Денарий кесаря - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Дроздов cтр.№ 22

Как ни спешил Элий в Рим, но в ближайшем городе нам пришлось задержаться. Местный префект, когда ему доложили о сражении на дороге, поначалу изумился и выслал конную турму для проверки сведений. Та вернулась к полудню и привезла на повозках, взятых у местных жителей, тела убитых разбойников. Трупы свалили на рыночной площади, и к часу девятой стражи весь город смог удостовериться в отваге римских солдат.

Галла и еще нескольких убитых опознали – они служили в местной когорте. Галл был опционом и часто жаловался на скупость Рима, платившего крохи заслуженным ветеранам. Летом прошлого года Галл и еще несколько солдат дезертировали, префект поклялся их найти и примерно наказать, но о беглецах не было ни слуху, ни духу. Вспомогательная когорта кроме города охраняла и участок дороги, поэтому Галл хорошо знал все ее повороты и расщелины, к тому же он был родом из здешних мест. Выходило, что ему удалось собрать по здешним селениям ватагу из бесшабашного люда, она наделала бы много бед, не вздумай бывший опцион проверить на стойкость преторианцев. Городские магистраты решили, что Галла подвела алчность, хотя преторианцы как один были уверены, что спас их Луций Корнелий Назон Руф. Не окажись рядом лугдунумского префекта, неизвестно, кто сейчас бы считал сестерции…

Специально отряженный десяток всадников был послан для ареста хозяина гостиницы, сообщника Галла. Но солдаты его не нашли – хозяин бесследно исчез. Видимо, он узнал о случившемся раньше, чем префект города. Племянник хозяина показал солдатам документ, из которого явствовало, что гостиница и все в ней, включая рабынь, отныне принадлежит брату беглеца. Никто не сомневался, что сообщник разбойников притаился где-то до лучших времен, а то и вовсе подался куда-нибудь в Испанию. Никого это не удивило. Содержатели римских гостиниц имеют дурную репутацию, в любом городе вам расскажут десятки историй о несчастных путниках, на свою беду решивших отправиться в дальнюю дорогу с большими деньгами…

Лекарь городской когорты зашил раны преторианцев и настоял, чтобы Гая, истыканного копьем, оставили до выздоровления – путешествовать ему было опасно. Среди захваченных в плен разбойников бывших солдат не оказалось. Префект города допросил пленных галлов и решил, что вешать их нужды нет. Имелось на то и другая причина: империя не воевала, рабы были в цене. Незадачливых разбойников тут же продали: испанские рудники нуждались в молодых и сильных руках. Половину вырученной суммы городские власти отдали победителям, отец от своей и моей доли отказался, так что деньги поделили Элий и его солдаты. Еще раньше местному кузнецу было продано захваченное у разбойников оружие, барышникам – повозки и кони, поэтому каждый из преторианцев получил по тысяче с лишним сестерциев (Элий, понятное дело, много больше). Надо ли говорить об их радости! Преторианцы торжественно преподнесли отцу дубовый венок – высшая награда, какую солдаты могут присудить начальнику. Венок получился некрасивым, из веток с сухими листьями, но дорог был почет. Юний потребовал преподнести венок и мне, но тут воспротивился Элий: венок полагался за спасение в бою товарищей, а Юний не был солдатом. Элий возражал не со зла, после боя на дороге он относился к нам с отцом с нескрываемым уважением, но порядок есть порядок, дубовый венок от солдат – это не бронзовая медаль на панцирь, им гордятся даже легаты.

Павших в бою Постума и Децима схоронили со всеми почестями. Обычно убитых солдат закапывают в землю, но в этот раз были устроены погребальные костры, принесены полагающиеся жертвы, после сожжения Элию вручили урны с пеплом. Постум и Децим принадлежали к уважаемым трибам, их праху суждено было упокоиться в семейных склепах у стен Рима. Отец и Элий не преминули принести жертву в храме Марса, где бородатый понтифик заклал на алтаре белого, без единого пятнышка, козленка.

Жизнь в маленьком городке скучная, истребление римскими воинами таинственной шайки разбойников всколыхнуло ее до основания. Все хотели видеть героев. Богатейшие горожане наперебой звали нас на пир; если б мы приняли все приглашения, то потратили бы месяц, обходя дома. Поэтому каждый из преторианцев отправился куда захотел, Элию, отцу и мне пришлось принять приглашение префекта. Тот постарался. В нашей семье любили вкусно поесть, но это была простая еда: мясо, рыба, фрукты, сладости. Моя мать выросла в бедной семье, ее первый муж был скуп, отца воспитывал бывший опцион – несмотря на богатство, Назоны не принадлежали к безумцам, готовым отдать за диковинную рыбу упряжку волов. Префект, чье имя я запамятовал прошествии стольких лет, на безумства не скупился. Он настойчиво угощал нас диковинными блюдами, но оценить их по достоинству смог только Элий – привык в Риме. Мне краснобородка, томленная на пару из сладкого вина со специями из Индии, показалась приторной. Зато вино было великолепным: чуть терпкое, без малейшей кислинки, с густым вкусом солнечного осеннего дня. Раб услужливо наполнял мою чашу, я и не заметил, как отяжелел от выпитого. Заметил отец. Он учтиво попросил хозяина пиршества позволить мне отдохнуть после тяжкого дня, и тот милостиво согласился. Я об отдыхе не просил, но спорить не приходилось; поблагодарив префекта, я поднялся, и раб проводил меня в отведенную для сна комнату. Следом вошла юная служанка с тазом для омовения…

Память начинает меня подводить. Мне всего пятьдесят три – на год больше, чем было отцу в те дни, а я не могу вспомнить, как звали эту рабыню. Афина? Артемида? Киприда? В Риме любят давать рабыням имена греческих богинь. Ту худенькую гречанку с огромными черными глазами тоже звали как-то так. Пусть будет Артемида… В ней было все: легкость и стремительность богини охоты Дианы, решительность и напор Афины, нежность и нега Киприды… Хозяин ли ей велел ублажить юного центуриона, или она решилась по собственной воле – не знаю… Тогда мне очень хотелось верить, что она сама… По приказу так не целуют и не ласкают…

Зачем я вспоминаю это сейчас, спустя столько лет? Это грех, прошлое от которого я давно отрекся. Грех был… Но была в ее ласках и какая-то исступленность в сочетании с неумелостью. Гречанка не была искушена в любви, но отдавала себя с такой радостью, с такой искренностью, что это даже пугало. Наивная девочка, которой было столько, как и мне, а может и меньше! Чего она ждала от юного центуриона, волей случая занесенного в дом ее богатого хозяина. Сытной и красивой жизни? Свободы? Или любви, о которой мечтают все девочки ее лет? Пьяному центуриону требовалось иное… Прости меня, Артемида…

Щедрый префект помимо угощения подарил преторианцам новые одежды, заменил им сломанные пилумы, разбитые щиты, выщербленные мечи. Нам поменяли коней, отец, пересчитав мешки в повозке, заново ее опечатал. Спустя два дня после сражения с разбойниками наша поредевшая колонна выехала на Виа Эмилиа, дорогу, ведущую в Рим…

* * *

Непредвиденная задержка в пути заставила Элия спешить пуще прежнего. Мы скакали, пока кони и люди не выбивались из сил, с рассвета до заката, останавливаясь в гостиницах лишь для короткого отдыха. Дорога, милевые столбы, гостиницы, почтовые станции – все слилось для меня в одно серое пятно, как природа в ненастный зимний день, и расчленить это впечатление на детали моя слабеющая память уже не в состоянии. Запомнилась лишь короткая остановка в Равенне. По каменному мосту мы пересекли реку Рубикон и ненадолго остановились в гостинице. Здесь Элий и его преторианцы переоделись: сняли "браки", надев вместо них короткие форменные штаны до колен, сложили шлемы и пилумы в повозку, заменили простые дорожные плащи на форменные. За Рубиконом начинались исконные римские земли, преторианцы не хотели появляться здесь в длинных варварских штанах и при полном вооружении. Мы с отцом тоже сменили запылившуюся дорожную одежду, по совету отца я снял доспехи и меч. Отец также сложил оружие в повозку, оставив только панцирь – чтобы не выглядеть пленником в окружении вооруженных преторианцев.