Вечная ночь - читать онлайн книгу. Автор: Полина Дашкова cтр.№ 47

— Но он не убивал своих учеников, — возразил Дима.

— Не убивал, — кивнул Гущенко, — но домогался, приставал к девочкам, об этом многие знали. С одной ученицей заперся на ключ в классе после уроков, чуть не изнасиловал. Она стала кричать, потом выпрыгнула в окно. Когда все вскрылось, его даже не посадили, просто тихо уволили из школы. Если бы кто-нибудь отнёсся к этому серьёзно, если бы его тогда, в конце шестидесятых, обследовали, изолировали, сколько жизней могли бы спасти! Многие убийцы-педофилы работали с детьми. Маньяк Сударушкин был талантливым детским врачом, лечил ДЦП и убивал своих маленьких пациентов. Маньяк Сливко, который двадцать лет истязал, зверски убивал мальчиков и снимал их агонию на любительскую кинокамеру, вообще был заслуженным учителем РСФСР. Знаете, одно из профессиональных заболеваний учителей, помимо варикозного расширения вен, близорукости и воспаления голосовых связок, — патологическая ненависть к детям.

— Те три подростка нигде не учились, — сказал Дима.

— Вы уверены? — Профессор прищурился. — О них ведь до сих пор ничего не известно.

— Именно поэтому я уверен. Если бы они учились, их бы непременно кто-нибудь опознал. Одноклассники, учителя.

— Вы так думаете? — Гущенко выпустил аккуратное колечко дыма. — Вы должны помнить, что в распоряжении следствия не было ни одной нормальной, живой фотографии. Имелись снимки трупов. Смерть очень меняет лица, вам ли не знать? Художники, которые рисовали портреты, тоже отчасти фантазировали. В газетах и по телевизору показали посмертные слепки, и только.

Соловьёву нечего было возразить. Профессор, как всегда, рассуждал вполне логично и говорил правду. И тут Гущенко неожиданно сменил тему.

— А скажите, Дима, у вас ведь с доктором Филипповой особые отношения? Вы учились вместе в школе, а потом даже, кажется, были немножко женаты?

— Мы не расписывались, — сказал Соловьёв и почувствовал, что краснеет.

— Напрасно, — задумчиво произнёс Гущенко, — вы очень подходите друг другу. А Женю Качалову всё-таки убил не Молох. Это мог быть кто-то из её знакомых. Например, отец её ребёнка. Подумайте об этом варианте. Кстати, вы ещё не выяснили, кто он?

— Нет.

— Попробуйте его найти, это очень важно, уверяю вас. Может быть, он женатый человек, боялся огласки, мести со стороны отца девочки и подделал почерк Молоха, чтобы его никто не мог заподозрить. Такое в истории криминалистики уже бывало. Вы не согласны?

— Что бывало в истории криминалистики — согласен. А что это подражатель — всё-таки не верю, — сказал Соловьёв.

Гущенко загасил сигарету, посмотрел на часы.

— Ох, заболтался я с вами. На самом деле мне давно пора. Сейчас придётся ехать час, не меньше. Пробки страшные. Удачи вам, следователь Соловьёв. Рад был пообщаться.

* * *

— Ольга Юрьевна, правда, что вы раньше работали с серийными убийцами? — спросил мальчик.

— Правда.

— А почему ушли? — спросила девочка.

— Потому что устала. Слушайте, господа студенты, у нас, кажется, сейчас совсем другая тема.

Они столпились вокруг доктора Филипповой, смотрели на неё горящими глазами. Только что им было скучно. Депрессии, старческое слабоумие — что же тут весёлого? Но вот один из них решился спросить про маньяков, и мгновенно всем стало интересно. Оля не собиралась отвечать, но их как будто прорвало.

— А почему разогнали группу Гущенко?

— По приказу министра.

— Правда, что людоед, который делал пельмени из женщин, сбежал из больницы и теперь на свободе?

— Правда.

— Маньяки испытывают раскаяние, муки совести?

— Да.

— Все?

— Почти все, в той или иной форме.

— Откуда они берутся?

— Этого никто не знает.

— Но когда-нибудь удастся найти причину, почему они становятся такими? Что это? Тяжёлое детство? Травмы черепа? Шизофрения?

— Иногда, но не всегда. Слишком мало опыта в изучении их психики, чтобы обобщать и делать глобальные выводы.

— Вы видели Чикатило? Говорили с ним?

— Видела, говорила.

— Ну и как?

— Никак. Ни рогов, ни клыков. Ничтожный, вежливый, нудный, любил рассказывать о себе, был недоволен, что его личностью мало интересуются, мало изучают его богатый и сложный внутренний мир. Если не знать, кто он, невозможно представить, что это жалкое существо способно кого-то убить.

— Расскажите про самого страшного убийцу, с которым вы работали.

— Вообще-то, у нас здесь не пресс-конференция.

— Вообще-то, лично я собираюсь заниматься судебной психиатрией, — заявила высокая худая девочка, глядя на Олю из-под красной чёлки, — не знаю, как остальные, но я от вас, Ольга Юрьевна, всё равно не отстану.

Оля поняла: эта не отстанет.

— Что именно ты хочешь услышать?

— Кто был самый страшный? Кто не испытывал раскаяния, вообще никакого? В ком не было ничего человеческого? Ни жалости, ни совести, ничего.

— Я уже сказала, угрызениями совести мучился каждый. Ну почти каждый. Убийц, которые вообще не знали раскаяния, я встречала совсем немного. Может быть, только одного. Он, пожалуй, был самым страшным. Вячеслав Редькин.

Она назвала имя, тут же отчётливо вспомнила лицо и подумала: «Кого же он мне напоминает?»

Румяный белокожий красавец, в свои семьдесят он выглядел на сорок. Главный инженер приборостроительного завода. Москвич с высшим техническим образованием. Женат. Двое детей, четверо внуков. Завёл себе потихоньку вторую тайную семью. Познакомился с прелестной девушкой двадцати трёх лет, доброй, тихой, улыбчивой Инночкой. Снял скромную квартирку на окраине Москвы. Законной супруге говорил, что отправляется в командировку, а сам ездил к Инночке. Ситуация вполне банальная, можно сказать, типичная, если бы не некоторые детали. Инночка имела диагноз — олигофрения в стадии дебильности. Каждый год она беременела и рожала. Редькин сам принимал роды. Плаценту съедал сразу. Кровь, печень, сердце и мозг младенцев хранил в холодильнике, потреблял маленькими порциями, запивая грудным молоком своей возлюбленной.

— Видите, как я потрясающе выгляжу, — говорил он Ольге Юрьевне и профессору Гущенко, — я забочусь о своём здоровье, хочу прожить сто двадцать лет. Я изучаю и использую древнейшие рецепты эликсиров молодости. Вы ведь потребляете животный белок, правильно? Гемотаген из телячьей крови. Косметика на основе плаценты. Даунята, которых рожала Инночка, от телят ничем не отличаются. Да и сама она разве человек? Зато я — смотрите, здоров, хорош собой. Кровь с молоком.