МЫ НЕ ПРОВОДИМ ПЕРЕГОВОРЫ С БЕЗДЕЛЬНИКАМИ!
НЕ ХОЧЕШЬ РАБОТАТЬ – ИДИ НА УЛИЦУ!
ВИНОВНИКИ КРИЗИСА ЗАСОРЯЮТ ВАШИ УЛИЦЫ!
И все в таком духе. На обращениях стоял огромный логотип картеля, а ниже – логотипы его участников. Лозунги были явно сляпаны впопыхах, креативщики особенно себя не утруждали и пошли по пути коммунистической простоты и топорности, которая в сочетании с повсеместностью действовала на обывателя безотказно.
После обеда такие же агитки начали крутить по ТВ. Объем бюджета этой акции был колоссальным. Они потратили на свой пиар больше, чем могли бы отдать бастующим сотрудникам. Но их интересовал только собственный имидж в глазах потребителя. Очевидно стало и то, что договариваться с нами они не собирались.
Официальные СМИ иначе, как «бездельниками», нас не называли. Репортажи с улиц теперь делались только постановочные, с использованием актеров пролетарского вида, которые сокрушались по поводу происходящего. Обычно это была домохозяйка сорока пяти – пятидесяти лет, со среднем достатком, имеющая одного и более ребенка, любительница сериалов и цветных изданий типа «Семь дней». Этакая собирательная «Надежда Ивановна», целевая аудитория для запуска новой краски для волос, «пользуясь которой вы поразитесь количеству комплиментов». Журналист в позе приготовившегося к схватке борца, с хитрым прищуром спрашивал ее, что она думает по поводу «всего этого» и показывал на толпу перед офисным центром. «Надежда Ивановна» говорила, что это форменное безобразие и она не понимает, почему власти и компании не предпринимают никаких шагов. Потом журналист спрашивал, известно ли ей, сколько получает среднестатистический бездельник из офиса? Она отрицательно качала головой. В среднем – СЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ! (Пауза) В МЕСЯЦ! – верещал журналист. Пауза. Лицо «Надежды Ивановны» крупным планом, демонстрирующее несказанное удивление, растерянность, потом гнев. «Да их всех надо в тюрьму посадить!» – изрекала наконец она, злобно потрясая кулаком.
Вторым героем был «врач “скорой помощи” Владимир», молодой парень с тщательно выбритым в фотошопе лицом, который скорбно говорил, что «из-за этих бездельников наши кареты не могут вовремя добираться до больных и рожениц». «Вы знаете, сколько новых, улучшенных карет “скорой помощи” можно было купить на совокупную месячную зарплату этих бездельников?» – вопрошал его журналист. Володя отрицательно качал головой. Следовала ошеломляющая цифра.
Третьим был «представитель крупной корпорации», разводивший руками: «Эти люди были самыми высокооплачиваемыми в нашем обществе, не понимаю, зачем они все это делают? Неужели хотят зарабатывать еще больше? Вынужден констатировать: забастовка усугубила кризис, который мы с вами почти победили». Темный костюм, белая рубашка, галстук в тон. Лицо в стиле «любая бы замуж пошла».
Все интервью заканчивались одинаковым вопросом журналиста: «Может, следует наконец перестать играть в демократию и решить вопрос с помощью милиции?» – «Да! Да!!», – отвечали «рабочий и колхозница». «Видимо, ничего иного не остается», – с прискорбием выдавливал из себя «представитель картеля»…
Предъявляли телезрителям и высокооплачиваемых «бездельников». Обычно это был молодой актер с опухшим лицом, в мятом костюме и несвежей рубашке, который держал в руках бутылку со спиртным и выкрикивал непристойности. Или разбитного вида девица в мини-юбке, красившая губы в недешевом авто и показывавшая в камеру «фак»…
В народе тщательно пестовали ненависть к нам. Проще говоря, его на нас натравливали. Иного не показывали в новостях, не писали в газетах, не обсуждали по радио. Правда о нас мгновенно замусолилась. Вся эта «большая МЕДИА» принадлежала корпорациям, а поскольку мир, созданный ими, был по большому счету виртуальным, ничего не стоило просто вырезать нас из него. Как аппендицит. Быстро и эффективно. Признаться, я был удивлен, почему нас просто не замочили в первый же день с помощью войск, тут же убрав наши трупы с мостовых и упоминания о нас из СМИ. Будто бы ничего не происходило. Будто нас никогда не существовало. Видимо, этот простой прием не был использован только потому, что армия и милиция пока не принадлежали картелю.
Появились «гражданские сообщества» противников забастовки. «Автолюбители против менеджеров», «Домохозяйки против менеджеров», «Студенты против менеджеров». Всему этому жлобью оперативно напечатали стикеры на стекла, дали эфирное время и даже место на Манежной площади для митинга, который, впрочем, был малочисленным и попросту утонул в массе прибывших туда поглазеть забастовщиков. Картель действовал в лучших традициях геббельсовской пропаганды. Загорецкий прислал мне эсэмэс: «С нетерпением жду, когда кто-нибудь из картельных козлов скажет: “Все это время мы были с народом, работали во имя народа и говорили голосом народа. Мы и есть его часть. Й. Геббельс”». Эта цитата совсем не показалась мне архаичной…
Сайт Фронта все утро подвергался непрерывным DOS-атакам. К полудню его перетащили на какой-то зарубежный сервер, и появилась новая статистика забастовки:
• Москва 189 432 человек на улицах;
• Питер – 232 101;
• Екатеринбург – 56 879;
и так далее по всем городам.
Блогосфера запестрела фотографиями забастовки, сделанными в разных городах, и рассказами очевидцев с мест событий. Многие особенно активные блоги начали исчезать, но на смену им появлялись сотни новых. По крайней мере в интернете мы уже победили.
А люди в костюмах все стояли или сидели на асфальте у своих офисов. Они ничего не требовали, никому не мешали. Они просто вышли на улицы. С каждым часом нас прибывало. Мне снова трижды звонила жена. Первый раз с просьбой, чтобы я оттуда валил. Домой или в офис. «Лучше в офис», поправилась она. Второй раз с мольбами. Третий с проклятиями. Больше я не отвечал.
Мы пребывали в бездействии. Новостей о переговорах с картелем не было, и это действовало на всех удручающе. Тем временем пропагандистская машина корпораций увеличивала давление. Просочились слухи о том, что участников забастовки банки потребуют немедленно вернуть ипотеки, потребительские кредиты и прочие займы. Но зная неповоротливость наших информационных систем, мы понимали, что оперативно вычислить забастовщиков невозможно. Тем более что многие операторы и банковские клерки тоже были здесь.
Еще говорили, что картель вот-вот пролоббирует в Думе закон, по которому забастовщиков можно будет призвать к уголовной ответственности, а саму забастовку приравнять к уличным беспорядкам.
Естественно, появились и «очевидцы», которые рассказывали леденящие кровь истории о том, как семью соседа, принявшего участие в забастовке, женщину с двумя малышами банк вышвырнул на улицу. Рассказы про «чуваков из одной компании», которых «менты закрыли», подбросив наркотики, циркулировали с угрожающей настойчивостью.
Были и «чудесные истории» о том, что «в одном банке» вернувшимся с улицы забастовщикам подняли зарплату. Доходило до абсурда. Девушка из отдела планирования сообщила мне, что парень ее подруги, помощник депутата Госдумы, располагает информацией, будто из-за забастовки доллар скоро будет стоить восемьдесят рублей: «надо быстро покупать, пока не вырос», и потом, последствия «повесят на нас, тех, кто на улице». Впрочем, каким образом на нас будут это «вешать», не уточнялось.