Одет он был прекрасно, но совершенно несообразно облику. Лучше бы ему напялить рабочие штаны и грязную байковую рубаху. Черный костюм от дорогого портного, хрустящая белая сорочка, узкий темный галстук, сияющие черные ботинки, золотые запонки, широкая свадебная повязка на рукаве и громадные плоские часы на широченном золотом браслете – все это вместе усугубляло впечатление грузности, бледности и болезненности, контрастируя с теми деталями, которые торчали из ворота и рукавов, будто бугры.
На физиономии Гросса, словно изюмины на торте, выделялись ничего не выражающие глаза. Они смотрели на меня. Толстые губы вдруг шевельнулись, исторгнув надтреснутое сопрано, такое высокое и идиотски-истошное, что я невольно взглянул на Трех Марионеток, пытаясь угадать, кто же из них чревовещатель. Но оказалось, что этот голос исходит из глотки самого мистера Гросса.
– Что тебе тут надобно? Ты взломщик?
– Нет, сэр, мистер Гросс, – ответил я, стараясь смотреть прямо ему в глаза, дабы прослыть честным человеком, но это было совершенно невозможно.
Гросс выглядел отвратительно, и я, естественно, отвернулся.
Опять трескучий фальцет, каким кричат: «Тут-водятся-акулы!»
– Единственное, с чем я не могу смириться, – это с неумением. Как ты мог рассчитывать пробраться в дом, где полно народу?
– Я хотел встретиться с вами, мистер Гросс, – ответил я, глядя на все сразу, как Арти при каждой новой встрече с ним. Вид мистера Гросса резал глаз так же, как фальшивая нота пианино резала слух. Я еще не сказал, что он был лыс? Впрочем, это неважно, если голова выглядит так, будто ее сжали тисками.
Он поднял бледную пухлую руку и показал мне пистолет Тима.
– С этой штуковиной? – Ну что за дурацкий голосок? – Ты хотел видеть меня и принес с собой это?
– Только для самозащиты, – объяснил я.
– У меня мало времени, – ответил он. – Я болван в этом кону. Там три стола, и за ними сидят мои близкие друзья. А ты причиняешь мне неудобства.
– Извините, – сказал я.
– Если хочешь поговорить со мной...
– Геррр-берррт! – закричал кто-то снизу.
Его физиономия задергалась, на ней отразилась нерешительность. Потом он, похоже, что-то надумал.
– Покараульте, – велел он Трем Марионеткам, а мне сказал:
– Я вернусь.
Когда в следующий раз буду болваном.
Он ушел, а Трое Марионеток принялись следить за мной.
– Я не собираюсь бежать, – сказал я им. – Я хочу поговорить с мистером Гроссом.
Но не думаю, чтобы они мне поверили.
Пока они кучкой стояли у закрытой двери, я опять подошел к окну. Внизу ничего не изменилось. Я стоял и смотрел на улицу. Вдруг возле забора в конце дорожки промелькнула тень. Не успел я и глазом моргнуть, как она исчезла.
Трое Марионеток у меня за спиной обсуждали, кому из них отправиться за колодой карт. Наконец за ней отослали Ларри, дворецкого Я смотрел в окно, не отводя глаз. Неужели кто-то движется вдоль изгороди? Сказать наверняка было невозможно.
– Эй, ты, – произнес Моу, шофер.
Должно быть, он обращался ко мне. Я повернулся и ткнул себя в грудь.
– В бридж играешь? – спросил Моу.
– Немного, – ответил я. – И не очень хорошо.
– Ничего. Нам нужен четвертый.
– Ладно.
Но Ларри еще не принес карты. Я отвернулся и опять уставился в окно. На этот раз я ее увидел. Хло кралась по моим следам, приближаясь к дому через лужайку.
– Эй, ты, – позвал Моу, – иди, карты принесли.
***
Так уж получилось, что мы стали болванами одновременно. Когда вошел мистер Гросс, я сидел за столом сложа руки и смотрел, как мой партнер повар, которого звали вовсе не Кэрли, а Люк, – выходит, имея на руках пять червей. Я всегда считал себя самым скверным игроком в бридж, но теперь знал по крайней мере трех еще худших.
Я поднялся на ноги, и мистер Гросс сказал:
– Если ты хотел меня видеть, почему не позвонил у парадной двери?
Я сразу понял, что он возобновил разговор с того самого места, на котором нас прервали в прошлый раз. Что же прервет нас теперь? Может, грохот и вопли, свидетельствующие о том, что и Хло тоже попалась? С тех пор как я увидел ее в окно, прошло десять минут, но пока не донеслось ни единого звука.
Прежде я старался сосредоточиться на картах, а теперь заставил себя подумать о том, что же скажу мистеру Гроссу.
– Я боялся, что вы не станете разговаривать со мной. Это дело жизни и смерти.
– Жизни и смерти? – Он скривил губы, выказывая презрение к мелодраме.
Но как такая рожа может не выражать презрения к чему бы то ни было? А свадебная повязка на рукаве? Что же за страхолюдина ждет его там, внизу?
– Чьей жизни и смерти? Моей?
– Нет, моей.
– Твоей? Но ведь это ты явился сюда с пистолетом.
– Только чтобы защититься.
– Вместо того чтобы защищаться, лучше отрекомендуйся, – произнес он, и кривые губы растянулись в ухмылке, будто Гросс радовался собственной шутке.
Зубы его казались пористыми, как хлебный мякиш.
– Моя фамилия Пул, – сказал я. – Чарлз Роберт Пул. Ко мне пришли двое...
Но Гросс знал мое имя. Он отступил на шаг, глаза его расширились, и, не будь физиономия Гросса и так бела, будто рыбье брюхо, она, наверное, побледнела бы.
– Ты пришил Фермера!
– Нет! Нет! Не пришивал я его, мистер Гросс. Я хочу объяснить...
– И пришел сюда, чтобы пришить меня!
– Мистер Гросс...
– Черт! – воскликнул Люк. Наши с ним взятки только что испарились без следа.
– Какую цель ты преследуешь всеми этими убийствами? Думаешь, тебе удастся истребить всю организацию?
– Мистер Гросс, я никого не убивал. Честное слово.
– Геррр-берррт! – снова донеслось снизу.
На сей раз Гросс не обратил на крик никакого внимания.
– Кто же, коли не ты! – воскликнул он. – Кто еще станет убивать Фермера! Кто еще посмеет? Кому еще это нужно?
– А мне и не было нужно. Зачем бы я стал его убивать? Я его даже не знал.
Сидевший за столом Люк шумно тасовал карты. Вся троица смотрела на меня с плохо скрываемым нетерпением. Это присуще любой игре: худшие игроки всегда торопятся раздать по новой.
– Ты разнюхал, что именно он послал Траска и Слейда убить тебя. Дурак, ты думал, что спасешь свою жизнь, убив его.
– Нет, нет, я хотел только поговорить с ним. Я знал, что убивать мистера Агриколу бессмысленно, мистер Гросс. И тех двоих тоже.