Нагие и мертвые - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 94

— Ага, — ответил Стэнли.

В действительности он не слушал. Он ощущал в себе слабое сопротивление всему, что вызывало в нем беспокойство, рождало зависть, постоянно толкало к поискам каких-то преимуществ. Его угнетало предчувствие того, что в течение всей своей жизни он проведет еще немало тревожных и бессонных ночей, обливаясь потом, мучимый разными невзгодами.

Операция зашла в тупик. После недели успешного наступления, последовавшего за провалом попытки японцев форсировать реку, Каммингс приостановил продвижение на несколько дней, чтобы подтянуть подкрепления и закончить строительство дорог в тылу. Он планировал эту остановку как временную меру, чтобы предпринять потом решительное наступление и прорвать оборонительный рубеж генерала Тойяку, однако пауза оказалась роковой. Когда Каммингс возобновил наступление, его тактика была великолепно продумана; штаб по-прежнему скрупулезно планировал действия; разведка велась так же тщательно, но продвижения вперед не получилось. При первой же возможности передохнуть, приостановить наступление люди ухватились за нее — так впадает в сон уставшее животное. Войска как будто оцепенели. Фронт впал в глубокую и неизлечимую летаргию.

За две недели, последовавшие за периодом отдыха, после серии энергичных действий патрулей и атак местного значения войска Каммингса продвинулись не более чем на четыреста ярдов, да и то лишь на отдельных участках. Они захватили всего три японских передовых укрепленных пункта. Роты вели разведку боем, завязывали беспорядочные перестрелки, а затем отступали на исходные позиции. Несколько раз, захватив тактически важные пункты, солдаты оставляли их после первой серьезной контратаки. Из строя выбывали лучшие офицеры, что было верным признаком отсутствия наступательного духа у войск, и Каммингс понимал, в каких боевых ситуациях это бывает. Предпринималась атака на какой-нибудь укрепленный пункт, солдаты топтались на месте, взаимодействие подразделений нарушалось, и все кончалось тем, что лишь немногие рядовые с несколькими офицерами и сержантами ввязывались в бой с превосходящими силами противника и оказывались без поддержки основной массы, растворившейся в тылу.

Каммингс несколько раз выезжал на передовую и обнаружил, что войска прочно осели на своих позициях. Солдаты благоустраивались, рыли дренажные канавы, маскировали окопы и щели, даже прокладывали пешеходные мостки по грязи. Люди не стали бы заниматься такими делами, если бы собирались наступать. Это были явные признаки охватившего войска чувства безопасности и намерения задержаться здесь надолго, что свидетельствовало об очень опасных изменениях в настроении. Раз уж они остановились и окопались на каком-то месте и стали привыкать к нему, заставить их снова продвигаться вперед трудно. «Теперь они будут огрызаться на приказы, как псы из своей конуры», — решил Каммингс.

Каждый день, проходивший без существенных перемен в положении на фронте, только усиливал апатию. Тем не менее Каммингс понимал, что пока он бессилен. После интенсивной подготовки он предпринял наступление крупными силами при поддержке мощного артиллерийского огня и во взаимодействии с бомбардировщиками ВВС, которые удалось заполучить только в результате долгих упрашиваний. Он бросил в бой свои танки и резервы, но через сутки наступление захлебнулось. Войска останавливались при самом незначительном противодействии; продвинуться удалось лишь на небольшом участке всего на какую-нибудь четверть мили. Когда все закончилось и подсчитали потери, оказалось, что линия фронта осталась почти неизменной, а оборонительный рубеж Тойяку по-прежнему не прорван.

Это было унизительно. Это было ужасно. Запросы из корпуса и армии становились все нетерпеливее. Каммингс понимал, что вскоре вести о его неудачах, как круги на воде, распространятся до самого Вашингтона. Он без труда представлял себе разговоры, которые пойдут в некоторых кабинетах в Пентагоне: «Так, так… значит, что же там происходит на этом, как его, Анопопее? Почему там остановились? Чья дивизия? Каммингс? Каммингс. Ну что же, уберите его оттуда, назначьте кого-нибудь другого».

Он знал, как рискованно давать войскам отдых на целую неделю, но это был риск, на который ему пришлось пойти, чтобы закончить постройку дорог, и теперь, подобно бумерангу, это нанесло удар по нему самому. Удар, который сильно поколебал веру генерала в себя. Происходящее временами казалось ему невероятным, он испытывал ужас автомобилиста, обнаружившего, что его машина неуправляема, что она слушается только себя, трогается с места и останавливается, когда ей захочется. Он знал об этом — военная история полна такими примерами, — но никогда не мог представить, что подобное может случиться с ним. Невероятно! Больше месяца войска действовали как одно целое с ним. А теперь без всяких видимых причин или, по крайней мере, по неведомым ему причинам он потерял контакт с ними. Как ни старался он сплотить части, они расползались, подобно расплывающемуся тесту, которое не поддается формовке. По ночам он подолгу не мог заснуть из-за нервного расстройства. От бессильной ярости его то и дело бросало в жар. Однажды ночью он несколько часов лежал, как только что пришедший в себя после припадка эпилептик, беспрестанно сжимая и разжимая кулаки, уставившись в одну точку — отверстие для шеста в крыше палатки. Энергия, воля к действию как будто покинули его; он злился на себя, на свою беспомощность. В его руках, казалось, было все необходимое, чтобы управлять. Несмотря на это, он не мог сдвинуть с места каких-то шесть тысяч человек. Да что там шесть тысяч, любой солдат мог уклониться от выполнения его воли.

Временами он проявлял кипучую энергию: бросал войска в атаку, заставлял подразделения непрерывно вести разведку боем, но в глубине души, незаметно для самого себя, все больше и больше поддавался страху. Новое наступление, над планом которого несколько дней трудились майор Даллесон и оперативное отделение штаба, уже много раз откладывалось. И каждый раз под каким-либо несущественным предлогом: то через день-два должны были прибыть несколько судов типа «Либерти» с большими запасами снаряжения, то Каммингс чувствовал, что лучше предварительно захватить какие-нибудь малозначительные пункты, владея которыми, противник мог серьезно затруднить предстоящее наступление. В действительности же им руководил страх: провал наступления неминуемо привел бы к роковым последствиям. Он израсходовал слишком много сил в первом наступлении, и, если следующее наступление провалится, пройдут недели и месяцы, прежде чем появится возможность начать новое. Но к этому времени его снимут.

Его мозг ужасно устал, а организм страдал от сильного расстройства желудка. Пытаясь избавиться от своей болезни, он приказал подвергнуть строжайшей проверке офицерскую столовую, но, несмотря на повышенную требовательность к чистоте в столовой, расстройство не проходило. Каммингсу стало очень трудно скрывать свое раздражение, прорывавшееся по самым незначительным поводам, и это сильно отражалось на всех окружающих. Душные дождливые дни тянулись мучительно медленно, офицеры штаба грызлись друг с другом, по пустякам ввязывались в ссоры и проклинали непрекращающиеся дожди и жару. Казалось, все замерло в тесной духоте джунглей, ничто в них не шевелилось. У людей появлялась беспечность: никто не ожидал, что может что-нибудь измениться. Дивизия незаметно и неуклонно разлагалась, и Каммингс чувствовал себя бессильным изменить что-либо.