— Не трави! — остановил его Минетта. За кого Полак его принимает, чтоб рассказывать эти небылицы!
— Что, не веришь? Это чистейшая правда, честное слово! — обиделся Полак. Он не выговаривал букву «р», и такие слова, как «правда», «праздник», произносил: «павда», «паздник».
— Да, да, павда, — передразнил его Минетта.
— Веселишься, да? — спросил Полак.
— Не жалуюсь. Ты рассказываешь прямо как в комиксах. — Минетта зевнул. — Что ни говори, а в армии втирать очки еще никому не удавалось.
— А мне здесь неплохо и без втирания очков, — возразил Полак.
— Ничего хорошего ты здесь не видишь и не увидишь до самого увольнения, — убежденно сказал Минетта и звонко хлопнул ладонью по лбу. — Проклятые москиты! — воскликнул он. Пошарив рукой под подушкой, он нашел завернутую в полотенце грязную рубаху и достал из нее небольшой пузырек с противомоскитной жидкостью. — Ну что это за жизнь? — спросил он ворчливым тоном и начал раздраженно натирать жидкостью лицо и руки. Закончив, он оперся локтем на подушку и закурил сигарету, но тотчас же вспомнил, что курить ночью не разрешается. Некоторое время он раздумывал, погасить сигарету или нет, но потом решительно и громко сказал: — А, хрен с ними, с этими порядками! — Однако сигарету все же скрыл в ладони. Повернувшись к Полаку, Минетта продолжал: — Ты знаешь, мне надоело жить по-свински. — Он взбил свою подушку. — Спать на куче собственного грязного белья, не снимая провонявшую потом и черт знает чем еще одежду. Никто и нигде так не живет.
Полак пожал плечами. Из семи братьев и сестер он был в семье предпоследним и, пока его не отдали в приют, всегда спал на раскинутом посреди комнаты около печки одеяле. К середине ночи огонь в печке угасал, и тот из детей, кто первым просыпался от холода, вставал и подбрасывал в нее уголь.
— А грязное белье носить не так уж плохо, — философски заметил Полак, — из него все насекомые убегают. — Он вспомнил о том, что сам стирал себе белье с пятилетнего возраста.
— Неизвестно, что хуже, — возразил Минетта, — зловоние или насекомые. — Он подумал о том, как одевался там, дома… В квартале он слыл пижоном, одевался лучше всех, учил всех модным танцам. А теперь на нем была рубашка на два номера больше его размера.
— А ты слышал анекдот насчет размеров обмундирования? — спросил он Полака. — Оно бывает только двух размеров: слишком большого или слишком маленького.
— Я это уже слышал, — ответил Полак.
— А-а.
Минетта вспомнил, как после обеда он, бывало, целый час неторопливо примерял рубашки и галстуки и несколько раз — то так, то сяк — тщательно причесывал свои волосы. Он делал это с удовольствием даже тогда, когда идти, собственно, было некуда.
— Вот если ты скажешь мне, как освободиться от военной службы, — снова обратился он к Полаку, — тогда я поверю, что ты можешь обвести вокруг пальца кого хочешь.
— Есть много способов, — сказал Полак неопределенно.
— Один из них — это отдать концы? Да? Кому это надо?
— Есть и другие, — загадочно повторил Полак, качая в темноте головой.
Минетта видел только его профиль. Ему пришла в голову мысль, что Полак, с его крючковатым сломанным носом и длинной, выдающейся вперед нижней челюстью, очень напоминает сейчас карикатуру на дядюшку Сэма.
— Ну какой, например? — спросил Минетта.
— Все равно у тебя пороху не хватит, — ответил Полак.
— А у тебя хватит? Почему же ты тогда сидишь? — настаивал Минетта.
— А мне нравится в армии, — ответил Полак смешным дребезжащим голосом.
Минетту такой разговор начал выводить из себя. Полака никогда не переспоришь.
— Пошел ты к …! — буркнул Минетта сердито.
— Сам иди, — не сдавался Полак.
Они отвернулись друг от друга и укрылись одеялами. С океана тянуло прохладой. Съежившись, Минетта начал размышлять о разведывательном взводе, в который их обоих назначили. Он с ужасом подумал о том, что, наверное, придется участвовать в бою. Засыпая, он мечтательно представил себе, как возвратится домой с заслуженными в далеких краях орденскими ленточками. «Но до этого еще далеко», — подумал он, и опять ему стало страшно. Услышав донесшийся издалека орудийный выстрел, он натянул одеяло до самых ушей, и это несколько успокоило его.
— Эй, Полак, — позвал он.
— Ну-у… что тебе? — ответил тот сонным голосом.
Минетта забыл, что хотел сказать, и поэтому задал первый пришедший в голову вопрос:
— Как ты думаешь, дождь будет ночью?
— Проливной.
— Да-а…
В тот же вечер, сидя на одеялах в своей палатке, Крофт и Мартинес обсуждали новую расстановку людей во взводе.
— А этот итальяшка Мантелли — чудной человек, — заметил Крофт.
Мартинес пожал плечами. Итальянцы, испанцы, мексиканцы — все они, по его мнению, были одинаковыми. Ему не хотелось говорить на эту тему.
— Пять новых солдат, — пробормотал он глубокомысленно. — Когда же наконец наш взвод укомплектуют полностью? — спросил он, легонько хлопнув Крофта по спине. Такое выражение чувств было для него редкостью. Помолчав несколько секунд, он продолжал: — Как ты думаешь, нам придется повоевать теперь, а?
— Черт его знает, — тряхнув головой, ответил Крофт. Кашлянув как бы для того, чтобы прочистить горло, он продолжал: — Слушай-ка, Гроза Япошек, я хочу поговорить с тобой кой о чем. Я собираюсь разделить людей опять на два отделения и думаю в одно из них включить бывалых ребят, а в другое новичков вместе с тобой и Толио.
Мартинес потер свой нос.
— А Брауна в первое отделение? — поинтересовался он.
— Да.
— А капралом к Брауну Реда?
Крофт презрительно фыркнул.
— Я не надеюсь на Реда. Где уж ему командовать или приказывать, если он сам не умеет выполнять приказы. — Крофт поднял прутик и ударил им по краге. — Я думал назначить Уилсона, — продолжал он, — но тот ведь даже карту читать не умеет.
— А как насчет Галлахера?
— Я думал о нем. Его можно было бы назначить, но он в трудном положении часто выходит из себя и слишком горячится. Знаешь, — продолжал Крофт после короткой паузы, — я выбрал Стэнли. Браун прожужжал мне все уши, нахваливая Стэнли. Я считаю, что он подойдет для Брауна лучше всех.
Мартинес пожал плечами.
— Ну что ж, ты командир взвода, тебе и карты в руки.
Крофт сломал прутик пополам.
— Я знаю, что Стэнли подхалим, но у него хотя бы есть желание что-то сделать. О Реде и Уилсоне этого не скажешь. А если он не оправдает надежд, возьму да и разжалую его.
Мартинес кивнул головой.
— Ну что же, больше некого. — Он посмотрел на Крофта. — Та-а-к, значит, ты даешь мне в отделение этих сопливых новичков?