– Этот твой индюк, все время забываю его фамилию...
– Хижняк, – услужливо подсказываю я.
– Точно. Манерно расхаживал по лестнице перед старшеклассницами и так любовался своим отражением в немытых школьных окнах, что наступил в ведро с краской.
– Потом упал в него головой, я надеюсь.
– Нет, всего лишь матерился как сапожник, куда только манерность делась, ума не приложу! Как ты с ними работаешь? Там у вас все такие?
– Практически, – улыбаюсь я.
И в комнате висит плотное марево сигаретного дыма, и где-то вдалеке играет Coldplay, но что конкретно, разобрать сложно. А я нахожусь в состоянии такой приятной истомы, что, кажется, сейчас утону в этом дыму или в ее глазах. Впрочем, какая разница, лишь бы утонуть. Разговор касается студенческих лет, и каждый из нас старается рассказать свою историю. Я вспоминаю что-то про детство в Штатах, она про поездки туда с родителями в командировки. Мы оказываемся космополитами до мозга костей и патриотами до судорог. Мы могли пересечься когда-то в Нью-Йорке, возможно, она с родителями даже пила кофе в том же «Старбаксе», что и я. Может, мы тогда попали в смену к одной и той же толстой кассирше?
Мы обсуждаем такие приятные мелочи, что становится непонятно, откуда взялась вчерашняя взаимная агрессия? Проверяли себя на прочность? Бросали друг другу в лицо претензии, которые не успели или не смогли высказать миру? Может, говоря о другом, каждый из нас рассказывал о себе? Мне кажется, что мы невероятно похожи. Или просто смотримся в одно зеркало? Или закончилась бутылка шампанского? Но эту мысль мне не удается развить, потому что как раз в тот момент, когда я начинаю рассказывать ей про «Одиозный» журнал, мы находим кучу общих знакомых, которые работали журналистами/тусовали/пьянствовали в одном и том же офисе со мной. Я ссылаюсь на то, что в то время редко появлялся в офисе, работал, в основном, «по политике» и сворачиваю тему в сторону ютьюб, на котором видел гениальную рекламу какогото голландского журнала.
На столе возникает Mac, она перемещается на диван, и вот мы уже прижались друг к другу, я перманентно набрасываю ей на плечи плед, который продолжает съезжать, а на экране, один за другим, клипы, с которыми у каждого из нас связаны свои воспоминания.
– Я под эту песню увольнялась из рекламной компании. – Она ставит «Медведицу» Мумий Тролля.
– А я тогда был диким фанатом Pulp. – Я ставлю ей «Disco 2000».
– У Джарвиса есть нереальный дуэт с одной негритянкой. – Она быстро набирает в поисковике.
– В ту же тему. Помнишь дуэт Placebo и Боуи? Тут ролик есть с концерта в Монтрё. Анриал!
Depeche Mode, Radiohead, Moloko вперемежку с Benassi, Блестящие, Чичерина, Robert Miles, Маша и Медведи.
– «Рейкьявик» – нереальное видео!
– Тут басист косит под Слэша. – Я ставлю «November Rain Guns’n Roses».
В тему дождя немедленно возникает A-Ha, потом идет электроника – Groove Armada, Deep Dish, Tiesto. Под эту песню открывали «Цеппелин», и под эту же, помоему, закрывали, эти приезжали на «Форты», те рвали в клочья Би-2. Постепенно переходим к русскому рэпу нашего времени – Кровосток, Каста, Кач, ЦАО.
– А вот это уже просто откровенно питерское, – надувает губы она.
– Питерское? Я сейчас тебе покажу по-настоящему питерское. Врубаю «Сегодня ночью». Помнишь этого парня?
Помнишь этого парня?
Когда мечты разбились
О кремы для загара.
И девушки под утро
Теряли свои чары,
Когда вернуться поздно,
Когда все слезы в брызги.
Где кино-порно звезды?
Где нарко-шоу бизнес?
Я возглавляю топы всех разочарований,
Я видел в перископы, как тонет ваш «Титаник».
Чувствую, как бегут мурашки, но вижу их уже на ее предплечье. Что же это за морок такой? Я прикрывался страшной занятостью полдня, она – целый день. Мы не слышали друг друга пятнадцать часов, и, казалось, ее больше нет в моей голове. Но вот мы сидим дома уже четвертый час и не можем отлипнуть друг от друга. Обычно за это время у меня происходит два соития, потом еще полчаса на светские поцелуи (пока ждешь такси) и стандартный бокал спиртного в финале (чтобы оставить на губах хоть какое-то послевкусие). Или спринтерское закидывание алкоголем, быстрый секс и немедленное выпадение в сон с последующей утренней неловкостью. (Почему она все еще здесь? Ах, это ее квартира? А я и не заметил.) Но выпито уже две бутылки шампанского, а мы не пьяны. За все эти часы ты лишь дважды коснулся ее руки, а она обняла тебя за бицепс, расхохотавшись над тем, как ты изображал директора ее школы. И больше никаких физических контактов. Только «Вконтакте.ру», из которого ты ставишь трек за треком. Кошмар в том, что ты не чувствуешь себя обделенным. Нет пресыщенно-жлобского «чего-то не хватает». И кажется, в этом совместном слушанье музыки и есть секс.
– А чем ты занимался после «Одиозного» журнала? До этого своего ящика? – Ее широко раскрытые глаза искрят любопытством.
– Я? – У меня отсутствует файл с этим периодом. Я стер его, заблокировал, поставил пароль. – Честно? – после долгой паузы. – Хуйней страдал, – говорю я и отворачиваюсь.
Какое-то время мы сидим молча, затем она встает и разливает остатки шампанского по бокалам.
– Слушай, ты так порвал этого придурка из мэрии на прошлой неделе!
– Ты смотрела? – говорю я чуть более восторженно, чем следовало.
– Знаешь, мне понравилось.
– А говоришь, ни разу не видела, вруха! – Я укоризненно грожу ей пальцем. – Сейчас я тебе покажу, как у них чиновников рвут.
Включаю ей шоу «Colbert Report», мы дружно хохочем над сценой, где Кольбер, беседуя с женщиной, отстаивающей права матерей сцеживать молоко на рабочем месте, достает молокоотсосник, приставляет его к своей груди и включает.
– Представляешь, если бы я вот так вот с какой-нибудь заместительницей префекта? В ту же секунду закроют!
– Андрей, – она проводит рукой по моим волосам. – Мне кажется... я вижу тебя в другой программе. Это должно быть серьезное шоу. Правда.
– Не надо таких авансов! – Я допиваю шампанское. – Я их не заслужил.
– Нарываешься на комплимент?
– Нет, – становится грустно, – какие уж тут комплименты.
– Знаешь, – она продолжает гладить меня по волосам, по щеке, – ты какой-то колючий, будто тебя не долюбили в детстве... или по жизни... – и в ту же секунду отдергивает руку, будто испугавшись собственных слов.
– Я не знаю... то есть... никогда не думал об этом. Может, ты и права, – притягиваю ее к себе. «Интересно, кто и как сильно любил тебя в этой жизни, Наташенька», – думаю я, пока наши запахи не смешиваются, унося обоих в мятную муть с привкусом алкоголя на губах.