Время героев - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Минаев cтр.№ 15

Нам стали внушать, что Павлик Морозов был сука, а Союз был хуевый. Из нас старательно выбивали прежние идеалы. Мы особо не противились.

Но скоро стало совсем хуево. Пропали продукты, бухло и курево. Наши стали просерать в хоккей. Потом все появилось, но уже по ценам ниибацца. Мы же стали ускоряться в танце: «Джамп», «Ред Зон», «Гагарин Парти», потом «ЛСДэнс» и «Эрмитаж»…

Мы проклубили по всей мазе: стрельнулся Кобейн, Гехан чуть не сторчался. А мы просто зажигали…

Закончив институты, мы, почесав репу, решили, что пора наживать. Более старшие подонки, будучи в прошлом комсоргами и парторгами уже прислонились к нихуевым лаве. Они нажили столько, что если бы они сели на свое бабло, их ноги бы до земли не достали.

Мы спросили:

– А, типа, нам бы вот так?..

– Отойдите нахуй от военного эшелона, – был ответ.

Мы отошли и стали пиздить то, что осталось.

Наши однокурсницы и одноклассницы пытались выйти замуж за богатых подонков. Но те или уже были женаты на своих комсомолках или были отхвачены более молодыми суками. Подрастающее поколение девок было смелей, красивей, а главное моложе. Наши сверстницы еще не успели снять трусы, а молодежь уже села на компрессоры… Маза ушла, и они вышли замуж за нас.

Мы оказались между. Не старые и не молодые. Не бедные, но и не богатые. Мы не успели отряхнуть прах Союза и не успели впитать ебаный ветер перемен. Мы ни хуя не патриотичны, но если любая америкосная сцука скажет, что это они выиграли ВОЙНУ, мы набъем им ебало. Мы аполитичны, так как знаем цену лозунгам партии. Мы ненавидим свою страну и плачем от ностальгии в Париже. Мы еще успели прочитать Бунина. Мы не знаем слов «полит-корректность» и «терпимость», потому как ненавидим пидаров и негров. Мы выросли с особой системой ценностей и координат. Не стали патриотами, но и не стали космополитами. Мы возненавидели СОВОК. Только почему-то на Новый год поем «СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ».

Мы пережили два кризиса и сотни попадосов. Мы сами не раз кидали. В итоге мы безошибочно стали определять СВОИХ. В кафе, в пробках, в Интернете, в толпе.

Не помню, кто сказал, но мы реально «ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ВДРЕБЕЗГИ».

Поколение циничных романтиков-индивидуалистов.

Мы – как лисенок, выросший в зоопарке и охуевший от внезапно нахлынувшей свободы, когда его выпустили на природу. Он не знал, что делать с этой свободой, и вернулся в зоопарк.

В итоге лисенок загрыз своего хозяина и ушел в лес.

Я сижу в кафе на проспекте Мира и разглядываю стаю молодых людей лет семнадцати. Стая состоит из пятерых мальчиков, чем-то неуловимо похожих на девочек, и трех девочек, вообще непонятно на кого похожих. Мальчики пьют гжелку и глупо хохочут, выкрикивая время от времени многозначный возглас «Йо Мэн!».

Девочки тоже томно пьют, что-то похожее на мартини, старательно копируя при этом манеры и позы моделей из плохих рекламных роликов.

Почти у всех этих особей пустые глаза и ничего не выражающие лица, которые существуют как бы отдельно от тела, совершенно не следуя жестам и не меняясь при смене темы разговора.

На столе перед ними лежит книга Генри Миллера «Тропик Рака», с иллюстрациями, которые они громко обсуждают и комментируют:

– Во у чиксы жопа низкая!

– Гы-ы-ы-ы-ы, – отвечают остальные, – а во чувак с кривым лицом, он, наверно, экстаза обожрался!

– Не, Дэн, ты чо, тогда не было экстаза, тогда все водку жрали!

– Оксан, а пра чо ваще книга? Где ты ее нарыла? – обращается к одной из девиц любознательный Дэн.

– Да так, гавно, неинтересно читать. Я ее у предков взяла, в нее удобно фотографии класть, чтоб не помялись. Я начала читать, а там про трущобы какие-то, про бухло и про то, что у этих чуваков не было денег.

– Да, бля, чо у них ваще там было, – снова вступил Дэн. – Они там в старье, не тусили, не отдыхали нормально. Я ваще вскрываюсь, нафиг такие книги издавать?

– Не, челы, – вступил в разговор самый рослый из стаи. – Я так считаю, что книги должны быть правильного формата, не то, что эта. Так, чтоб в карман можно было положить, в метро почитать. И ваще, чувак на обложке зачем-то в шляпе. Он чо, типа, ковбой? Гы-гы-гы-гы-ы-ы.

Ковбой…

Я не понимаю это поколение аптечных ковбоев, которое никогда не сможет выйти из однажды заданного формата. Поколение, несущее флаг с нарисованным на нем покетбуком и бигмаком. Не понимаю и никогда не пойму.

Они не читали наших книг, не смотрели наших фильмов, не слушали нашей музыки и не вставали десять лет подряд под звонкий девичий голос по радио: – В эфире «Пионерская зорька»! Здравствуйте ребята!

Они не знали запойных ночей с портвейном и книгами Миллера, Керуака и Сэлинджера.

Для них не существует кайфа кухонных бесед до утра. Они не видели времен, когда были такие домашние тусы, у которых любой нынешний ночной клуб сосет, не нагибаясь…

Они еще не знают, что все то, что они нюхают, все то, что они жрут, все то, чем они тусят, умерло еще до того, как они родились на свет.

Они чудовищно не похожи на нас. Они другие…

И от этого становится страшно, товарищи….

Но сегодня Весна беспечальна,

Как и все Ваши кинокапризы.

И летит напряженно и дальне

Голубая Испано-Суиза!

А. Вертинский

* * *

Знаешь, вот и весна пришла. Та самая, о которой мы мечтали.

С первыми тюльпанами, запахом талого снега на улице.

С веселым гомоном птиц и школьников, прогуливающих уроки.

Ты, конечно, можешь снова упрекнуть меня в излишнем романтизме, но что я могу поделать? Погода шепчет…

Мы с тобой так и не договорили о планах на отпуск, я, как всегда, перебил тебя.

Прости мне мою извечную склонность к монологам. Это от чувств-с…

Вероятно, стоило бы съездить в Париж, снова погрузиться в бесконечный флер этого города. Можно было бы, как в прошлый раз, остановиться в маленькой гостинице с милым пожилым портье. По утрам пить кофе с хрестоматийными круассанами, ходить, как студенты, взявшись за руки, с милыми полуулыбками и горящими глазами.

Кокетливо подталкивать друг друга.

Только не говори сейчас, что тебе это надоело, весь этот вечный «маразм», как ты его называешь. Все эти мои «ужимки и кривляния».

Я все это делаю для тебя. Ты знаешь.

Нет, не надо, я совсем не хочу с тобой сейчас ругаться, хотя ты стремительно подталкиваешь меня к этому. Помолчи. Хорошо?

Вот… так…

Я буду приносить тебе цветы по утрам из этой милой лавочки на углу rue St. Dominique. Ты ведь любишь эти белые цветы… черт, все время забываю, как они называются. Вот только не надо сейчас пришпиливать меня излюбленной фразой о том, что «я помню только то, что мне нужно».