Дочь тумана и костей - читать онлайн книгу. Автор: Лэйни Тейлор cтр.№ 69

Щелчок.

Стремительный рывок, словно ветер в дверь, — и Кару была этой дверью, и ветер врывался домой, и она была этим ветром. Она была всем: ветром, домом и дверью.

Она ворвалась в саму себя и почувствовала себя целой.

Она впустила себя и была полной.

Она закрылась снова. Ветер утих. И все закончилось.

* * *

Она стала целой.

Она еще ребенок.

Она летит. Воздух разряжен и трудно дышать, и весь мир лежит где-то так далеко внизу, что даже луны, играющие в перегонки на небе, видятся под ней, словно сияющие ореолы детских головок.

* * *

И вот она больше не ребенок.

Она соскользнула вниз с небес, сквозь ветви траурных деревьев. Всё окутала тьма, но роща не спала, стояла такая благостная тишина, повсюду сновали змеевидные птички, упивающиеся цветами траурных деревец. Привлеченные рогами Мадригал, птички слетелись к ней, и пыльца цветов, что была у этих птичек, пролилась на неё золотым дождем, покрывая позолотой её плечи.

* * *

Позже, губы любимого онемеют от этой пыльцы, когда он будет упиваться Мадригал.

* * *

Она в бою. Серафимы падают с неба, за ними тянется шлейф пламени.

* * *

Она влюблена. Это чувство так и светиться в ней, будто она проглотила звезду.

* * *

Она поднимается на эшафот. За ней пристально наблюдают тысячи лиц, но она видит только одно лицо.

* * *

Она стоит на коленях на поле боя рядом с умирающим ангелом.

* * *

Крылья укутывают её. Кожа, горячая, как от лихорадки, любовь как огонь.

* * *

Она поднимается на эшафот. Её руки связаны за спиной, крылья обрезаны. Взгляды тысячи лиц; топанье ног и копыт; крики и насмешки, но единственный голос возвышается над всей этой толпой. Акива. От его крика, души собравшиеся холодеют.

* * *

Она Мадригал Кирин — та, что помыслила об иной жизни.

* * *

Лезвие огромное и сияющие, как падающая луна. Всё происходит неожиданно…

Кару задохнулась. Ее руки взлетели к шее и обвились вокруг, она была не повреждена.

Она взглянула на Акиву и моргнула, и, когда выдохнула его имя, ее голос был обогащен чем-то новым, слияние удивления, любви и мольбы, это казалось бы было не своевременно. И это так.

— Акива — полностью выдохнула она.

С тоской, с болью, он наблюдал за ней и ждал.

Она убрала руки с шеи, и они дрожали, когда она снимала перчатки, освобождая ладони. Она пристально уставилась на них.

В ответ они уставились на нее.

Они смотрели в ответ — два плоских глаза цвета индиго — и она поняла, что сделал Бримстоун.

* * *

Наконец-то, она всё поняла.

Жили-были две луны, и были они сестрами.

Нитид была богиней слез и жизни, и небо было ее. Никто так не поклонялся Эллаи, как тайные любовники.

Мадригал взошла на эшафот. Ее руки были крепко связаны за спиной, ее крылья были обрезаны так, чтобы она не смогла далеко улететь. Это была излишняя предосторожность. Сверху были изогнутые дугой железные прутья клетки. Прутья предназначались для того, чтобы не впустить серафимов снаружи, а не для того, чтобы удерживать внутри химер, но сегодня они служили именно этой цели. Мадригал больше некуда не уйти, только к своей смерти.

— В этом нет необходимости, — заметил Бримстоун, когда Тьяго приказал обрезать крылья. Его голос был скрипучим и прозвучал очень тихо, почти не слышно.

Тьяго, Белый волк, генерал, сын военачальника и правая рука, проигнорировали его слова. Он знал, что это ни к чему. Ему хотелось унизить ее. Для него не было достаточно одной лишь смерти Мадригал. Он хотел видеть ее жалкой, кающейся. Ему хотелось опустить ее на колени.

Он будет разочарован. Он мог связать ей руки, обрезать крылья, он мог принудить ее стать на колени, он мог смотреть на ее смерть, но заставить ее раболепствовать было не в его силах.

Она не сожалела о том, что сделала.

На балконе дворца восседал Военачальник. У него была голова оленя золотыми рогами. Тьяго был на своем месте справа от отца. Место по левую сторону от Военачальника принадлежало Бримстоуну, и оно пустовало.

Тысячи — тысячи глаз смотрели на Мадригал, и какофония толпы собиралась во что-то темное, голоса становились насмешливыми. Грозно топали ногами. На памяти всех живущих наказания во дворце не было, но все, те кто собрался, знали что делать, как будто ненависть передавалась по наследству и выжидала момента, чтоб проявить себя.

Летели обвинения:

— Любовница ангелов!

Некоторые в толпе были обескуражены, неуверенны. Мадригал была красавицей и умницей — могла ли она действительно вытворить столь немыслимое?

А затем вывели Акиву. Это был приказ Тьяго — заставить его наблюдать. Охранники кинули его на колени на платформу напротив нее, с которой ему все было хорошо видно. Даже истекающий кровью, закованный в кандалы и ослабший после пыток, он был великолепен. Его крылья лучились, глаза горели огнем, они были безумны и устремлены к ней. И Мадригал наполнилась такой теплотой воспоминаний и нежности — и острым сожалением, что ее тело больше никогда не узнает его, что их губы больше никогда не встретятся, их мечты никогда не исполнятся.

Ее глаза наполнились слезами. Она улыбалась ему, и это был взгляд такой искренней любви, что никто из наблюдавших за ними больше не мог усомниться в ее вине.

Мадригал Кирин была виновна в измене — в любви к врагу — и приговорена к смерти и более того, к тому, чем не наказывали уже сотни лет: к полному исчезновению.

Разрушение.

Она стояла на эшафоте один на один с палачом, голову которого закрывал капюшон. С высоко поднятой головой она ступила вперед к помосту и опустилась на колени. И тогда Акива начал кричать. Его голос парил над столпотворением — крик, способный собрать все души, звук, способный потревожить призраков в их убежищах.

Это пронзило сердце Мадригал, ей так хотелось утешить его в своих руках. Она знала, Тьяго хочет, чтоб она сломалась, кричала и умоляла, но она этого не сделает. Это ничего не изменило бы. Не было даже малейшей надежды на жизнь. Не для нее.

Один последний взгляд на ее любовь, и она положила свою голову на помост. Это был черный камень, как и все в Лораменди, и он был горячим, как наковальня. Акива вскрикнул, и сердце Мадригал ответило ему. Ее пульс участился, она почти умирала, но оставалась спокойной. У нее был план, и это было тем, за что она цеплялась, когда палач поднял свой меч — огромный и сияющий, как луна на закате — у нее впереди еще была работа, и она должна оставаться собранной. Она еще не закончила.