Госпожа яблок - читать онлайн книгу. Автор: Марта Кетро cтр.№ 22

Обученные переступать по коврам на семидюймовых каблуках, бывшие богини не могли удержаться на ногах в обычной городской суете, были плохо образованны и не имели навыков выживания – точно как подрощенные элитные щенки, выброшенные на помойку. Мир обошелся с ними отвратительно, а миллионы женщин, в своё время сходивших с ума от зависти к призрачным телам, теперь могли злорадствовать, сколько влезет. Девочки были ни в чём не виноваты – как нераспроданные Барби из обанкротившегося магазина игрушек, и от Мардж требовали каких-то слов, но она лишь пожала плечами – справедливости не существует.

Пришло смешное письмо от Энн – смешное в том смысле, что в нём желание использовать Мардж боролось с неодолимой потребностью её уязвить. Напоминания о долгой дружбе завершались фразой: «Но теперь, когда пришла слава, ты, конечно, не захочешь…» А профессиональные поздравления с переизданием книг не обошлись без шпильки: «Впрочем, с твоим портретом на обложке теперь можно продать всё что угодно, а я вот вышла из моды – во всех смыслах». Энн предлагала свои услуги в качестве биографа, наперсницы и, возможно, публичного представителя: «Я слышала, твоё последнее появление на людях оказалось несколько скомканным…», и в заключение просила о встрече, чтобы «поболтать по душам».

Мардж подумала, что скорее согласится поболтать с коброй – риска быть укушенной не меньше, но, по крайней мере, знаешь, что приползёт без фотоаппарата и диктофона.

Впрочем, Мардж отдавала себе отчёт, что и в ней самой скопилось немало яда: мир вызывал только бессильное раздражение, которое разъедало душу и застило глаза, заставляя видеть лишь дурное. Кругом были они– какие-то надоедливые они, алчные, завистливые, похотливые, хитрые, бесчестные, тупые… Мардж накручивала определения и не могла остановиться. Ощущала, что с каждым словом всё хуже и хуже становится почему-то именно она, будто её отравляет собственная злость.

Ночами донимали сны, в которых приходилось отбиваться от длинных чёрных рук, и часто, уже проснувшись, она успевала заметить, как тьма неторопливо втягивает щупальца обратно – до поры.

Днём по-прежнему уходила в холмы, но ни радости, ни освобождения больше не чувствовала. Не бегала, не падала навзничь, разглядывая облака, – слишком часто замечала в отдалении отблески объективов (биноклей или фотокамер, подсматривающих или охраняющих). Сидела, завернувшись в шаль, издали похожая на горку камней, и в самом деле чувствуя себя маленьким курганом, остатком вымершей цивилизации. Закрывала глаза, потому что ничего не хотела видеть.

Часы тянулись без происшествий, лишь однажды, когда она так коротала время, на её лицо упала тень. Когда пробегает туча и на несколько мгновений прячет солнце, это можно увидеть и сквозь зажмуренные веки. Но тень не уходила, и Мардж нехотя открыла глаза.

Рядом стояла женщина. Ещё не разглядев её толком, Мардж всполошилась:

– Кто вы такая, что вам надо? Я вас не знаю! – С некоторых пор она разучилась быть вежливой, страх быстро побеждает хорошее воспитание.

– Не ори, дочка. Не бойся.

Женщина не шевельнулась, но Мардж показалось, что широкая тёплая ладонь опустилась на её макушку, легко огладила лицо, а потом ободряюще похлопала по спине.

– Называй меня Гуара. [3]

Она села рядом и дала себя рассмотреть. Смуглая, темноволосая, но старая, такая, что черт лица не разобрать, увидишь и скажешь одно – старуха. Мардж на секунду отвлеклась и подумала, что только у зрелости есть отчётливые приметы, а слишком юные или слишком древние существа неотличимы, как цветы на лугу или камни на склоне горы.

– Как вы ухитрились пройти сюда?

– И это всё, что ты хочешь узнать?

Мардж вдруг поняла, что это очень важный разговор, посерьёзнее, чем тот, с влиятельными персонами, но отчего-то не могла сосредоточиться. Мысли разбежались, захотелось нажаловаться на всех, кто испоганил ей жизнь, хотя не было никаких «всех», только стечение обстоятельств и общая несправедливость мира, которую никто не сумеет исправить, даже эта странная женщина.

И она начала бормотать какие-то жалкие слова, которые и в ямку нашептать стыдно, но Мардж их выбалтывала, не в силах остановиться, чуть ли не подвывая.

– Я не знаю своей цены, никогда не знала, всегда пересчитывала на чужие деньги, мерила чужой линейкой; не понимала, красива ли, поэтому судила по числу мужчин, которые меня хотят; таланта своего не чувствовала – раз печатают, значит, есть что-то. По тиражам своё место представляла; ну и сколько платили, столько и стоила. Хорошая? А это как другие скажут. А теперь отняли все шкалы и таблицы, кто теперь будет судить, кто даст знак, кто определит мою цену? Меня ведь теперь все хотят, вроде как самая горячечная мечта сбылась, весь мир к твоим ногам, славы, денег, мужчин сколько пожелаешь. Только они всегда были нужны не сами по себе, а как система координат, чтобы место своё знать, а теперь всё сломалось, сломалось, я ни слова не могу написать, ни шагу ступить, потому что кто же скажет, хорошо или плохо?

– Не надо равняться на людей, дочка. Иди, будто несёшь на голове кувшин.

– Никогда так не умела, а теперь точно не получится. Их слишком много вокруг, Гуара, невозможно сделать вид, будто никого, кроме меня, не существует.

– Уходи туда, где нет людей.

– Да где же их нет? – спросила Мардж устало.

– Там, где они не могут жить.

– Так там и я не смогу.

– Тогда стань рыбой и плавай в море, обернись птицей и летай, беги в лес и будь койотом.

Мардж хотела ответить, но услышала, что кто-то идёт. Обернулась и увидела запыхавшуюся Карен:

– Мне показалось, вы меня звали.

– Вовсе нет, я… – Мардж собралась представить ей Гуару, но той уже не было рядом, только серая тень мелькнула в отдалении. «Или я задремала, или свихнулась наконец-то, что неудивительно. Но Карен об этом знать незачем». – Я пела.

– Вы? Пели?

– Со мной иногда такое случается. Но для всеобщего спокойствия будет лучше, если никто этого не услышит. Я очень плохо пою.

Душной августовской ночью Мардж очнулась от привычного кошмара, но он и не думал прекращаться – длинные чёрные руки всё-таки добрались до горла, зажали рот и нос вонючей тряпкой, потащили куда-то, и Мардж, теряя сознание, всё-таки успела прикрыть ладонью то, что висело на груди вместо крестика. Ночной воздух слегка рассеял вещество, которым её пытались усыпить, но Мардж всё равно утратила возможность сопротивляться и происходящее воспринимала с некоторой задержкой. Тело, перепачканное тёмным, лежит на пороге дома, – и только у ворот она понимает, что это окровавленная Карен. Мардж запихивает в машину человек с тёмным лицом, но лишь когда мотор начинает чихать, она осознаёт, что похититель не в маске, его кожа действительно глубокого чёрного цвета, такого уже не встретишь в Америке. Во время крутого разворота она повсюду видит мешки – да это тела… сколько же народу полегло здесь, почему она не слышала выстрелов… выстрелов. Этот глухой хлопок – выстрел, человек за рулём заваливается на бок, машина катится, но останавливается, увязнув в чём-то мягком, дверь рывком открывается, и мёртвая Карен протягивает руки, грубо хватает Мардж за плечо и тащит наружу.