Лесной замок - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 27

7

Алоиса повысили в должности. Министерство финансов назначило его главным таможенным инспектором в Пассау, и Клара обрадовалась, очень обрадовалась. Она вышла замуж за человека, сделавшего блестящую карьеру.

С другой стороны, не было смысла переезжать в Пассау всей семьей, пока Алоис не освоится в новой должности. Поездка из Браунау в Пассау занимала целый день, и это означало, что Алоису теперь предстоит жить вдали от семьи целыми неделями. Освобождая тем самым Адольфу место в постели Клары.

И хотя мальчику было обидно, что его возвращают в детскую, едва Алоис приезжает домой, он вскоре понял, что такие несчастья носят преходящий характер: скоро отец уедет и место освободится.

Так они прожили где-то с год. Но даже после того как семья перебралась в Пассау, у Алоиса случались частые служебные командировки в другие приграничные города. Следовательно, он отсутствовал не намного меньше прежнего, и это позволяло Адольфу спать в обнимку с матерью.

Что же касается самого Алоиса, то новая должность, льстя его тщеславию, поставила вместе с тем под угрозу его всегдашнюю компетентность, а значит, и самоуверенность. В Браунау, на куда менее важной таможне, ему доводилось иметь дело главным образом с мелкими контрабандистами-одиночками. А поскольку речь шла чуть ли не исключительно о сельскохозяйственной продукции, ставки в этой игре были невысоки. Браунау красиво расположен на берегу реки Инн, но даже в архитектуре этого города есть нечто чрезвычайно примитивное.

В Пассау австрийская таможня по соглашению между двумя странами функционировала на немецкой стороне Дуная. Разница бросалась в глаза. Пассау был когда-то стольным градом курфюршества; восседавший здесь герцог являлся вместе с тем и епископом; поэтому в городе было много средневековых башен, а часть церквей воздвигли чуть ли не на исходе Темных веков. Стены замка словно бы впитали в себя дух праведного служения, древних злодеяний, пыточных камер, потайных ходов и тайных убежищ, минувшего величия и позора и — а это уже имело непосредственное отношение к Алоису — изощренной контрабанды, планы которой разрабатываются умами ничуть не слабее его собственного.

Так что новая должность вызывала у него известное беспокойство. Если до сих пор само его появление в мундире и шлеме служило острасткой потенциальным злоумышленникам, то происходило это благодаря безупречности его профессиональных манер. Поэтому он брал на себя труд самим своим видом источать монументальный имперский покой, подразумевающий добровольно принятый обет абсолютной неподкупности. Пусть разъезжающие и странствующие с самого начала поймут, что с таким человеком лучше не шутить. Алоис годами присматривался к высокопоставленным чиновникам таможни, дворянского происхождения, с университетским образованием, порой с бесценными дуэльными шрамами на лице. Вот на кого он изо всех сил старался походить.

Заняв начальственную должность в Пассау, он, однако же, почувствовал себя несколько не в своей, австрийской, тарелке. Его голос — просто из-за того, что работать приходилось на немецкой стороне Дуная, — звучал чуть резче, чем надо бы. Порой он позволял какому-нибудь мерзавцу вывести его из себя. Однажды разразился гневной тирадой только потому, что к нему обратились «господин инспектор», а не «господин главный инспектор Гитлер». Алоис чувствовал, что его новые подчиненные подготовлены куда лучше, чем те, которыми он командовал в Браунау. И, как знать, не смотрят ли они на него критически, а то и осуждающе? Вновь и вновь, глядя из окна на волны Дуная, пробегающие под пограничным мостом, Алоис чувствовал, что глаза ему застилают слезы. В такие мгновения он вспоминал Браунау, вспоминал двух женщин, похороненных в тамошних окрестностях, вечно похотливую Франциску и — да! — свою первую жену Анну Глассль. Красавицей ее не назовешь, но с лица не воду пить, а в постели она была что надо.

Он беспрерывно курил. Его прозвали (о чем он, правда, не знал) Облаком Табачного Дыма (по-немецки это звучит неожиданно кратко — die Rauchwolke!). «Ну, в каком настроении нынче die Rauchwolke?» — спрашивал какой-нибудь молодой таможенник, заступая на смену. Алоис понимал, что злит эту молодежь, когда курит сам и запрещает курить кому бы то ни было другому, но сама несправедливость такого подхода только подкрепляла его авторитет. Хороший чиновник должен быть абсолютно честен в главном, тогда как в мелочах он вправе позволить себе известную непоследовательность. Поступай несправедливо, и это докажет свою эффективность. А подчиненные пусть подавятся.

Теперь, когда Клара с детьми окончательно перебралась в Пассау, Алоис стал жестче и с собственным потомством. Алоису-младшему и Анжеле в скором времени было приказано не приставать к отцу с глупостями и не заговаривать с ним, пока он сам не начнет беседы. Потому что его нельзя было отвлекать от размышлений. Призывая Алоиса-младшего домой с улицы, отец свистел в два пальца. Точно так же он подзывал к себе и Лютера. В свою очередь, Алоис-младший, крепкий, сильный, румяный и внешне похожий на отца, однажды ближе к вечеру довел мачеху и сестру до слез, взяв в руки огромную кучу, которую крошка Ади на сей раз предпочел наложить на ковре в гостиной. Клара с Анжелой завизжали, увидев, как он несет эту кучу, темную, пахучую, непотребную, и глаза его сверкают. Что за пакость! Клара с Анжелой в ужасе зарыдали, к этому хору присоединился и крошка Ади, ухитрившись пустить при этом струю прямо за спиной у Алоиса-младшего и продолжив писать до тех пор, пока старший брат не обернулся к нему и, исключительно из озорства, отлепил от кучи кусочек и пришлепнул его Адольфу на нос.

Этим вечером Клара пожаловалась Алоису-старшему, после чего Алоису-младшему досталось не меньше, чем в свое время Лютеру. На следующий день мальчик не столько пошел, сколько пополз в школу. Но дисциплина в доме воцарилась безукоризненная. Стоило Алоису вернуться со службы, как дети в его присутствии осмеливались говорить только шепотом. Не желая раздражать его, в основном помалкивала и Клара. Семейный ужин проходил в полном молчании. Мясной и пивной дух, исходящий от Алоиса, смешивался с запахом тушеной капусты.

Отужинав, он садился в кресло, брал одну из своих бесчисленных трубок с длинным черенком, набивал ее, утрамбовывал табак властным нажатием начальственного большого пальца, и комнату мгновенно застилали облака табачного дыма, казавшегося ему чудесным. Алоис-младший и Анжела убегали к себе, едва получив соответствующее разрешение. Адольфа же ожидало нечто иное.

Подозвав его, отец брал трехлетнего мальчика за шкирку и, ухмыляясь (наполовину от любви, наполовину от злости), принимался выпускать ему в лицо клубы дыма. Мальчик кашлял. Отец только хмыкал.

Едва Алоис ослаблял хватку, Адольф улыбался, ускользал и мчался в ватерклозет. Там его рвало. Иногда, наклонившись над унитазом, мальчик вспоминал при этом звуки, издаваемые отцом в процессе супружеского соития, и невольно повторял те же судорожные сокращения мышц живота. И неизменно задавался вопросом, почему его мать никогда не протестует против таких измывательств над собственным сыном.

А она просто-напросто не осмеливалась. Она понимала, что любой упрек, связанный с табачным дымом, будет воспринят мужем как величайшее оскорбление.