Осенний полет таксы - читать онлайн книгу. Автор: Марта Кетро cтр.№ 8

Человек, который год или пять лет назад разбил тебе сердце, от которого уползла в слезах и соплях, ненавидя или прощая – не важно, которого не забыла до сих пор, как нельзя забыть удалённый аппендикс, хотя бы из-за шрама, даже если всё зажило. Который ясно дал понять, что всё кончено. Зачем – он – возвращается? Раз в месяц или в полгода, но ты обязательно получаешь весточку. Эсэмэску, письмо, комментарий в сети, звонок. Он хочет всего лишь узнать, как дела, похвастать очередным успехом, позвать в кино, переспать или снова послать меня к чёрту.

Я не могу, я всю жизнь подыхала от недоумения, и не я одна страдаю, потому что ну всё уже, всё – он десять раз с тех пор женат, и я дважды замужем, гадости все друг другу пересказаны, извинения принесены. Я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно.

Такие дела, милый, такие дела – если бросить этот тон и забыть почившего Воннегута, – всё сводится к противоречию: «я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно». Неубедительно? Но это именно то, что я чувствую.

Полюбив, мы открываем доступ к своему сердцу, односторонний канал на сколько-то мегабит, который заблокировать невозможно. И каждый, давно не милый, отлично чувствует линию и раз от разу набирает номер, чтобы спросить: «Хочешь в кино?» И я отвечаю: «Я не хочу в кино. Я хотела прожить с тобой полвека, родить мальчика, похожего на тебя, и умереть в один день с тобой. А в кино – нет, не хочу». Вслух произношу только первые пять слов, но разговор всегда об одном: он звонит, чтобы спросить: «Ты любила меня?», и я отвечаю: «Да». Да, милый; да, ублюдок; просто – да.

Я давным-давно равнодушна, мне до сих пор больно. Я до сих пор выкашливаю сердце после каждого коннекта. Не знаю, как сделать так, чтобы они, возвращенцы эти, перестали нас мучить. Можно быть вежливой, орать, не снимать трубку, но в любом твоём деянии (действии или бездействии) он всё равно услышит ответ на свой вопрос: «Ты любила меня?» – «Да».

В покое оставляют только те, кого не любила. Точнее, если они и звонят, то этого просто не замечаешь. Вывод напрашивается, и он мне не нравится. Может, самой слать им эсэмэски раз в месяц? Расход небольшой, покой дороже: «Я любила тебя». Уймись.

Возвращенцы-2, Другие Возвращенцы, Возвращенцы навсегда…

Мне, как существу маленькому, но внутри себя царственному, давно пристало обзавестись титулованием вроде Ваше Высочество или Ваша Честь, и я думаю, что больше всего подошло бы Ваша Нелепость. Только благодаря общей абсурдности окружающего мира меня не вытесняет из него, как пузырёк воздуха из воды. К счастью, в нашей реальности достаточно лакун, где найдётся место для таких, как я. А может, мы наблюдаем проявление божьего милосердия, пока не разобралась.

И потому бывает неловко узнавать, что кто-то считает меня образцом женской рассудительности: становится тревожно за этих людей – то ли они чудовищно думают о женщинах, то ли о рассудке вообще. С другой стороны, и у меня случаются кризисы авторитетности, и не реже, чем раз в год, я избираю какого-то кумира, который понимает и умеет всё, и начинаю оголтело копировать его тактические приёмы, не очень-то заботясь, чтобы адаптировать их к собственной стратегии. К счастью, это быстро заканчивается.

В основном моя жизнь проходит в череде невротических откровений: «внезапно» узнаю очевидное то о себе, то о других и не устаю радоваться. Недавно поняла, что фразу «я хочу об этом поговорить» использую не в контексте коммуникации – «хочу обсудить нечто с вами», а исключительно как повод для трансляции – «хочу проговорить вслух/написать». Тяга к диалогу исчерпывается формулой «скажи и дай сказать другому», но не «поделись сокровенным».

Или однажды читала в Живом журнале нехитрое девочковое сетование: почему, когда некто всего лишь симпатичен, запросто приглашаешь его встретиться и легко принимаешь отказы, а если интерес особый, то и позвать тяжело, и отказ ощущается как отвергание.

И меня это наблюдение сразило: насколько удобней была бы жизнь, если бы я всегда помнила о таком свойстве человеческой психики. Не терзала бы часами телефон, стараясь написать особо безразличную эсэмэску, не рушилась бы в холодную тоску каждый раз, когда мне отвечали: «Сегодня не смогу». Всего-то и нужно – каждый раз вспоминать, как сама лениво листаю список контактов, выбирая, с кем сегодня пить чай, и как спокойно не соглашаюсь куда-то ехать, если чаю вдруг не хочу.

Действительно, когда испытываю к кому ровное расположение, то отказы просто выбрасываю из головы, они не накапливаются в трагическое «он не хочет меня видеть!». Сегодня не смог, через неделю не смог – так и я способна сорваться по звонку не чаще, чем раза три в месяц. Более того, если кто-то из моих «прохладных» друзей (к их числу отношу и давних перегоревших возлюбленных) действительно больше не захочет меня видеть никогда, ему придётся сказать об этом открытым текстом, иных сигналов не пойму – я же на него не настроена, чтобы уловлять всякое движение души. И мне тогда, в свою очередь, придётся удалить его координаты из всех записных книжек, иначе могу тупо забыть и через год снова случайно спросить, не хочет ли он чаю и поболтать.

В связи с этим откровением поняла, что на мученический вопль «почему они возвращаются?!» есть ещё один ответ, совсем уж обидный: от равнодушия. Не то чтобы они совсем беспамятные дебилы, факт отношений зафиксировали, но не придают ему особого значения. И вот они просматривают контакты, выбирая подружку на вечер, и вдруг вспоминают, что по этому телефону им так прекрасно давали какое-то время назад, и почему бы не попытать счастья ещё разок? А услышав в трубке надрывное «нет!!!», недоуменно пожимают плечами и забывают ещё на пару лет.

Чёрт, очень неприятно это признавать, но похоже на правду, никаких мифических каналов и линий, я ведь и сама такая – если не заинтересована.

Шоколадная медалька первой степени

Я всегда любила храбрых, но интересно понаблюдать, насколько с течением времени меняется моё представление об этом качестве.

Понятное дело, сначала идеалом считался д’Артаньян, рискующий своей дурацкой жизнью по всякому дурацкому поводу. Позже, когда стала девицей, оценила смелость в обращении с женщинами и с законом.

А дальше был некоторый период под лозунгом «измени свою жизнь», изнутри весьма трагический, а теперь классифицируемый как «имей мужество сделать то, что я хочу».

Поясню. Допустим, случился адюльтер, оба несвободны, но любовь-любовь. Ей двадцать пять (+/– несколько лет), она девочка-никто, совершить рывок и уйти из семьи кажется невероятным героизмом, но она готова. А он, а ОН чего-то медлит и тянет, хоть и старше, и вполне самостоятельный. И девочка, в конце концов, начинает злиться, обвинять, изъясняться в терминах «трусость, инерция, лень», потом устаёт, записывает мужчину в подлецы и уходит, разочарованная и в слезах. «Не храбрый».

Господи, какие же мы милые в этот момент. Всё кристально – меня любит, её, видимо, нет, так чего время теряем? Только из-за недостатка твёрдости у подкаблучника этого, не иначе.