Хорошо, Софи, я ничего им не отдам.
Потому что и сам не знаю, что им нужно.
Глава 83
Лето уступило место осени, и я понемногу втянулся в привычную жизнь деревни.
Дело у меня было.
Я продолжил то, что начал Мэттью. Днем таскал тяжелые бревна, ставил на место, поднимал, сбивал, а с наступлением темноты отправлялся спать в лачугу Одо, где мы все — сам кузнец, его жена, двое детей и я — ютились в одной-единственной комнатушке.
Мало-помалу городок возрождался, оживал. Крестьяне готовились убирать урожай. Разрушенные жилища латали, крыши покрывали соломой, дыры закладывали камнями, стены замазывали глиной. С наступлением осени на рынке появлялось все больше приезжих, а приезжие оставляли деньги. За деньги покупались продукты и одежда. В домах и на улице все чаще слышался смех, люди уже заглядывали вперед, думали о будущем.
Что касается меня, то я стал в городке чем-то вроде героя. Мои рассказы о выступлениях перед двором в Трейле и схватке с рыцарем Норкроссом сделались частью местного фольклора. Детишки хватали меня за руку. «Покажи фокус, Хью. Расскажи, как ты выбрался из цепей». И я рассказывал о походе и далеких землях, развлекал их нехитрыми трюками, доставал бусинки из ушей и кувыркался. Их смех заживлял мне душу. Да, воистину — смех лечит. То был великий урок, который я постиг, будучи шутом.
А еще я оплакивал мою дорогую Софи. Каждый вечер, перед закатом, я поднимался на холм, с которого открывался вид на всю деревню, и подолгу сидел у могилы сына. Я разговаривал с Софи, словно и она покоилась вместе с ним. Рассказывал, как идет строительство, как люди помогают мне, делился новостями.
Иногда я разговаривал с ней об Эмили. О том, каким другом она стала для меня. Как с первого взгляда увидела во мне что-то особенное, то, чего не было у других, благородных и знатных. Я вспомнил о том, как Эмили помогла мне спастись, о том, что не будь ее, я бы истлел в лесу после стычки с кабаном.
И каждый раз, произнося ее имя, я чувствовал, как в крови будто вспыхивает пламя. Мысли устремлялись к нашей последней встрече, к поцелую. Для чего она это сделала? И как его воспринимать? Как случайный порыв? Попытку поддержать меня в миг отчаяния? Или последнее дружеское «прощай»? Что такого увидела она во мне, чтобы подвергать себя огромному риску? Я повторял ее слова, сказанные перед расставанием. В тебе есть нечто особенное. Я поняла это при первой же нашей встрече, когда посмотрела в твои глаза.
Нечто особенное… Ты слышишь, Софи? Иногда я даже чувствовал, что краснею.
Однажды вечером, когда я возвращался в деревню после посещения кладбища, ко мне прямо на улице подбежал Одо.
— Скорее, Хью, тебе нельзя возвращаться. Ты должен спрятаться!
— Что случилось?
Вместо ответа он протянул руку. Я повернулся и увидел приближающихся к каменному мостику четырех всадников. Один, важного вида толстяк, был в ярких одеждах и шляпе с плюмажем на голове.
Сердце мое дрогнуло и остановилось.
— Это бейлиф Болдуина, — сказал Одо. — И с ним трое солдат. Если они увидят тебя здесь, нам всем несдобровать.
Я быстро отступил за деревья, лихорадочно соображая, что делать. Одо прав — я не мог вернуться. Но что, если кто-то меня выдаст? Конечно, можно убежать, но город… Город призовут к ответу.
— Принеси мне меч, — сказал я.
— Меч? Ты видишь солдат? Уходи. Беги что есть сил. Представь, что нищий стянул у тебя кошелек.
Пригнувшись к земле, чтобы никто не заметил, я побежал к лесу, подступавшему к деревне с востока, перешел речку по мелководью и укрылся в кустах.
Площадь была передо мной как на ладони; я видел, как бейлиф въехал на нее с таким самодовольством, что ему позавидовал бы и Цезарь.
Собравшаяся толпа встревоженно гудела. Хороших новостей от гостя не ждали — только увеличения податей да новых указаний.
Бейлиф достал из сумки два документа.
— Добрые граждане Вилль-дю-Пер… — Он откашлялся и продолжал: — Ваш сеньор и господин, Болдуин, приветствует вас, своих подданных. В соответствии с законами страны, действующими в правление Филиппа Капета, короля Франции, герцог Трейльский, Болдуин, объявляет, что каждый, кто приютит у себя или окажет иную помощь преступнику по имени Хью де Люк, трусливому убийце и дезертиру, будет считаться его сообщником и понесет немедленное и суровое наказание. Для тех, кто не понял, объясню, что такого сообщника повесят за шею, пока он не умрет.
Кроме того, земли, собственность и прочее имущество пособника подлежат безотлагательному изъятию, конфискации и возврату в собственность герцога, а все ближайшие родственники, то есть супруг или супруга, дети и внуки, свободные или крепостные, будут обязаны нести пожизненную службу своему сеньору.
Кровь закипала у меня в жилах. Город наказывали за мои преступления. Люди теряли все: нажитую нелегким трудом собственность, землю, которую обильно полили своим потом, семью… Затаив дыхание, я ждал. Меня мог выдать кто угодно: женщина, доведенная до отчаяния и испугавшаяся угроз; неразумный ребенок…
Бейлиф обвел толпу презрительным взглядом и грязно выругался.
— Думаете? Подумайте хорошенько.
Тишина над площадью повисла такая, словно все разом затаили дыхание. Но никто не проронил ни слова. Никто.
И тогда вперед выступил отец Лео.
— Наш сеньор, Болдуин, мудрый и милостивый господин. Мы снова убедились в этом.
Бейлиф пожал плечами.
— Иначе нельзя, святой отец. Нам донесли, что этого негодяя видели в здешних краях.
— А что в другом документе? — крикнул кто-то из толпы. — Какие хорошие новости ты принес нам, бейлиф?
— Чуть не забыл… — Бейлиф улыбнулся, почесал голову, развернул пергамент и, не читая, пришпилил его к стене церкви. — Увеличение податей и сборов. На десятую часть. Всех без изъяна.
— Что? — выдохнула толпа. — Несправедливо. Такого не может быть. Мы не согласны.
— Могу только посочувствовать. — Бейлиф равнодушно пожал плечами. — Причины вам известны. Сухое лето, плохой урожай, много скота пало…
Он оборвал себя на полуслове. Как будто увидел что-то. Взгляд его уперся в постоялый двор. Я замер.
— Не тот ли это постоялый двор, что несколько недель назад был сожжен до основания? Не тот ли это постоялый двор, который принадлежал преступнику, которого мы ищем? — Все молчали. — Кто посмел отстраивать его заново? Если я правильно помню, последний его владелец… плохо кончил.
Люди беспокойно зашевелились.
— Я спрашиваю, кто его отстраивает?
Он наклонился и поднял с земли камень.
Все, подумал я. Это конец.
— Его отстраивает город, — прозвучал над площадью звучный голос. Отец Лео выступил вперед. — Нам нужен постоялый двор.