Р.А.Б. - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Минаев cтр.№ 105

– А не спеши ты нас не любить. А не считай победы по дням. Если нам сегодня с тобой не прожить, то кто же завтра полюбит тебя, – разрезали ночь знакомые со студенческих лет слова.

– О чем думаешь? – хлопнул меня по плечу татарин.

– О мертвом человеке, – выдавил я, едва разлепляя губы.

– А чего о мертвом думать? Ему сейчас лучше, чем нам.

– А вдруг он живой?

– Тогда помучается вместе со всеми. Живых нет, брат. Все мы мертвые. – Он взял бутылку и налил себе еще. – Покоя нет.

– А вообще он бывает, покой?

– Говорят, есть места, – татарин мечтательно посмотрел вдаль. – Вась, ты про Урахчи слышал?

– Ну, слышал чего-то, – отозвался рослый, – там, говорят, места какие-то странные. Дурные.

– Сам ты дурной! – татарин сплюнул на землю. – Мне дед рассказывал, там вроде деревня есть. Еще с революции или раньше. В тех местах, в лесу. Говорят, люди там до ста двадцати доживают.

– А что за люди-то? – лопоухий застыл с открытым ртом. Свет болтающейся под потолком лампочки, ложившийся на него, делал его похожим на каменную бабу.

– То ли, по-вашему, староверы, то ли секта какая. – Татарин закурил. – Дед говорил, их и при советской власти не трогали. Секретари райкомов туда лечиться ездили.

– Чего лечить-то? – переспросил я, украдкой глядя на свои руки.

– Болезни всякие. Душу. Потом, уже в наше время, «новые русские» туда на вертолетах летали. Говорят, большие бабки отдавали, чтобы туда попасть. Даже остались некоторые, насовсем.

– Кто?

– Кому больше идти некуда. Кто потерялся. До сих пор там живут. Всех принимают.

– А разве душу можно вылечить? – спросил лопоухий.

– А у тебя болит? – заржал Вася.

– А фиг ее знает, – пожал плечами лопоухий, – может и болит.

Кажется, он был совершенно пьяный.

– Душу нельзя вылечить, ее можно только спасти, – зачем-то сказал я.

Татарин бросил на меня косой взгляд и продолжил:

– Отец с дедом в тех местах охотились. Рассказывали, места там и правда волшебные. Лес по берегам реки, а берега какие-то ломаные. Но главное – воздух. Вроде обычный, а вроде так обволакивает, что руками можно потрогать.

– А далеко отсюда?

– А кто его знает! До Урахчи далеко. Вроде можно на поезде доехать… Я слышал, станцию открыли. Там, – он махнул рукой, – за лесом, где раньше пригородные поезда ходили. До войны…

«Кому больше идти некуда. Кто потерялся». Сидеть стало тяжело. Я лег спиной на лавку и продолжал слушать, глядя в потолок.

– Это сколько же туда ехать? – присвистнул Вася. – И где там-то искать?

– А зачем тебе? – скривился татарин. – Тебе туда не надо.

– А все-таки душу можно вылечить? – не унимался лопоухий.

– Старики рассказывали, баба одна не могла долго родить. И вот, короче, ей сказали…

Уже не слушая дальше, я провалился в сон. Мне снился лес, стоящий стеной, а за ним поляны с маленькими, мультипликационными избушками. И вокруг них степенно вышагивали люди в белых одеждах. Седые старики и старухи. Это была та самая деревня. Иногда попадались другие, в серых накидках или плащах. Я отчего-то знал, что они родились не здесь, а когда-то сюда попали. Дошли. И картинка словно напрыгнула на меня, я стал различать лица до мельчайших подробностей. Я увидел бомжонка, и Загорецкого, и Евдокимова, и Аню, и еще каких-то до боли знакомых людей, возможно, работавших со мной в корпорации или стоявших тогда рядом, на улице. Из-за избушки вышел мужик, охранник, сидевший со мной в «Б-блоке». Он стал вглядываться в небо, будто пытаясь найти меня, но мое лицо было таким большим, что он не смог бы разглядеть меня на фоне облаков. А из-за его спины вышел Нестеров. Одной рукой он держался за горло, а вторую все вытирал об одежду, будто стирая следы крови. Но крови не было. Ни на руке, ни на горле. Кажется, он это и сам понял. Он вдруг начал расти, взметнулся над крышами изб, потом над верхушками деревьев, потом еще выше… и вот уже он лбом столкнется сейчас со мной. Он видит меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, но я и сам понимаю, что он меня поймал. Он схватит меня за руку и отведет туда… обратно. Нестеров что-то говорит мне про Евдокимова, потом про тех, кто остался на поляне, утверждая, что и они мертвы. Я не слышу его голоса, слова возникают прямо у меня в голове. Он ищет мою руку, а я пытаюсь увернуться, спрятать ее за спину. И тут, совершенно отчетливо, слышу его голос:

– Какие у тебя голубые глаза! – говорит он. И я начинаю кричать. Долго, пронзительно, на одной ноте. Я кричу диким, не своим голосом, а он находит мою руку, начинает трясти, и говорит: – Давай, давай, давай…

– Вставай! Вставай, Сань, ты чего? – Я открываю глаза и вижу лопоухого. – Ну ты и орешь! У тебя всегда так с бодуна?

– А? Чего? Где я?

– В психушке! – смеется татарин.

За окном утро. Солнечный свет блестит на полупустой бутылке с водкой. Я жмурюсь спросонья и пытаюсь стряхнуть с себя остатки страшного сна.

– Мы в город возвращаемся, – говорит Вася, – на смену. С нами пойдешь? Или дальше?

– Куда дальше? – не понимаю я.

– Куда ты шел, – утвердительно говорит татарин. – Водки тебе оставить на дорогу?

Я киваю.

– Ну, бывай! – «барсовцы» по очереди жмут мне руку и идут к выходу.

– Эй! – окликаю я. – А где станция? Та, которую опять открыли!

– Километров десять лесом, – пожимает плечами татарин. – В ту сторону.

Я иду по асфальтовой дороге вперед. Далеко ли до станции, я не знаю. Я даже не уверен, та ли это дорога, но другой мне вроде не попалось, а значит, я на верном пути. Солнце светит мне в спину, и моя длинная тень, проецируясь на пыльную дорогу, тянется от носков стоптанных ботинок вперед и чуть влево. Глядя на тень, я думаю о том, что изрядно исхудал за эти месяцы, хотя на самом деле меня это мало занимает. Я поднимаю левую руку вверх, тень делает то же самое. Потом поднимаю правую. Тень отвечает. Так я развлекаю себя некоторую часть пути. Станция все не показывается. Через какое-то время тень становится короче. А потом – наоборот, все длиннее и длиннее. Я оглядываюсь и вижу заходящее солнце. Судя по тому, сколько я прошел, до поздних сумерек я буду на месте. У меня в сумке есть бутылка воды, мятая пачка сигарет, немного водки и денег. А значит жизнь, как это ни странно, продолжается… для всех.

Я иду уже второй или третий день. Точно и сам не знаю. Время летит так быстро, что не хочется оглядываться. Станция где-то рядом, точно. Иначе откуда бы тут взяться гудкам поездов? Голова раскалывается. Наверное, от голода, хотя есть я не хочу. Только немного пью, когда устраиваю привал. Голова проходит лишь во сне, но это не спасает. Потому что во сне еще хуже. Туда постоянно приходит Нестеров и рассказывает об осколке, что застрял в шее. Он потешается над тем, что я даже убить его толком не сумел. В качестве доказательства моей трусости он иногда вспоминает того бомжонка с огромными глазами. И бомжонок кивает, как бы принимая его, Нестерова, правоту.