Оба стегнули по мне ненавидящими взглядами, но повернулись и вышли.
Я торопливо сосредоточился, стараясь войти в это странноватое состояние, когда начинаешь чувствовать свои вещи, именно те, что принадлежат тебе, признавшие тебя своим властелином…
Первым ощутил кольцо, полученное от Хиксаны Дейт, затем браслет Иедумэля, а чуть позже и все остальные вещи, отобранные у меня.
— Ну, давайте, — прошептал я и, растопырив пальцы, застыл в страстном ожидании, что вот сейчас…
Ага, вот так сразу, одно дело перемещать в своем замке, другое — в суровой действительности.
Я взмок, устал, когда наконец по пальцу стукнуло, я скосил глаза, и сердце забилось ликующе: колечко Хиксаны уже на пальце, словно не снимал.
Чувство уверенности, оказывается, важнейшее звено, теперь, когда получилось с кольцом, почти без затруднений перебросил к себе и все остальное.
По ту сторону полога послышались приближающиеся шаги, по мелькнувшему силуэту видно, двое несут в корзине столько глины, что могу вымазаться до ушей.
— Ричэль, — прошептал я и повернул одну половинку браслета навстречу другой, — Ричэль, где ты…
Я успел услышать скрип двери, но в следующее мгновение от кисти к плечу пронеслись те самые огненные муравьи, вязкая масса сдавила так, что не вздохнуть, в голове пронзительно засвистело.
Глава 7
Через мгновение подошвы моих сапог ударились в твердое, я в шатре, слева стол и длинная лавка, а прямо передо мной грубо сколоченное ложе.
Клемент развалился на нем в позе отдыхающего сатрапа, а тонкостанная Ричэль сидит на нем и, отщипывая от виноградной грозди по ягодке, нежно вкладывает ему в пасть, куда можно бы засовывать целые валуны.
— Приятного аппетита, — сказал я.
Ричэль вспикнула и слетела с Клемента на пол, а он вскочил, инстинктивно хватаясь за меч.
— Ваше высочество?
— Все в порядке, — успокоил я. — Извини, что прервал прелюдию к такому интересному койтусу, но я удирал прямо из шатра Мунтвига… Ричэль знает, что такое Браслет Иедумеля.
Она поднялась с пола, дрожащая и перепуганная. Клемент вложил меч в ножны, а она пропищала:
— А что случилось?
— Неудача, — ответил я.
Клемент покачал головой, лицо обеспокоенное до крайности, всмотрелся в меня из-под массивных надбровных дуг.
— Ваше высочество! Только прикажите.
— Что? — спросил я.
Он замедленно пожал плечами.
— Не знаю. Но вы уж точно быстрее меня понимаете, что нужно делать. Откуда вы… так неожиданно?
Я подошел к столу и тяжело опустился на лавку. Клемент стоит в той же позе, лицо суровое и озабоченное больше, чем если бы здесь появились орды Мунтвига.
— Садитесь, герцог, — сказал я устало. — Ричэль, ты тоже. Хоть ты и нечеловек, но ты дама… В общем, я влип, только никому об этом. Народ должен знать, что я как скала, гордо и надменно… А все случаи, когда мордой или рылом в грязь, нужно утаивать во имя высших соображений и высокого национального самосознания. В общем, я прямо из лагеря Мунтвига.
Ричэль тоже шире раскрыла глаза, явно еще не знает, что такое Мунтвиг: человек, гора или озеро, а Клемент подпрыгнул бы, если бы умел, слон — единственное животное на свете, что не умеет подпрыгивать.
— Но… как вы там оказались?
Я сказал подавленно:
— Да сдуру, как я еще могу?.. Почему-то решил, что могу решить наши проблемы одним ударом. Или нет, просто в последнее время столько неудач, что я сорвался… Мунтвиг подослал ко мне убийц, что чуть не преуспели, а я сгоряча решил ответить ему тем же, но более успешно.
— И… что случилось?
Я сказал нехотя:
— Не дело принцев ходить в разведку! В общем, свалял дурака, все провалил, да еще и сам попался. Едва удрал.
— Как все произошло?
Я сказал с горечью:
— Мунтвиг хитрее, чем я думал. В его шатре расположилось трое его придворных вместе с ним. Я убил всех, в том числе и Мунтвига! Только шум был такой, что весь лагерь поднялся на ноги. В общем, вбежали телохранители и меня чуть не повязали. К счастью, браслет был на руке, я мигом дал деру. Вот и все.
Ричэль мелко дрожала и смотрела на меня расширенными глазами, Клемент медленно покачивал головой.
— Но… Мунтвиг убит? Но почему у вас нет радости?
— У него девять жизней, — сказал я с горечью. — И неизвестно, сколько осталось еще. Он намекнул, что у него их хватит, чтобы захватить мир.
Он покачал головой, Ричэль смотрела на меня огромными испуганными глазищами.
— Да, — пробормотал он, — это подвиг, но… в самом деле лучше помалкивать. Какие-нибудь изменения в планах будут?
— Нет, — ответил я. — Вы сейчас где?
— Между Гендвигом и Урандом, — ответил он. — Еще два дня перехода, и Варт Генц позади, перейдем границу с Бриттией. Я иду с двумя тысячами конницы, остальные отстали, дороги трудные…
— Хорошо, — сказал я, — отдыхайте, но… не увлекайтесь.
И вышел из шатра в теплый ночной воздух, пропитанный запахами костров, поджаренного на вертелах мяса, вина и мужского пота.
Над головой звездное небо, на полмили во все стороны идут костры, багровые блики высвечивают из темноты жующих мирно овес коней.
Я прошел, стараясь держаться бодро, мимо расположившихся на ночь солдат, кивнул часовым и ушел в темноту раньше, чем они встревожились.
Потом из лагеря выбежали несколько человек с факелами в руках, но я успел проскользнуть вниз по ложбинке, пригибаясь к земле, выбрал местечко пониже, а оттуда взмыл в сторону звезд птеродактилем.
Ночь тиха и таинственна, а небо странно сине-черное, облака застыли в оцепенении, как не успевшие вернуться домой шмели и бабочки, но если закинуть голову и лежа вот так, то облака начинают двигаться, а луна поднимается ввысь и понимается, и сколько ни смотри, все будет двигаться в бездну немыслимо высокого купола.
А мы все воюем, мелькнула горькая мысль. Некогда и на небо взглянуть.
Далеко впереди внизу в черноте проступила россыпь багровых искорок, ровная такая решетка, а так как у каждого костра по семь человек, можно сразу определить численность войска…
Я снизился на тот случай, если часовые посматривают и на небо, пролетел над самой землей, почти цепляясь поджатыми к пузу лапами за верхушки кустарника, и бухнулся в землю за сотню ярдов от линии часовых.
Прильнув к земле, я выждал несколько минут, прислушиваясь и присматриваясь, а особенно принюхиваясь, многое могу не только почуять, но и увидеть по запаху.
По пересохшим листьям два муравья, мешая друг другу, азартно тащат, несмотря на глухую ночь, довольную толстую гусеницу, дура не понимает, куда ее несут с таким почетом и даже эскортом.