– Товарищ Сирил! – рявкнул Драйтон. (Помнит ведь имя,
стервь калифорнийская!) – Ну что, приказать перекинуть сходню? Заходите в
гости, хлопнем по бокальчику! Гейл,– он показал высоким стаканом на девицу,–
жаждет с вами познакомиться, у нее нет никакого опыта с русскими, вдруг вы ее
научите чему-то полезному?
– Благодарю, недосуг,– сказал Мазур, сделав светский жест.
– Товарищ Сирил, честное слово, мы не из ЦРУ! – заржал
Драйтон.– ЦРУ, между нами говоря, не столь уж щедро оплачиваемая контора,
мальчики из Лэнгли себе не могут позволить ни таких яхт, ни таких девочек! Все
заработано собственными трудами! А вот вы, товарищ Сирил, не из Кей-Джи-Би ли?
Очень уж вы классно болтаете по-английски, а это наводит на подозрения... Кто
еще может у вас знать английский, кроме людей из Кей-Джи-Би?
– Вы читаете чересчур уж старые газеты, мистер Драйтон,–
сказал Мазур беззлобно.– Английский у нас хорошо преподают. И вообще, ваш Кеннеди
в свое время сам признавал, что образование у нас поставлено лучше...
– Ого! – рявкнул Драйтон.– Гейл, малютка, будь
бдительной! Товарищ Сирил начал коммунистическую пропаганду... Осторожно, он в
два счета запишет тебя в колхоз, где все женщины общие... Сирил, не надувайте
щеки так обиженно, я шучу! Нет, в самом деле, заходите, выпьем! Или боитесь
этого вашего комиссара? Он, между прочим, в прошлую вашу стоянку не просто
подглядывал за Гейл и Моникой, а в бинокль на них из своей каюты таращился... Так
что поймет.
– Положительно, все знания о нас вы черпаете из каких-то
замшелых источников,– сказал Мазур.– Комиссаров давно уже нет... кстати,
комиссаров первыми как раз вы придумали.
– Ну?!
– Вот вам и «ну»! Вернетесь в Штаты, сходите в хорошую
библиотеку. Там прочтете: в сороковые годы прошлого века в вашей армии как раз
и ввели комиссаров – правительственный чиновник, надзирающий на моральным
духом солдат. Точно вам говорю.
– Сирил, ну вы точно – Кей-Джи-Би! Откуда все это
знаете?
– Книги читаю.
– Оно и видно, совсем заучились. Позовите лучше вашу
брюнеточку, с которой вы в прошлый раз ворковали у шлюпок, и ступайте в гости.
Мне уже осточертели одни и те же рожи на борту. Не бойтесь, я вас похищать не
стану, я не педик... Кстати, как зовут брюнеточку?
«Сука глазастая,– сердито подумал Мазур.– Не порт, а
форменная деревушка, где каждый чих далеко разносится. Потопить бы тебя, акула
капитализма. Ах, как я потопил бы тебя, будь такой приказ, качественно и в
сжатые сроки пустил на дно. Заряд в пластиковой оболочке, эквивалент примерно
шестисот граммов тротила, в три секунды прикрепляется хотя бы к левому борту,
метрах в трех левее от места, где ржет эта американская жердь, на метр пониже
ватерлинии... прикрыть кумулятивной полусферой, закрепить таковую – и в пять
минут пойдет твоя лоханка к морскому царю...»
Не подозревая о том, что Мазур мог без особенного напряга
проделать с его роскошной яхтой, Драйтон с пьяной настойчивостью заорал:
– Ладно, Сирил, что мы будем собачиться? В самом деле,
валяйте в гости! Посидим, выпьем, распропагандируем друг друга, Гейл вам
покажет свою каюту... Ведь тянет, по глазам видно! Когда вам еще выпадет шанс
побывать на яхте настоящего миллионера?
– Всего наилучшего,– сказал Мазур, сделал ручкой, отвернулся
и направился на ют.
Не стоило чересчур уж долго болтать с этим загнивающим
буржуем – Панкратов, чего доброго, и в самом деле углядит, опять пойдет
писать губерния... За спиной раздался серебристый смех Гейл, Мазур чуть не
споткнулся, сердито ускорил шаг.
Танцы в большой кают-компании протекали не оживленно и не
вяло, как обычно, в общем: восемь пар колыхались в медленном танце, а поскольку
дам более и не имелось, еще человек пятнадцать мужского пола, главным образом
научный состав, подпирали стенку и просиживали стулья, по исконному обычаю
русских танцулек притворяясь, что им ужасно скучно, неинтересно, и вообще они в
глубине души только и мечтают о том, как бы отсюда слинять. Только Волчонок не
выглядел скучающим, поскольку был при деле, надзирал за магнитофоном. Да
вездесущий Панкратов в своем уголке глядел соколом, озаряя угол доброй улыбкой
наставника молодежи, снисходительно допускающего столь безыдейные увеселения.
Правда, как подметил Мазур, взгляд политического сокола частенько скользил по
фигурке аспирантки Светы (что со стороны Панкратова было проигрышно во всех
смыслах, ибо со Светочкой откровенно подружился Дракон).
Мазур присел не в уголке, но и не на виду. Хорошо расслышал,
как Панкратов наставительно сообщил Волчонку:
– Нет, Сережа, ты это импортное вытье убери, есть же
отличная советская эстрада...
– Семен Иванович, это ж у меня «Генералы песчаных
карьеров»,– не моргнув глазом, ответствовал Волчонок.– Фильм, сами знаете,
идеологически выдержанный, о тяжелой судьбе подростков в странах капитала...
Соответствующие рецензии в нашей прессе имели место быть.
– Да? – с некоторым сомнением сказал замполит.– Не
врешь?
– Семен Иваныч, сами можете в библиотеке порыться.
Панкратов вздохнул:
– Ну ладно, запускай уж...
Не дожидаясь, когда Волчонок установит бобину, Мазур встал и
целеустремленно направился в тот угол, где рядом с Ириной так и вился тот,
пижонистый и хлыщеватый, один из тех, кто представлял на судне чистую науку. То
ли кандидат, то ли уже доктор, из вундеркиндов, в общем. Небрежно бросил ему:
– Пардон, месье...– и, закрепляя успех, повернулся к
Ирине: – Вы позволите?
Кажется, выиграл раунд: бородатый вундеркинд не успел
опомниться и предпринять контрмеры, а Ирина с мимолетной улыбкой, снова
заставившей его старлейское сердце ухнуть куда-то в сладкую тоску, послушно
пошла впереди него на середину кают-компании. Тут и мелодия грянула из
обшарпанных динамиков, грустная, плавная, завораживавшая совершенно непонятным
языком – португальским, кажется. Знатоков португальского в группе не было
ни единого – слишком много времени прошло с тех пор, как островами владели
«португезы», всякое их влияние давно исчезло и язык тоже...
В мозгу у Мазура сам собой ложился на музыку чей-то
доморощенный перевод, который они на базе пели под гитару:
Пускай опасность ходит по пятам, да, по пятам...
Нас полицаи ловят здесь и там,
и здесь, и там, и здесь, и там.
Нас генералами не зря зовут,
они себя в обиду не дадут...
Ирина колыхалась в его объятиях, полузакрыв глаза, но Мазур,
с женщинами, в общем, не новичок, все же не чувствовал, чтобы между ними
проскочила пресловутая искра, установилась не определимая словами связь. Он был
сам по себе, девушка – сама по себе, и от этого брала тоска. Чуть опустил
голову, коснулся щекой ее распущенных темных волос, попытался притянуть к себе,
на самую чуточку, чтобы только это было многозначительно и выломилось за
пределы обычных танцевальных объятий. И тут же почувствовал, как ее тело под
тонким платьем легонько напряглось – опять-таки знак, не позволивший сократить
дистанцию ни на миллиметр.