Р.А.Б. - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Минаев cтр.№ 33

Кому пришла в голову эта глупая затея – поехать на уикенд в одну из подмосковных гостиниц (двухкомнатный номер, кабельное телевидение, трехразовое питание, бассейн, сауна, бар, работающий до утра, напитки в номер – круглосуточно), я не помню. Скорее всего подруге, жена просто озвучила. В общем, в одну прекрасную (не уверен), пятницу мы обнаружили себя сидящими на огромной двуспальной кровати с бокалами шампанского в руках, глуповатыми улыбками на лицах, и немного увядшими розами в вазе на журнальном столике. Вы будете смеяться, но все это было похоже на первый сексуальный опыт. Не в смысле эмоций, а в смысле неуверенности. Мне было совершенно неясно, с чего начинать это «оживление чувств». Любовнице в такой момент можно просто запустить руку под платье, предварительно глянув на часы, проститутке – сказать «пошли». Только любимой женщине, как правило, нечего говорить: бьющие через край эмоции не оставляют места для слов.

Нынешняя ситуация была абсолютно для меня неестественна и даже унизительна. Я почувствовал себя несуразным кобелем, которого впервые привели на случку, и эта пришедшая в голову аналогия показалась мне до того комичной, что я засмеялся в голос. С минуту жена глядела на меня широко раскрытыми, непонимающими глазами, а потом мой нервный смех передался и ей. Мы смотрели телевизор, слушали музыку, высовывались в окно. Мы валялись в ванне. Нам приносили шампанское до трех утра. Я был чрезвычайно щедр на чаевые. Я разбил пепельницу, и чертыхаясь, голый (мы зачем-то успели раздеться), ползал на карачках, собирая осколки. Я порезал ногу. Кровь била фонтаном, и оставшееся до рассвета время супруга сновала по гостинице в поисках йода, бинтов и чего-то еще. В общем, часам к пяти мы уснули, совершенно пьяные и довольные, что обошлось без летального исхода. Впервые за последний год в нашей супружеской жизни появился хоть какой-то позитивный экшн.

Утреннее солнце осветило гостиничный номер, пробив неплотно задвинутые шторы. Лучи легли на пустые бутылки, бокалы с недопитым шампанским, окурки, мокрые полотенца. Следы крови. Они были всюду – на простынях, прикроватном коврике, скомканных полотенцах, даже на фильтрах некоторых окурков. Такое впечатление, будто здесь кого-то зарезали. В самом деле, несколько часов назад здесь убили еще одну «ячейку общества»: вскрыли ей вены или нанесли множественные ножевые ранения, несовместимые с жизнью, – какая разница?

Я смотрел на все это безобразие одним приоткрытым, мутным с похмелья глазом. На часах было полдевятого. Просыпаться в эту мерзость не было никакого желания. И я снова уснул, провалился в потрескивающие сны ни о чем. Растекся по влажной простыне, чтобы вновь открыть глаза уже к обеду.

Остаток субботы мы гуляли по парку, смотрели на дерущихся ворон, стреляли в тире, где жена выиграла дурацкого плюшевого попугая, сказав при этом, что он похож на меня. Потом читали в номере журналы, потом похмелялись в баре белым вином, потом жене стало плохо, и мы вернулись в номер. Я все смотрел на часы, прикидывая время до отъезда. Оставалось двадцать четыре часа. Во время сна (часов восемь) мы не увидимся – значит, шестнадцать. Посмотрели «Фабрику звезд» – пятнадцать. Обсудили вечеринку у подруги – четырнадцать. Время – скотская вещь. Это только у влюбленных тринадцать часов спрессованы в двадцать минут. У людей женатых выходные могут тянуться полугодиями, а отпуска – вообще годами. В восемь вечера мы пошли ужинать. Национальный проект «Оживление чувств» в рамках отдельно взятой семьи Исаевых провалился. Все как и в жизни – бюджет потрачен, проект не реализован. Чувства – ни живы, ни мертвы. По лбу супруги ежеминутно пробегали угрожающие тени. Оставалось одиннадцать часов. Мы заказали красное вино, пасту, закуски.

Жена завела разговор о ремонте. Начать надо с гостиной («мы там больше всего времени проводим»). Она что-то говорила про мебель «по каталогам», про «Катькину квартиру», про диван, «который едет три месяца», а я разглядывал окружающих и кивал, стараясь попадать в такт ее интонации, не понимая, откуда едет диван и почему едет, он же не машина.

За столом напротив сидел набыченного вида коротко стриженный сорокалетний мужик, из тех, кто уже «нормально так заработал». Широкие плечи, стертые черты лица, белая, расстегнутая до пупа рубашка. Золотая цепь на шее, видимо, в память о 90-х. В качестве доказательства статуса – на столе ключи от машины. Дети, в количестве двух, синхронно поедали суп. Старшему лет четырнадцать, младшему – шесть. Обсуждали футбол. Отец басовито угукал. Мать, которая в свои тридцать пять выглядела на пятьдесят, с бледным лицом и абсолютно пустыми глазами, смотрела в противоположную сторону. Они не общались уже года три, а не спали лет пять, если не больше. Они были похожи на соседей; кто-то подсунул им детей, которых теперь придется воспитывать. К ним подошел официант. Дети попросили колы, отец – водки. На женщину никто не реагировал. Кажется, она спросила воды, но официант не расслышал.

Неужели это мое будущее? – думаю я, пока моя жена перечисляет марки подходящих для гостиной телевизоров, говорит о цвете паркета и мягкой мебели. Неужели это мое будущее? Минуем горячее. Я стараюсь отогнать нервозность. Продолжаю смотреть по сторонам. В ресторане в этот час либо семьи с детьми, либо такие же, как и мы, «оживители чувств». В общем – никто никому не интересен. У каждого из присутствующих нерешенные вопросы с ремонтом, или машиной, или квартирой. Проблемы с детьми или родителями. У кого-то имеются любовники/любовницы. И каждый всем своим видом показывает: «Вот он я! Посмотрите! Я и есть нормальный человек. А вот моя половина. Хотите познакомиться? Понимаю, я и сам не хочу». И у всех на лицах – полная отрешенность – как доказательство нормальности происходящего.

Я думаю о том, что, вполне возможно, я испытывал к своей жене какие-то чувства, но это было так давно, что я не вполне уверен, было ли вообще. Тем временем она заводит разговор о моей работе. О том, когда же мне дадут новую должность или хотя бы повысят зарплату. То, что это вещи взаимосвязанные, ее не особенно беспокоит. Я думаю о том, откуда чувства берутся и куда потом уходят, оставляя на память лишь братские могилы мягких игрушек. Жена продолжает: я не имею права наплевательски относиться к семейному быту. Я и не спорю. По ее мнению, я должен пойти к начальнику и настоять на повышении зарплаты, аргументируя это тем, что у меня семья. Я пытаюсь представить себе, что мне нужно было бы написать в служебной записке по такому случаю. И медленно напиваюсь.

Она все больше увлекается, рассказывая мне о том, что это раньше, будучи студентом, я принадлежал себе, а теперь мне пора перенастроить мозги, ведь я человек семейный и не имею права… (конец фразы неразборчив). Я вспоминаю, что с той же интонацией говорил с нами Львов, напоминая, что нашим временем распоряжается компания, потому что платит нам зарплату. По всему выходит, что в моей жизни слишком много тех, кто распоряжается моими деньгами, моими эмоциями, моим временем, моими мыслями. Может, имеет смысл покончить с собой, чтобы доказать им, что я имею право распоряжаться хотя бы собственным телом? Неужели это и есть мое будущее?

После ужина мы пошли в номер. Жена надела чулки и самое откровенное (не видел раньше) белье. Мы включили музыку – пошлейший «романтический» диск, что кладут в таких отелях на тумбочку. Мы снова были пьяны. Заиграл чертов саксофонист Кенни Джи – одну из тех композиций, которую все слышали, но никто не знает, как она называется. Меня обуяла животная похоть. Лучше бы мы этого не делали. Лучше бы мы просто напились, как накануне.