– Ты мне зря на ноги смотришь воровато,– усмехнулась она с
самым невинным видом.– На женские ноги надо смотреть открыто, прямолинейно, с
демонстративным нахальством – тогда никакой неловкости у смотрящего и не
возникает...
– Вот так? – сердито спросил он, стараясь не
конфузиться.
– Примерно. Только без этого глуповатого вида. Ох, мальчишка
ты еще... И раздевать взглядом нужно небрежно. Когда ты так таращишься, слышно,
такое впечатление, как пуговицы с треском отлетают... Ну что ты насупился? Я шучу...
Героическими усилиями Мазур пытался отогнать неуклюжую
неловкость. Непонятно, отчего он в ее присутствии цепенел и каменел: не пацан,
чай, женщины были, в том числе две недавних экзотических иностранки, трех
человек убил... А вот поди ж ты, чувствуешь себя полным идиотом, в толк не
возьмешь, как бы стать непринужденным и уверенным, язык не ворочается...
«Странно получается,– констатировал он.– Ну не может же это
быть от любви? Я Аньку люблю, без дураков, но с ней сроду не цепенел, обращался
уверенно, будто автомат разбирал, так, что однажды хамом неандертальским
обозвала...»
Может, все дело в том, что Ирка – дочь адмирала? Не
самого, конечно, высокого, обычного, в общем. И все равно, иной круг, иные
орбиты, хлопцы дважды видели, как ухажеры ее катали на самых настоящих
иномарках...
Иллюминатор был приоткрыт, слышно, как в кают-компании в
третий раз заводили «Кукурузные хлопья», из-за отсутствия слов на импортном
языке не вызывавшие у товарища Панкратова приступа идеологической бдительности.
Со своего стула Мазур видел широкую полосу темной воды, на которой лежали
отблески ламп «Сириуса»,– мистер Драйтон изволил где-то мотаться, должно быть,
ушел в ночной океан прожигать жизнь согласно разгульным нравам акул
империализма. Хорошо ему сейчас, загнивающему: кругом, до горизонта, черная
гладь, над головой сияют огромные звезды, на ярко освещенной палубе блондинки в
бикини...
– А ты у нас, оказывается, супермен,– сказала Ирина, глядя
поверх бокала загадочно и дразняще.– Как в том американском кино. Героические
броски по джунглям, драки с пиратами...
– Ты потише,– сердито бросил Мазур, в котором на миг
проснулись жесткие требования устава.
Кто-кто, а уж она была посвящена во все его дела –
как-никак сама зашифровывала длиннейшие докладные Дракона и ответы на них.
Неимоверно хотелось спросить, что же все-таки отвечал Центр, в деталях и
подробностях, но Мазур не мог нарушать устава и строжайших предписаний. Никто
не имел права выуживать у судового шифровальщика содержание прошедших через его
руки телеграмм, помеченных в данном случае всеми мыслимыми грифами секретности.
– Ты не переживай,– сказала Ирина.– У тебя все в порядке.
– Я знаю,– угрюмо бросил Мазур.
Она улыбчиво прищурилась:
– Жутко интересно, как там у тебя было с той негритянкой?
Она совсем черная, как сапог?
– Нет,– сказал Мазур, не зная, куда девать глаза.– Я бы даже
сказал, светло-кофейная.
– Но красивая?
– Красивая.
– А интересно, как это все было? Было что-нибудь такое...
экзотическое, чего у нас не бывает?
Уставясь на нее, Мазур от растерянности бухнул хамски:
– Не было у меня случая вас сравнивать...
Она нисколечко не обиделась, засмеялась:
– Кто же в этом виноват, кроме тебя самого?
Окончательно потерявшись, он пробормотал:
– Ну да, зависит от меня что-то...
– Пацан,– сказала Ирина мягко.– Женщину никогда не завоюешь
галантной робостью. Посмотрит она, как ты потеешь и жмешься, да и пойдет
подальше... Туда, где тебя нет. Магически действует мужская уверенность в
себе... нет, ты только не вздумай неуклюже на меня бросаться, иначе получится
еще хуже. Я и муженька-то выгнала еще и за неумелые попытки разыгрывать
записного покорителя сердец, не имея к тому ни способностей, ни даже навыка...
– А он кто был?
– Тряпка. Разве что в погонах, а в не в цивиле. Кирилл, ты
мне вот что скажи... Эта французская кошка к тебе сейчас не заявится? А то
станет царапаться под дверью, неудобно получится – словно я тебе малину
испортила. Ты скажи, если что, я ведь понятливая, быстренько уберусь.
– Да ничего у меня с ней нет! – вспылил Мазур.
– Снова прокол,– укорила Ирина, наливая себе еще вина.– Ты
сейчас должен был напустить на себя загадочно-невозмутимый вид и таинственным
тоном, сквозь зубы, соврать что-то убедительное. Ну, скажем, вроде того: «Я ее
сегодня не жду...» Вот это бы на меня подействовало. Ты глубоко ошибаешься,
если думаешь, что женщину привлекает демонстративная верность. Если бы я
думала, что у меня есть под боком соперница, такая вся из себя шармант,
настоящая француженка, вот тогда бы и забеспокоилась, как бы не потерять
ухажера...
– Тебе так нравится со мной играть? – потерянно спросил
Мазур.
– Пардон, я женщина или кто? – Она демонстративно
пожала круглыми плечами, не озаботясь одернуть сарафан.– И жизнь моя –
вечная игра...
– А может, я тоже с тобой играю,– сказал Мазур, согласно ее
же советам пытаясь держаться уверенно.– Может, я попросту излишне благороден. И
не хочу, чтобы ты подумала, будто я набиваюсь к адмиралу в зятья...
– Бог ты мой, неужели у тебя серьезные намерения? –
прыснула Ирина.– А я-то, дура, счастье свое упускаю... Положительный, насквозь
секретный, с перспективами быстрого служебного роста... Испробовавший и
негритянок, и француженок морской волк, с которым в постель ложиться страшно,
еще буду смотреться Дунькой с камвольного комбината... Мазур, сделай мне
предложение по всей форме, а? Чтобы мое неопытное девичье сердечко размякло,
как воск, и я потеряла голову...
Он прямо-таки затравленно вскинул глаза, силясь подыскать
подходящую реплику, волшебным образом превратившую бы его в настоящего,
уверенного ловеласа без страха и упрека. Не нашел, конечно.
– Ну ладно, надоело мне тебя мучить...– сказала Ирина,
громко отставила бокал, подошла к нему вплотную.– Свет гасить не нужно, я уже
не маленькая...
Каюту он так и не запер изнутри, но это не имело значения.
Легкий сарафанчик словно сам собой порхнул в угол, и совсем скоро старший
лейтенант Мазур, замирая от страха показаться неумелым, на узкой морской койке
получил то, к чему стремился, все переменилось самым волшебным образом –
ни насмешки, ни стремления властвовать, Ирина, закрыв глаза, подчинялась так,
что порой становилось страшно: а вдруг проснешься? Он осмелел настолько, что
решился претворить в жизнь кое-что пережитое с Мадлен, но и тут не встретил ни
малейшего сопротивления, Ирина после первого легонького нажима его ладоней без
подсказки гибко извернулась, опустилась на колени у койки и, бросив лукавый
взгляд сквозь рассыпавшиеся пряди волос, приникла. «Кто-то же учил»,– успел еще
ревниво подумать Мазур, но тут же, с глупой ухмылкой таращась в потолок,
почувствовал себя на седьмом небе. Учитывая незапертую дверь каюты, это было
форменное безумие, кто угодно мог вломиться, от вахтенного матроса до грозного
товарища Панкратова, но Мазур, содрогаясь от удовольствия, чувствовал себя под
защитой волшебной шапки-невидимки.