The Телки два года спустя, или Videoты - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Минаев cтр.№ 38

«И как?»

«Не помню»

«nice stuff»

«feels like home»

«флэшбеки?»

«Хорошо бы. Сушняк. Куда пойти с Нат.?»

«А Даша не алле?»

«пока не понял. Хочу с Н.»

«Бюджетно?»

«Ну, так»

«Кофемания»

«tired»

«Золотой?++пафос»

«$$$$!!»

«Вог-кафе)))))!!!»

«буээээээ»

«Мудило, мы уже пол-листа исписали»

«Круто. Тогда чмоки, я отключаюсь. Пойду в “Кофеманию”»

Сворачиваю бумажку пополам, принимаюсь рисовать на обратной стороне замок. Стены с зубцами, остроконечные башни. Выходит как-то криво, косо и слишком похоже на Кремль. Рисую рядом с замком рыцаря в латах. Хижняк рассказывает, какие гости (все дружно смеются) и какая тема будут в его сегодняшней программе. Заштриховываю рыцарю щит в диагональную клетку.

– Мы решили не брать затасканных интернетом тем типа люстры Чижевского, – спокойным голосом вещает Хижняк.

Пририсовываю рыцарю кривой член, аккуратно сворачиваю листок, стараясь не выдавать волнения. Набиваю под столом эсэмэс Наташе.

«В восемь в “Кофемании”, тебе удобно?»

Быстрого ответа не приходит.

После того как все, кому было чем стрелять, отстрелялись, слово берет управляющий каналом Анатолий Иванович Лобов.

– Я хотел бы сказать пару слов о шоу, которые идут на нашем канале. Мы подходим к окончанию сезона, поэтому в предновогодние месяцы, пиковые для активной аудитории, каждая программа должна нести особый заряд. – Он пытается гипнотизировать аудиторию, видимо, чтобы передать ей этот пресловутый заряд. – Борьба за аудиторию это прежде всего столкновение креатива. Но я бы не хотел, чтобы мы сосредоточились на развлекательной части в ущерб содержанию. Наша аудитория – это молодые, социально активные люди с четко выраженной, – он делает паузу, – общественной позицией. Они ждут диалога, а не комических куплетов...

На Лобове темный костюм, голубая рубашка, нарочито аккуратно повязанный галстук, на правой руке браслет из бисера, «доча сделала», – мудовая привычка, которую наши соотечественники переняли у западных бизнесменов. У тех вечно на запястьях ворох браслетов, сделанных руками их детей, или каучуковые шнурки из фаст-фудовских сетей, которые выдаются за благотворительные покупки (типа, сорок центов от цены вашего обеда передаются в фонд помощи детям Уганды, половину которых мы, правда, успели уничтожить, чтобы разместить на их землях пастбища для своих напичканных стероидами буренок). В общем, внешний вид Лобова свидетельствует о том, что он человек серьезный. Консервативный, профессиональный. Придерживается семейных ценностей, но вместе с тем считает себя продвинутым (часы Swatch на запястье). Он пришел в телевидение из финансового бизнеса. И теперь, как любой топ-менеджер, дорвавшийся до творческой работы, пребывает в постоянном восторге сам от себя. «Креативность» – одно из его любимых слов.

Что еще? Он вырывает из журналов и газет статьи, заголовки которых привлекли его внимание, и отдает секретарше, чтобы прочитать в конце недели. Остальное выбрасывает. Вырванные страницы через неделю выбрасывает секретарша. Он никогда «не успевает» к ним вернуться. Он постоянно вкрапляет в свою речь словечки типа «ну вы же понимаете, где это решалось», или «очевидно, что этот вопрос потребовал согласования в определенных кабинетах», намекая на свои обширные связи в администрации президента.

Он заканчивает эсэмэс-сообщения словами «всего доброго», свято верит в то, что новости люди по-прежнему узнают из телевизора, а не из твиттера, и находит Lady GaGa похожей на певицу Макsим. При этом он уверен в том, что мы делаем «нечто совершенно не похожее на другие музыкальные каналы». И еще цитата: «MTV давно умерло. Даже в штатах». Вот, собственно, такие у него горизонты.

Речи Лобова всегда звучат так, будто он не говорит их, а набивает двенадцатым кеглем текст в Word, шрифтом Times New Roman. Абзац к абзацу, пробелы, отступы, отточия. Его выступления никогда не бывают эмоциональны – только информативны. Он и не говорит в широком понимании этого слова – он вещает. Я слышу слова «мораль», «ответственность», «наполнение». Этот набор бессодержательных штампов исторгается на наши головы раз в две недели, но фраза «некоторые, кажется, забыли, что», подсказывает, что на этот раз разговор будет предметным. Повисает пауза, и, кажется, весь собравшийся здесь готовый разорвать тебя клубок друзей – перестал дышать. Я пытаюсь найти в комнате муху, но ее нигде нет. Видимо, даже муху утомили эти посиделки, и она умерла.

– Например, последнее шоу Андрея Миркина, – Лобов поворачивает голову в мою сторону. – Обсуждали серьезную тему транспортного налога, а в итоге свели все к балагану. Андрей, я тебя несколько раз за последние месяцы просил быть серьезнее. Ты ведь не диджей, ты отражаешь позицию определенной социальной группы.

«Ты, кажется, перепутал. У тех, чью позицию я отражаю, вообще нет такого слова в лексиконе».

– Я пытался показать, что депутаты, пришедшие в студию, вообще мало понимают в законах, которые принимают.

– Можно подумать, ты понимаешь. Мне не хватает твоего взвешенного мнения. Твоей аналитики. И прекрати уже эти свои шуточки и подколки гостей, мы не юмористическую программу снимаем.

– Да, Анатолий Иванович, но наши зрители не хотят серьезного разговора на скучные темы.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Я с ними иногда разговариваю.

– А у меня анализ аудитории. – Лобов потрясает в воздухе бумагами. – Я лучше знаю, чего они хотят.

«Что же ты тогда сам не в кадре, родной?».

– И чего же они хотят?

– Они хотят... содержательности, остроты. А этого у тебя не хватает, Миркин.

– Я пытаюсь донести серьезные вещи через сатиру. – Сам чувствую, что звучит неубедительно.

– Серьезные вещи надо доносить внутренней драматургией. Тем, что внутри тебя. Понимаешь?

«Внутри меня полураспад кислоты, родной».

Я согласно киваю:

– Понимаю.

– Понимаете? – Он обводит глазами собравшихся.

– Еще бы, – говорит за всех Антон.

– Это азы, – ухмыляется Хижняк.

– Надоела уже эта твоя понурая циничность. Такое впечатление, что ты устаешь с первой минуты эфира. Андрей, мне нужна острота, понимаешь?

Приходит эсэмэс от Наташи: «В восемь – отлично».

– Да! – Я почти кричу.

– Вот. – Лобов кивает. – Можешь же, когда до тебя достучишься, правда?