О'Мара глубоко вздохнула, улыбнулась присяжным и начала:
— Дамы и господа, как вы знаете, три года тому назад Муниципальный госпиталь Сан-Франциско был приватизирован. Иными словами, город продал ее коммерческой организации. С тех пор количество смертельных исходов по фармакологическим причинам возросло троекратно. Почему? Я утверждаю, что источник ошибок кроется в некомпетентности и чрезмерной нагрузке на медперсонал. Обратите внимание: за последние три года чуть ли не семьдесят пять процентов сотрудников были уволены, а на их место приняли менее квалифицированных людей, согласных на более продолжительную рабочую неделю при меньшей оплате… Больница делает деньги! Она приносит доход! За чей счет, позвольте спросить? Вы слышали свидетельские показания о смерти трех десятков человек. О смерти мучительной и бессмысленной, которая наступила лишь потому, что они имели несчастье попасть в муниципальный госпиталь… И вина за столь вопиющее положение дел полностью ложится на его руководство! Ведь оно не интересуется судьбой своих пациентов. Зато оно интересуется бухгалтерией!
О'Мара вышла из-за кафедры и приблизилась к скамейке присяжных, заодно переводя дыхание. Положила руки на перила и окинула взглядом зал.
— На прошлой неделе мы выслушали доктора Гарзу. На протяжении последних трех лет он возглавляет отделение неотложной помощи и — подчеркнем мы — не отрицает, что смертность среди пациентов, оформленных при поступлении через это отделение, подскочила выше крыши… Доктор Гарза поведал нам, почему это произошло. Помните? Он сказал: «Порой дует скверный ветер»…
О'Мара выдержала секундную паузу.
— Дамы и господа, в больницах порой продувает сквознячком. Но «скверных ветров» там не бывает! А бывает там только скверная медицина! У нас, юристов, это называется «нарушением законодательно установленных норм медицинского обслуживания» или, более коротко, «недобросовестной практикой». В этом-то и кроется корень дела. Когда я спросила у Гарзы, не связан ли он как-то со смертью своих пациентов, уважаемый доктор ответил, что берет Пятую поправку… Только вдумайтесь! Он отказался отвечать, чтобы не свидетельствовать против самого себя! Да ведь это и есть самый настоящий ответ! Причем недвусмысленный!
Среди публики, похоже, никто не осмеливался не то чтобы кашлянуть, но даже глубоко вздохнуть. О'Мара тем временем напирала, по очереди заглядывая в глаза каждому из присяжных.
— Мы не рассматриваем уголовное дело. Никто не говорит о преследовании доктора Гарзы, хотя он и сделал это удивительное полупризнательное заявление… Нет, здесь мы говорим об ответственности всего муниципального госпиталя. Он должен, наконец, ответить за тот «скверный ветер», что бушует в его коридорах и палатах! Дамы и господа, мы просим вас наказать Муниципальный госпиталь города Сан-Франциско за наплевательское отношение к жизни и здоровью пациентов. Мы просим вас распорядиться о возмещении ущерба в размере пятидесяти миллионов долларов в пользу моих клиентов, поскольку такая сумма сделает госпиталю больно и заставит его руководство задуматься… хотя, конечно, она ни в коей мере не утолит горе от потери близких людей. Дамы и господа, этому, с позволения сказать, медицинскому учреждению надо крепко дать по рукам, чтобы там больше не играли в русскую рулетку с бесценными человеческими жизнями. На это у вас имеются все права и вся власть… Спросите себя: вот сейчас, когда вы все знаете — что, если кто-то из ваших близких или любимых вдруг, не дай Бог, заболеет? Или получит травму? Вы бы согласились положить туда родного человека? Сами согласились бы туда лечь? После всего того, что мы здесь услышали? Прошу вас, когда вы удалитесь в совещательную комнату, вспомните, что сейчас подумали при моем вопросе. И тогда — я искренне верю! — вы решите в пользу моих клиентов. Присудите им максимально возможную сумму компенсации. Благодарю вас от их имени.
Глава 104
Юки стояла в длинной очереди к дамской комнате. Руки сложены на груди, подбородок чуть ли не в грудь упирается: человек размышляет. Да, в эту минуту Юки Ка-стеллано думала о том, какая страстная сила пронизала ее от макушки до пят во время заключительной речи О'Мара и почему — Господи, ну почему?! — она не забрала маму до того, как это чудовище Гарза нанес свой страшный удар…
Очередь двигалась так медленно, что у Юки почти не оставалось времени до возобновления заседания.
Она быстрым движением открыла кран с холодной водой, побрызгала на разгоряченное лицо. Вслепую потянулась за бумажным полотенцем.
Промокнув лицо, она отняла салфетку — и в зеркале увидела Морин О'Мара, подводившую губы помадой.
Какой приятный сюрприз!
Она горячо поздравила Морин с ее завершающей речью и представилась, упомянув, что работает вообще-то у «Даффи и Роджерса», а сюда пришла потому, что мама недавно умерла как раз в муниципальном госпитале.
— Сочувствую, — слегка кивнув, промолвила О'Мара и перевела скучный взгляд обратно на зеркало.
Юки даже оторопела от столь прохладного приема, но тут же сообразила, что Морин, вероятнее всего, погружена в свои мысли, готовясь к выступлению Крамера.
И что скажут присяжные — тут есть о чем поволноваться…
Юки скомкала салфетку в бумажный шарик, швырнула его в мусорную корзинку и решила еще разок посмотреть на женщину-адвоката поближе: как вживую, так и в зеркальном отражении.
Костюм Морин О'Мара был выше всяких похвал! Отбеленные зубы, восхитительные волосы с изумительным, повергающим в прострацию перламутровым отливом, который в жизни встречается только в телерекламе шампуня! «Н-да, — сказала себе Юки раздраженно, — она знает, как о себе заботиться… «А впрочем, ясно, откуда идет раздражение. На саму себя злимся. Вот уже пару месяцев не были в салоне, через день надеваем один издвухтемно-синихделовых костюмов… После смерти мамы перестало играть значение, как мы выглядим, вот и все…»
Рядом с ней О'Мара звонко щелкнула пудреницей, изящно сбила невидимую пылинку с лацкана и, не обращая на Юки внимания, покинула дамскую комнату.
Откуда-то из-под руки вынырнула низенькая широкоплечая женщина в полосатом костюме и вежливо извинилась, намекая, что вынуждена тянуться к мылу.
— Да-да, простите… — Юки задумчиво отодвинулась, уступая место перед зеркалом.
Эта О'Мара высокомерная, чванливая…
Все равно хочется, чтобы она победила.
Чтобы от этих тварей только пух полетел.
Глава 105
Лоренс Крамер занимался тем, что поправлял и без того аккуратную стопку бумаг, когда в зале появился судья, а пристав призвал публику к порядку.
Крамер чувствовал в себе силу, был готов биться и с удовольствием вспомнил, что даже сегодня не пропустил пятимильную утреннюю пробежку, заодно использовав этот оазис времени (без дребезга телефонов, без обрыдлой, суетной рутины!) на оттачивание заключительной речи.