– Именно так. Ты работал в баре в угоду подонкам общества, ты хранил их свертки и кульки и помогал преступникам уклоняться от уплаты налогов.
– Да я даже не знаком с преступниками! Мой дядя Эл...
– Ни слова о твоем дяде Эле! – Хло уже успела стряхнуть с пальца почти все мыльные пузыри. – Я говорю о тебе, Чарли Пуле. Думаешь, ты можешь запросто сказать – никого я не знаю, это все дядя Эл? Думаешь, ты можешь запросто сказать: «Это не я, Хло, я всего лишь работаю там, для меня это не вопрос нравственности?» Нет, не можешь, потому что это речи в духе Адольфа Эйхмана – вот что это такое. И, думается, мне нет нужды делиться с тобой своим мнением об Адольфе Эйхмане.
Я начинал сходить с ума. Адольф Эйхман! Попробуй-ка, скажи ей, что она раздувает из мухи слона.
– Послушай, – сказал я, – говорить об...
– Довольно с меня разговоров, – заявила Хло и опять повернулась ко мне спиной. Бултых! Ее руки погрузились в воду.
– Не пора ли тебе в путь? – спросила Хло, не прерывая мытья. – Ты должен найти своего дружка Махоуни, не забыл?
Я искоса посмотрел на ее спину.
– Ты со мной не пойдешь?
– У меня – своя жизнь, – сказала Хло мойке. – Сегодня я должна ехать к моей Линде. Кроме того, надо заглянуть домой, узнать, нет ли почты.
– Стало быть, – молвил я, – ты со мной не идешь.
– Нет. Я с тобой не иду.
– Ну что ж, – пробормотал я, – в таком случае, никуда ты со мной не пойдешь.
Она не ответила. Сочтя молчание Хло верным признаком того, что она никуда со мной не пойдет, я пошел в спальню, чтобы забрать свою рубаху, у которой был такой вид, будто ее выстирали в чернилах фирмы «Брэндэкс».
Нет. Просто она была слишком грязная. Я покопался и откопал чистую белую сорочку Арти. Она оказалась вопиюще мала мне, но я не стал застегивать ворот, а рукава закатал до локтей, чем придал себе весьма приличный вид.
Кроме рубашки, в платяном шкафу нашелся черный плащ, который, наверно, был велик Арти, потому что на мне сидел как влитой. Я заметил, что поначалу плащ был снабжен подкладкой на застежкам, которую впоследствии сняли, так что, возможно, именно поэтому плащ и пришелся мне впору: с теплой подкладкой он был бы впору не мне, а своему владельцу. Особенно, если владелец надел бы под плащ еще и костюм или куртку.
Маленький пистолетик я запихнул в карман плаща, а большой решил оставить. Собравшись, вернулся в гостиную. Теперь Хло стояла у окна, курила очередную сигарету и угрюмо смотрела на улицу.
– Ну, я пошел, – сказал я.
– Прощай.
Вот как? Да чего же ей от меня надо? Я уже раз извинился, хватит. Да и обида из-за Эйхмана еще не улеглась.
– Прощай, – ответил я.
Я был уже в дверях, когда она сказала:
– Глупец.
Я остановился.
– Что?
– Ты даже не знаешь, наблюдают они за квартирой или нет. Ты даже не потрудился сперва выглянуть в окно.
Она была права, я совсем позабыл о Траске или Слейде. Но я лишь сказал:
– Если они еще там, я вернусь.
Хло покачала головой.
– Их там нет, – проговорила она деланно-утомленным голосом, словно давая понять, что больше не в силах выносить мое присутствие.
Что ж, взаимно.
– Большущее спасибо, – сказал я. – До свидания.
Я вышел и прикрыл за собой дверь.
Да, верно, Траск или Слейд убрался. Стоя перед домом, я видел пожарный гидрант на той стороне улицы. Он блестел в лучах полуденного солнца. Я спустился с крыльца и, повернув налево, зашагал к Западной четвертой улице.
Я не стал поднимать голову, чтобы посмотреть, стоит ли Хло у окна гостиной.
Я был один.
***
Вы можете подумать, что ресторан на Большом Центральном вокзале очень хорош. Достаточно посмотреть, сколько поездов собралось перед входом. Но собрались они напрасно.
А может, это я, а не ресторан, был повинен в том, что любая пища, которую я брал в рот, имела вкус песка. Понимаю, что я был вконец измотан, а голова, которая не варит, – главная причина несварения желудка.
Разброд в моих мыслях был связан с двумя совершенно разными людьми Хло Шапиро и Патриком Махоуни. Я по-прежнему безумно злился на Хло, но в то же время меня никак не оставляло вчерашнее желание, да и от перспективы продолжать свою одиссею без нее становилось не по себе. Но прежде всего этот налет неопределенности. Я до сих пор не совсем понимал, что же было у Хло на уме. Что касается Махоуни, то я жаждал встречи с ним приблизительно в той же мере, в какой хотел бы избежать ее. Если вы помните старого безумного марсианина Вольто, который правой рукой подтаскивал к себе людей, а левой отпихивал их прочь, вам станет понятно, как я воспринимал Патрика Махоуни, помощника старшего инспектора.
Как и в случае с зубным врачом, лучшее, что можно было сделать, – это поскорее сходить к Патрику Махоуни. Я расплатился за свой песок, покинул ресторан и вошел в здание вокзала, где под щитовой рекламой «Кодак», такой же замысловатой и трудноусвояемой, как стриптиз Салли Рэлед, стояло скопление телефонных будок, похожее на пчелиный улей. На задней стене этого улья висели справочники, ради которых я пришел на Большой Центральный вокзал.
Значит, так. Первым делом я прошерстил книги в поисках Патриков Махоуни и П. Махоуни вообще. Четырех я нашел в Куинсе, в Бруклине – еще семерых, в Манхэттене – трех и в Бронксе – пятерых. Затем, вооружившись пригоршней десятицентовых монет, наменянных в ресторане, я вошел в одну из будок и принялся накручивать диск. Всякий раз, когда мне отвечал мужской голос, я спрашивал: «Старший инспектор Махоуни?», а если отвечала женщина, то осведомлялся «Инспектор Махоуни в управлении?» Получив несколько разнообразных ответов – все отрицательные с точки зрения моей задачи, а некоторые – юморные сами по себе, – я, наконец, услышал от одной женщины:
«Да, он там и пробудет весь день».
Ага! Но куда я попал? Домой к Патрику Махоуни или просто к какой-нибудь родственнице, случайно знавшей, где он, мой Махоуни? Дабы выяснить это, я спросил:
– Вернется ли он домой к шести часам?
– Сомневаюсь, – был ответ. – Почему бы вам не поискать его в управлении?
– Хорошо, поищу, – пообещал я.
– Что передать... – начала она, и я повесил трубку.
Видите? Все очень просто. Теперь я знал, где его искать – нужного мне представителя сословия Патриков Махоуни. Если верить телефонной компании, его адрес был 169-88, 83-я авеню, Куинс.
Успех моего блистательного стратегического замысла придал мне уверенности и частично вернул надежду на успех, которая за последнее время серьезно пошатнулась. Воспользовавшись нахлынувшим воодушевлением, я бросился вперед.