— Нет, — сказала Дейзи тоном, не терпящим возражений.
— Я заказала горячий кофе и еду. Все приготовят в машинном зале. Может, войдем внутрь и подождем? Дейзи покачала головой.
— Мне тепло. Но я хочу спуститься вниз.
— Джой не позволит никому спуститься вниз. Это приказ твоего отца, — добавила Блэйз.
— Я поговорю с ним.
Но Джордж Станс был непреклонен. Вежлив, но тверд. Хэзэрд содрал бы с него шкуру, если бы он позволил его дочери спуститься под землю при таких обстоятельствах. Сначала содрал бы шкуру, а потом убил.
— Извините, мисс, но ваш отец не позволил, — повторил он.
И три женщины ждали возле главного входа в шахту вместе с другими, чьи родные были еще под землей. Бездействие выматывало нервы, тяжело было не знать, что происходит на уровне нескольких тысяч футов под землей. Не добавлял оптимизма и равномерный ритм огромных двигателей, которые приводили в действие насосы.
Джой Шерман, ночной диспетчер, и Джордж беседовали с Блэйз и Импресс. У Дейзи был более энергичный характер, и она не могла участвовать в беседе. Ее угнетала пассивность. Она ходила взад и вперед перед входом, нервно потирая руки.
Хоть время и казалось бесконечным, но меньше чем через час прозвенел звонок — сигнал к подъему клети. Пар шел от мокрой одежды шахтеров, когда они вышли наружу. Семь человек — быстро подсчитали все. Лица еле узнаваемы, плечи поникли от усталости.
— Вода остановлена, — сказал вышедший первым мужчина. Странно, но в голосе не было ликования.
Он слишком устал, думала Дейзи, чтобы проявлять энтузиазм. Но где остальные? Где же их мужчины?
— Где Хэзэрд? — ее самообладание было поколеблено, в голосе ужас.
— Он скоро поднимется, — ответил шахтер.
— А Трэй? — испуганно спросила Импресс.
— Он с ним.
Импресс опустила голову на плечо Блэйз. Дейзи встретилась глазами с человеком, который отвечал на вопросы, и ее собственный вопрос застрял в горле. Он посмотрел на нее и отвел взгляд.
— Этьен?
Голос Дейзи был еле слышен изза шума двигателей, она задыхалась от страха, который перехватил ей горло и не давал дышать.
— Они ищут его.
Только огромным усилием воли она заставила себя устоять на ногах.
Хэзэрд и Трэй вышли на поверхность двадцать минут спустя, после того как новая команда спустилась вниз.
Когда они вышли из клети, люди, стоявшие у входа, начали о чемто приглушенно разговаривать. Слово «трагедия» быстро распространялось в толпе.
Дейзи стояла с Блэйз и Импресс. Ее красное шерстяное пальто ярко выделялось на фоне темных платков других женщин.
Увидев мужчин, она заспешила к ним. Слезы катились по ее щекам — единственные следы страданий на безжизненном лице.
— Расскажите мне, что случилось, — сказала она тихо, но твердо, желая узнать все после ужасных часов неведения. — Как? — спросила она, а затем быстро: — Где?
Как будто знание подробностей может вернуть жизнь Этьена, как будто это позволит ей коснуться его еще раз!
Дейзи точно такая, как была тогда, когда умерла ее мать, думал Хэзэрд. Собранная, чересчур спокойная, серьезная, все внешние проявления чувств под контролем.
И когда Трэй подробно рассказал о случившемся, она только спокойно спросила:
— Его тело можно будет найти? Хэзэрд покачал головой.
— Мы не знаем, — тихо ответил он. — Это зависит от того, сколько времени мы будем выкачивать воду из шахты… и сможем ли мы ее всю выкачать. Мы не знаем, продолжает ли поступать вода. Возвращайся в город вместе с нами, — он помолчал минуту, — до тех пор, пока…
Он замолчал, так как знал, что на поиски тела могут уйти дни, а то и недели. К тому времени состояние трупа будет ужасным.
— Я лучше поеду домой.
Она вдруг почувствовала пустоту и одиночество, находясь в кругу семьи. Долина Чистой Реки теперь была домом… ее и Этьена.
— Я отвезу тебя. Мы поедем с тобой. Ты не должна оставаться одна.
Она не смогла сказать отцу, что ей именно этого и хочется — побыть одной, и позволила семье поехать с ней на ранчо. Но после того как она прошла через пытку сдержанной и вежливой беседы, Дейзи наконец встала и сказала:
— Я иду спать. Пожалуйста, поймите меня, я хочу остаться одна.
— Конечно, — сказала Блэйз, взяв за руку Хэзэрда.
Ее глаза были полны слез.
— Мы приедем позже, днем, узнать не нуждаешься ли ты в чемлибо.
После прощания с ними Дейзи попросила Луи отключить телефон. Она не желала ни от кого принимать соболезнования. Она сама еще не решила, стоит ли жить дальше. После того как отдохнет, после того как пройдет время, она возьмет себя в руки и выполнит все формальности. Нужно будет поставить в известность детей Этьена и Бурже.
Луи вел себя очень сдержанно, но покрасневшие глаза выдавали его чувства. Он не говорил об Этьене с того момента, как ему рассказали подробности его смерти.
— Я надеюсь, что ты останешься со мной, Луи, — сказала Дейзи, до того как поднялась наверх в свою спальню. — Я буду очень благодарна.
В своей печали она не могла выразить, насколько его присутствие важно для нее, но так или иначе дом с Луи был привычным. С ним будет казаться, что Этьен гдето поблизости — наверху или со своими лошадьми. Луи будет рассказывать ей об Этьене… Он знал намного больше о нем, чем она, знал подробности его жизни. Если Луи останется, у нее будет связь с Этьеном и его прошлым.
— Да, мадемуазель Дейзи, — ответил Луи пофранцузски, хотя и она, и Этьен говорили с ним поанглийски с тех пор, как прибыли в Америку. Он был человеком традиций, строго придерживался правил поведения, но его глаза потеплели, когда он сказал: — Я буду рад остаться…
Дейзи попросила служанку задернуть штору в спальне. Солнце не имело права так ярко светить после того, что случилось. Она отодвинула кресло Этьена от окна, затем забралась в него с ногами и свернулась калачиком.
Всего лишь прошлой ночью он сидел в этом кресле, держа ее на руках, и она смотрела на звездное небо. Они дурачились и выбирали имя будущему малышу.
Слезы начали медленно капать, как будто сердце было уже готово нести траур. За каплями слез последовали потоки, наконец она разрыдалась. Как она выживет без него? — думала она. Она больше никогда его не увидит, не услышит, как он смеется, как дразнит ее. Никогда не почувствует прикосновения его рук, никогда не увидит его лица, его не будет при первом вздохе их ребенка. Омывая мягкую кожу подлокотника кресла слезами, она откинулась на спинку, желая почувствовать, что Этьен обнимает ее, как вчера вечером.
Она лежала бесконечно долго, и ее обуревала злость на самое себя. Горе и боль обострили чувства. Как она была безумна, потеряв такое количество драгоценного времени изза какихто принципов. Она потеряла месяцы! Потеряла только изза того, что искала совершенства в несовершенном мире. Ей нужно было остаться с Этьеном в Париже и ждать развода. Она должна была наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе.