— А я даже предположить не мог, что ты такая находчивая, —
ответил Чернов весело, — и милицией пригрозила, и большим начальством!
— Чем же мне им еще грозить, если они никаких других слов
вообще не понимают?
— Я так до конца и не въехал, это соседи, что ли?
— Ну конечно! Не родственники же, на самом деле! Слушай,
давай кофе выпьем, что-то я никак в себя не приду. Они мне вместе с квартирой
достались после того, как… как я сюда переехала.
— А этот… Петя? Он за тобой ухаживает?
— Вадим, ну что ты глупости какие-то спрашиваешь?! Ему
кажется, что он за мной ухаживает. Кажется, понимаешь? У них с маманей голубая
мечта — чтобы он на мне женился и они получили бы всю квартиру. Такой у них
план.
Чернову было так весело, что он готов был встать на голову,
и даже поискал глазами свободное место, где удобнее всего было бы это сделать.
Все обошлось.
Саша — все та же Саша, платинововолосая, недоступная,
красивая ровной матовой европейской красотой, и придурок в тренировочных штанах
не имеет к ней никакого отношения.
Он оглянулся вокруг, сел на низкий диванчик и потер лицо.
— Ты будешь кофе? — дрогнувшим голосом спросила Саша. Он
посидел еще секунду, собираясь с силами, потом убрал руки и взглянул вверх, на
нее.
— Буду, Саш. Спасибо. Но я вообще-то приехал поговорить. Мне
очень нужно с тобой поговорить.
— Хорошо, — согласилась она покорно, — только кофе все-таки
сварю.
Это было глупо — так явно затягивать время объяснения а в
том, что он приехал объясняться, у Саши не было никаких сомнений.
Приведение приговора в исполнение было отложено,
оказывается, совсем ненадолго. До сегодняшнего дня.
Он все знает, этот чужой — свой — человек, который ей всегда
так нравился. Нет, ничего такого, он просто нравился ей, и все. Ничего большего
она никогда бы себе не позволила хотя бы потому, что он женат и все об этом
знали, а она слишком хорошо помнила то время, когда…
— Саш, ты сыплешь кофе в чайник, — сказал Чернов за ее
спиной, — посмотри!
Господи, она и вправду зачем-то высыпала полбанки кофе в
заварочный чайник! С ума сошла!
Она засуетилась, пытаясь вытряхнуть кофе из чайника, но у
нее получалось плохо. Чернов по-прежнему сидел на диване, ничем ей не помогая и
только нервируя.
Как много он знает? Что именно из того, что она натворила в
своей жизни, ему известно? Почему он сидит так удрученно? Сочувствует? Или
презирает, укоряя себя за то, что так в ней ошибся?
Они все в ней ошиблись — и Вадим, и Степан, и Эдик Белов…
Почему, почему все так сложилось, почему у нее совсем не
было времени, чтобы подготовить пути к отступлению? Зачем она позволила себе
так расслабиться, потерять бдительность, утратить спасительное чувство
опасности?!
Чернов смотрел в ее длинную нервную спину, изо всех сил
расправленные под цветастой шалью плечи, платиновые волосы и хрупкие лопатки —
и ужасался.
Как он станет с ней говорить? Как разрушит это нервное
напряженное самообладание, заставит ее объясняться, может быть, оправдываться?
Или плакать?
Да кто он такой?! Что он о себе возомнил?!
— Все готово, — сказала Саша, — конечно, сварить было бы
лучше, но мне уж очень не хочется на кухню вылезать. И так, видишь, пришлось
электрический чайник купить, хотя у меня есть чудный чайничек, который мне Степан
в прошлом году из Лондона привез.
Чернов моментально почувствовал, как встрепенулось желание
защищать сирых и несчастных.
— Они что, пристают к тебе, эти соседи?
— Ну конечно, пристают, — сказала она успокаивающе, — как же
иначе? Но ничего такого, с чем я не могла бы справиться.
— Конечно, — пробормотал Чернов, — раз уж ты с нашим офисом
справилась, то с этими справишься в два счета.
— Я мало с ними общаюсь, Вадик. Я и дома-то почти не бываю.
Прихожу, и сразу сюда. Я живу в основном здесь, а не на кухне.
Комнатка у нее была небольшая, и в ней было очень мало вещей
— гардероб настоящего дерева из какого-то дорогого гарнитура, письменный стол
того же происхождения, офисный лэптоп, плоский и громадный, как черное озеро,
телевизор, маленький столик и диван, на котором в настоящее время сидел Чернов.
Больше ничего.
Ни книг, ни посуды, ни фотографий, ни вазочек, ни трельяжа с
неизменным набором косметики — ничего.
Это было странно. Очень странно.
— Ты хотел о чем-то со мной поговорить, — сказала она и
села, скрестив ноги, прямо на пол, на коричнево-белый толстый ковер, — о чем?
Чернов был рад, что она не села рядом с ним.
— Саш, — начал он и остановился. Он знал, что ему будет
трудно говорить с ней об этом, но он не знал, что это будет почти невозможно. —
Саша…
— Что?
Если он собирается сказать ей, что она убила несчастного
Муркина, пусть произнесет это сам. Она не станет ему помогать.
— Саш, мы знаем, что этот тип тебя шантажировал, — выпалил
Чернов единым духом. Спине стало жарко, и пересохло во рту. — Степан слышал,
как ты говорила по телефону. Ты надеялась, что все кончилось, а оказалось, что
все продолжается…
— Значит, все-таки Степан подходил, — проговорила она так,
как будто говорила не она, а кто-то другой. — Мне тогда послышались в коридоре
какие-то шаги, но я думала, что это просто кто-то мимо прошел…
— Сашка, — попросил Чернов шепотом и, взявшись двумя руками,
отодвинул в сторону маленький столик с кофе, который разделял их. — Сашка, что
произошло? Почему он тебя шантажировал? Ты расскажи мне, Сашка!..
— Хорошо, — согласилась она. Теперь щеки у него были того же
цвета, что и белые волосы, — только я хочу, чтобы ты сейчас же позвонил
Степану. И Белову. Пусть они приедут. Я расскажу. Но только всем троим.
* * *
— Вы все правильно поняли, ребята. Хотя я не знаю, как вы
догадались. Ах да… — Она улыбнулась тусклой улыбкой. — Ты же слышал, Степа, как
я говорила по телефону.
— Ну да, — согласился Степан. Он был мрачен и не хотел
слушать никаких историй.
Зачем Черный все это затеял, мать его!.. Да еще Петровича
только схоронили…
— Саш, ты… не нервничай так, — из угла сказал Белов тихо, —
хочешь сигарету?