Вечера в древности - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 198

«Я согласна, — сказала моя мать, обращаясь к Птахнемхотепу. — Ты — Хранитель Тайн». Но впервые с тех пор, как они вернулись в крытый внутренний дворик, мой Отец с раздражением воспринял ее замечание и шлепнул ее по бедру за столь легкомысленные слова, чем доставил Хатфертити еще большее удовольствие. «Могу ли я назвать себя Единственной Спутницей Птахнемхотепа?» — спросила она, и в ее голосе прозвучала явная дерзость любимицы, которую никогда не заменят, и я услышал ее следующую мысль, я один, так как только я был достаточно проворен, чтобы ловить подобные молниеносные мысли моей матери. «Это я, — сказала она себе, — настоящая Хранительница Тайн».

Моя мать была так довольна той честью, которой она сама себя удостоила, что из ее усталых рук поднялось сладостное блаженство и облаком прошло над моим Отцом и мной. Мы втроем сидели, об-локотясь на подушки, окутанные общим ощущением умиротворения, и я вновь парил поблизости от радостей моего сна. Воспоминания моего прадеда стали теперь менее тревожными, и мне не было нужды вслушиваться в его слова, и я позволил его мыслям свободно разворачиваться предо мной.

«Ночь Пожалования, — начал он, — происходила не в Зале Празднеств Царя Унаса, но на площади, во Дворе Великих, который был окружен стенами из тростника. Крыши не было. И все же это место называлось Шатром Царя Унаса, и сверху нас прикрывали решетки с вьющимся виноградом и цветами, которые поддерживали лишь тонкие шесты, чтобы всем был хорошо виден Фараон (что было бы невозможно в огромном Зале Празднеств с его тяжелыми каменными колоннами), нет, тот вечер проходил так, словно мы были и не внутри Дворца, но и не под открытым полностью небом, а, как Боги, пребывали где-то посредине.

Многое другое происходило той ночью не так, как всегда. Фараон появился не последним, но первым и занял Свое Место на деревянном помосте, покрытом тяжелым ковром, на котором стоял золотой трон с четырьмя раскрашенными деревянными столбами, поддерживающими балдахин. Каждый из гостей, входя, кланялся Усермаатра, и каждой женщине Он посылал ожерелье и венок цветов, а каждому мужчине — золотой кубок, и на столах было приготовлено множество таких наборов — кубков, наполненных фруктами, и ожерелий с цветами. Слуги разносили тончайшие вина из лучших виноградников Харги, Дахлы [63] , Фаюма, из Пи-Рамсеса, Мареотиса [64] и Пелусия [65] , а также хеттское пиво, более темное, чем ваше египетское, которое подали к столу Маатхорнефруры — странный напиток с запахом пещер и корней, солод чувствовался в нем сильней, чем в нашем, и использовалось не только корневище, но и ростки — боевое, на мой вкус, пиво.

Могу сказать, что все гости, включая Принцев и Принцесс, уже заняли свои места, когда появились три Царицы. Истнофрет была первой со Своими семью сыновьями и дочерьми, но, как и всегда, в повседневной жизни Двора с Нею так редко считались и столь мало о Ней говорили, так и теперь Она не произвела никакого впечатления, да и дети Ее были столь же непримечательны, как и Она. Следующей в Зал вошла Маатхорнефрура, Ее корону украшали два высоких пера, а Ее воздушное одеяние было столь прозрачным, что Ее чудесный маленький живот не выглядел столь ослепительно, как мерцание небольшого бледного лесочка над Ее бедрами. Затем вошла Нефертари. Она предстала в великолепии, в котором с Ней не могла сравниться ни одна женщина. Хотя большая часть Ее тела и не была видна под тяжелым одеянием цвета бледного золота (этот цвет должен был напомнить всем о волосах, потерянных Маатхорнефрурой), но заканчивалось оно всего лишь на ладонь выше Ее пупка, и на ней больше ничего не было, кроме воротника, прикрывавшего Ее шею, и золотой диадемы в волосах. Итак, можно было видеть лишь груди Царицы. Они были столь же прекрасны, как у молодой женщины. Их ложбинка походила на тень от храма, и воздух в моих ноздрях задрожал от желания. Я обладал Ею прошлой ночью, но не Ее грудями. Как будто готовясь к этому вечеру, Она отказалась тогда обнажить их. И все же их красота жила в моих ладонях с нашей первой ночи, когда мои пальцы взрыхлили всю Ее плоть. Так что мне следовало верить, что эти груди так красивы отчасти из-за искусной работы моих рук. Однако этой мысли не суж-дена была долгая жизнь, так как Ее появление едва не нарушило ход Празднества. Нефертари улыбнулась всем нам, Людям Царского Круга, сидящим рядом с Фараоном, и Людям Царского Двора, рассаженным по углам, затем простерла руку к столу, за которым сидели Ее сыновья, и Аменхерхепишеф встал, вышел вперед и провел Ее на место рядом с Собой. При этом все присутствовавшие в Шатре также поднялись, и раздались оглушительные приветствия герою и Его матери. И, конечно же, столь бурное проявление чувств, когда поднялось столько кубков и Ей под ноги было брошено столько цветов, явило собой всеобщее желание сказать: „Она — наша, а не хеттка". Даже оттуда, где я сидел с Маатхорнефрурой, в отдалении от Усермаатра (ибо Он разместил Ее слева от Себя, а Нефертари — справа, каждую на помосте, равноудаленном от того возвышения, на котором восседал Он Сам. Истнофрет также сидела на помосте, но в глубине Зала!), я понял, что Он не ожидал такого взрыва чувств. Рукоплескания не прекращались, но гремели с такой силой, что даже знатные люди и их жены, известные соблюдением приличий, несмотря на это, продолжали бить в ладоши в Царском Кругу, а из углов Зала раздался свист. Усермаатра встал и высоко поднял Свои Скипетр и Плетку, чем вызвал более громкий всплеск рукоплесканий, хотя и не такой сильный, как я предполагал. Затем все сели. Я чувствовал волнение сидящей рядом со мной Маатхорнефруры, и когда Она под столом взяла в Свою руку мои пальцы, Ее кожа была холодна, как Северные земли. „Я говорила Ему, что это случится", — прошептала Она. Я же не ожидал ничего подобного, хоть и наблюдал в городе нарастающее возбуждение, вызванное возвращением в Фивы Аменхерхепишефа и его войск, которое продолжалось весь день, но увидав, как вошла Нефертари и как Ее встретил сын и то количество приближенных, которые не задумываясь вскочили, чтобы приветствовать Их, я понял, что Ее появление было тщательно подготовлено. Для меня стало очевидным, что, когда рядом с Ней Ее сын, мне нет места ни подле мыслей Царицы, ни вблизи Ее силы в нашем городе. Тут меня осенило, как далеко меня отнесло от подобных забот. Я оглянулся назад, на того воина, которым когда-то был, и вспомнил его великое умение понимать притязания всех, кто его окружал, знать их так хорошо, что это помогло ему стать Командующим-всеми-Войсками. Я уже не был тем человеком. А мог бы быть уже и мертвым. Ибо кем стал я теперь, как не несчастным приверженцем опасностей и радостей плоти, которые дарит любовь? Вот уж действительно Хранитель Тайн. Моя служба так тесно связала меня с женщинами, что теперь я мало что знал о силе мужчин. И я поразился своему собственному тщеславию — предположить, что тот, кто убьет Фараона — имея в виду себя, — сможет затем сам стать Фараоном, это я-то, у которого теперь, когда вокруг кишели войска Аменхерхепишефа, не было ни одного преданного воина.