– Иногда он оставался ночевать, а я боялась, что его жена спалит, и каждый раз гнала домой. Взрослый мужик, а вел себя как ребенок – начинал уходить в одиннадцать, а дверь открывал часа в два. С одной стороны, отпускать каждый раз невозможно, с другой – неудобно. Умом понимаешь, что заявляться к жене несколько раз в неделю в четыре часа неправильно.
– Действительно! Спать с женатым мужчиной можно, а позволять ему оставаться у тебя до четырех утра – безнравственно!
– Однажды он приехал из командировки прямо из аэропорта, а жене сказал, что возвращается на следующий день...
– Даша, можно без интимных подробностей? Я в туалет хочу! – Я уже жалею, что затеял этот разговор.
– Если без подробностей, то крышу нам снесло навылет. Через полгода мы начали планировать будущее. Он очень хотел ребенка. Сына. Он хотел, чтобы я перестала работать, но я осталась. Во-первых, дома сидеть не могла, во-вторых – ну, как же он будет там без меня, а? Дура. Его дочь часто приходила в офис, я даже с ней немного подружилась. Неплохая девчонка, моя ровесница. Слегка странноватая, конечно, как все эти «золотые детишки», но неплохая.
– Так...
– С нее-то все и началось. Я к тому времени все-таки ушла с работы, и мы начали всерьез думать о детях. Купила себе кучу книг, с подругами советовалась, хорошо хоть с мамой не успела. И вот, в апреле, мы улетаем во Флоренцию и почти сразу сталкиваемся в кафе с его дочерью. Да, кстати, звали ее Наташа, ты, наверное, и сам это понял.
– Интересно, – я закуриваю. Невольно вспоминается классик: «Как причудливо тасуется колода».
– Он меня тогда успокоил, сказал, сам ей все объяснит, она девушка взрослая. «Может быть, оно и к лучшему, быстрее все разрешится». Мне бы тогда напрячься, а я только сидела, кивала и глупо улыбалась. Что взять с влюбленной по уши двадцатилетней дуры?
– Ну, ты к тому времени успела забеременеть, как я понимаю?
– Нет, только готовилась. Сидела дома, занималась фитнесом, ходила в кино. Чем еще может занять себя провинциальная невеста в столице?
– В самом деле.
– И вот как-то выхожу я из фитнеса, а ко мне подваливает «доченька». И с ходу, в лоб, улыбаясь, говорит: «Ты считаешь, что то, что ты делаешь, – правильно?» – «Делаю что?» – «Трахаешься с моим отцом». – «Я с ним не трахаюсь, я его люблю». – «Нет, девочка, любишь ты Москву и деньги, а трахаешься с моим отцом. Ты считаешь, это правильно?» Я ей говорю, что мне не нужны его деньги, его бизнес, его статус – мне нужен только он, я его люблю. «Я тоже его люблю, – отвечает, – а еще я люблю свою мать. У тебя есть родители? Ты была бы рада, чтобы они расстались?» – «Но это любовь, я люблю его, понимаешь? Неужели ты никогда никого не любила?» – «Он старше тебя на двадцать лет, милая. Это не любовь, это по-другому называется». Она замолкает и уходит. Потом оборачивается и злобно так говорит: «Ты сама испаришься, или тебе помочь?» Знаешь, я ей тогда впервые позавидовала...
– Ты чему, прости, позавидовала? Ты хотела стать его женой или его дочерью? Или и тем и другим?
– Я хотела быть для него всем...
– И что же наш принц?
– Я ему позвонила, вся в соплях. Он приехал, утешал, говорил, что все с ней обсудит, у них просто не было времени сесть и поговорить по-взрослому, но он обязательно это сделает. Сегодня вечером, завтра. Но завтра передвигалось на послезавтра, потом на неделю, потом она мне еще звонила, он снова прижимал меня к груди и гладил по голове. А потом все как-то вдруг изменилось. Он начал заезжать реже, часто улетал в командировки без меня. А потом и вообще исчез. Свободного доступа в офис у меня к тому моменту уже не было. И когда я однажды приехала к нему на работу, охрана вежливо сообщила, что Константин Петрович теперь редко бывает... редко бывает, да...
– Ты с ним больше не виделась?
– Видела один раз, случайно, в ресторане... Позвонила этой Наташе, и, как ты сегодня, спросила: зачем? Мне же не нужно было ничего, кроме него. Я же любила. Любила отчаянно, любила, как...
– Слепая собака...
– Наверное. В общем, год приходила в себя. Сначала возненавидела эту Наташу, потом научилась прощать, потом забыла. Я ее где-то даже понимала. Любящая дочь встала на защиту распадающейся семьи и материальных ценностей. Но ему же было плохо там, понимаешь? Ему и сейчас там плохо, я уверена!
– Это уже чужая история.
– А потом появился ты. Такой парень из западного кино, с которым просто никогда не встретишься. Обеды, танцы на вечеринках... Помнишь?
– Постараюсь забыть, но у тебя наверняка есть видео, да?
– Ты играл, как обычно, а я думала, у нас что-то может получиться. Дальше был Питер, а потом... потом я узнаю, что в моей жизни опять появилась Наташа, которая забирает у меня любимого мужчину, понимаешь? Я жуткая собственница, мы все жуткие собственницы...
– Но я не был твоей собственностью.
– Какая теперь разница?! Ее собственностью ты тоже не был! У этой сучки все было с самого рождения. Ей дико повезло, она даже усилий к этому никаких не прилагала, пойми! Просто ехала на поезде с бесплатным пожизненным проездным.
– Интересное сравнение!
– Хорошая семья, хорошее образование, правильные подруги, правильные мальчики. А она только забавлялась. Она даже в эту гребаную школу на работу пошла ради забавы. «Смотрите, какая я неформальная!» И из всех возможных вариантов мы начинаем снимать рекламу именно в ее школе, и отношения у нее начинаются именно с тобой. В тот момент, когда мы приезжаем из Питера, да? Она бы с тобой обошлась так же, как и ее папочка со мной, понимаешь? Ровно так же – они же все по жизни развлекаются! Тешат самолюбие, ищут приключений!
– Какая разница, зайка! Может быть, у нас с ней было бы по-другому... Какая теперь разница? Ты не можешь взять то, что тебе не принадлежит. Так вышло, что ты не родилась его дочерью и не стала моей женой. И в этом нет ее вины. Равно как и твоей. Ты-то что от видео выиграла?
– Зато она проиграла.
– А тебе не приходит в голову, что я ее люблю?
Пауза.
– Ты? Ее?
– В твоей голове это не умещается? Любить можешь только ты?
– Меня просто зависть берет, глядя на такие высокие чувства. Все друг друга безумно любят, кто же менято полюбит?
– Камера, Даша. Тебя любит камера.
– Ты думаешь, Наташа тебя на самом деле любит, дурачок?
– Думаю да. Любила. А ты взяла и вот так, – делаю резкий взмах рукой, – отрезала нас друг от друга.
– Отрезала – сошьетесь, – злобно цедит она. – Если это такая великая любовь...
Я смотрю на ее перекошенное ненавистью лицо, и во мне тоже закипает злоба. Настолько сильная, что я молниеносно размахиваюсь, чтобы залепить ей увесистую пощечину, возможно, даже разбить губы в кровь. Я разгоняю руку, но в сантиметре от ее лица затормаживаю, аккуратно глажу ее по щеке и тихо говорю: