
потрогать.
– Хорошо, через сорок минут приеду. Было всего лишь девять
утра. Арсеньев поспешно домылся, почистил зубы. На пороге ванной комнаты его
ждала разъяренная Марина в полосатом халате. Клубничные хлопья на ее лице
высохли, потемнели и напоминали запекшуюся кровь.
– Какое счастье, что все это больше меня не касается, –
сказала она. – Гера из морга, труп в воде, у трупа губы накрашены… Господи,
Арсеньев, ты хотя бы понимаешь, как ты живешь, в каком дерьме ты так увлеченно
копаешься? Слушай, а может, это у тебя сублимация? Может, в глубине души ты
маньяк?
– Может быть, – рассеянно кивнул майор, – извини, ты поняла,
что мне надо уйти и “смотрельцев” я сегодня принять не смогу?
– Тогда звони агенту и отменяй. Мне тоже надо уйти.
– Тебе надо уйти из вредности, а мне по делам. Вот сама и
звони, – пробормотал Арсеньев, пытаясь справиться с раздражением, – неужели ты
не можешь принять хотя бы тех, которые придут к одиннадцати? Ведь все равно
провозишься еще часа два.
– Нет, Арсеньев, сегодня твоя очередь! – пропела Марина
сладким голосом и скрылась в ванной.
Единственное, чего ему хотелось сейчас, – это спокойно
позавтракать. Посидеть пятнадцать минут в тишине, выпить чашку крепкого кофе и
съесть порцию овсянки быстрого приготовления. Он терпеть не мог эту овсянку в
пакетиках, но она его всегда выручала.
"Неужели все-таки серия? – размышлял он, наблюдая, как
поднимается кофейная пена в турке. – Допустим, в случае со вторым трупом Гера
ошибся или фантазирует. Но все равно похоже на серию. Платный киллер мог изнасиловать,
воспользовавшись ситуацией. Странно, не типично. Однако почему нет? Но
содранный пластырь, губная помада, идеальный порядок в квартире… Он что,
устроил там генеральную уборку? Между прочим, надо хотя бы немного
ориентироваться в квартире, чтобы в ней прибраться. То есть он бывал там
раньше? Или это сделала домработница? Сколько у нее имелось времени? Вахтерша
видела, как она вошла подъезд в одиннадцать сорок. Вызов зафиксирован в
одиннадцать сорок пять. А в двенадцать мы уже приехали. Бред! Невозможно убрать
квартиру за пятнадцать минут. Значит, это все-таки сделал убийца. Зачем? Искал
что-то, потом стирал отпечатки и попутно наводил порядок? Ерунда. В квартире
обнаружены отпечатки убитых и домработницы Лисовой. Убийца не снимал перчаток,
скорее всего резиновых, хирургических. Нет, серийники действуют совершенно
иначе, и платные киллеры ведут себя по-другому. Но и грабители… Во-первых, они
грабят… А Гера слишком много пьет”.
– Кашку кушаем? – прозвучал над ним вкрадчивый голос Марины.
– Приятного аппетита, служивый. Перед экскурсией в морг очень кстати. Слушай,
Арсеньев, а ты вообще разъезжаться собираешься? Или ты ждешь, что я все возьму
на себя, буду, как дура, искать покупателей, варианты, а потом преподнесу тебе
ключ от новой квартиры на блюдечке? Может, мне еще и вещички твои собрать?