— Я собираюсь убить тебя, — пробурчал он, — убить, убить, убить тебя… — Слова прозвучали как молитва.
— Вряд ли у вас это получится, Джейк, если вы не перестанете трястись, — пробормотал Трей и повернулся на другую сторону, словно собираясь уснуть.
Конвульсивная дрожь потрясла Джейка, когда он увидел мускулистую спину, небрежно подставленную ему. Почему этот ублюдок не молит о пощаде? Какое же это будет удовольствие, если он не позволит унизить себя. И со злой хитростью Джейк подумал о женщине, той, у Лили, единственной, по слухам, которая ушла от Трея. Невосприимчивый к страху, самонадеянный детеныш Хэзэрда клюнет, возможно, на уязвленное самолюбие.
— Если бы я купил ее, она бы никуда не делась, — сказал Джейк с отвратительной улыбкой. — Я бы запер ее или связал. — В его голосе появилось злорадное сочувствие. — Только дурак может дать шлюхе свободу. Нельзя доверять шлюхам, они будут трахаться со всеми.
Когда Трей повернулся, Джейк испытал внезапное захватывающее веселье. Светлые серебристые глаза больше не были закрыты, не были затуманены, в них не было насмешки. В них, как заметил Джейк, удовлетворенный своей стратегией, предвкушая долгожданную месть, легко прочитывалось оскорбление. Наконец-то он пустит мерзавцу кровь.
— Я бы привязал ее к постели и смотрел бы за тем, чтобы она развлекала меня, — продолжал он, поворачивая нож в ране. — Ты, краснокожий, глупее, чем я думал.
Бешенство переплавило сонную вялость, разум Трея стал осознавать грубую реальность. Револьвер колеблется в руках Джейка, заметил он с живостью, очень сильно. Словно проснувшись от десятилетней спячки, он осмотрел комнату, зафиксировал дверь, массивное тело Джейка, трясущуюся руку с револьвером. Джейк Полтрейн по ошибке перешагнул порог, увлеченный своим навязчивым желанием, и оказался на запретной территории. Чувство Трея к Импрес, до конца им не понятое, было только его, и никому, а особенно Джейку Полтрейну, не будет позволено посягать на его собственность. Эмоции управляли Треем, не разум, и мысль о Джейке Полтрейне, прикасающемся к Импрес, была непереносима. Необходимость неотвратимой мести, тот импульс, с которым он боролся недавно, неожиданно трансформировалась в его сознании и он, одурманенный опиумом, прикинул, способен ли уклониться от пули.
— Значит, ты не смог заставить ее остаться, — продолжал насмехаться Джейк, лицо у него покраснело от мстительного триумфа, в тихой комнате слышалось его хриплое дыхание. — Если я увижу ее после того, как ты умрешь, то сладко поцелую в память о себе. — И если бы от восторга можно было светиться, Джейк Полтрейн озарил бы всю затемненную комнату.
Трей осознавал, что задумал Джейк, понимал иррациональную основу своего собственного гнева, даже понимал, что Джейк ограничится словами и на него можно просто не обращать внимания, если только в какой-то момент его не захлестнут эмоции.
— Нажми на спуск, Джейк, — сказал Трей мягко, — если хочешь ее, потому что это единственная для тебя возможность когда-нибудь прикоснуться к ней. — И в полумраке комнаты Импрес внезапно появилась между ними, как живая, улыбающаяся, хотящая, чтобы ее поцеловали. Она шагнула вперед. — Н-е-т! — закричал Трей в инстинктивном порыве и, скатившись с роскошной кушетки, бросился на Джейка.
Тело Трея с силой ударило в ноги Джейка, раздался выстрел, Джейка отбросило назад под тяжестью Трея, и, потеряв равновесие, он выронил револьвер. Джейк пытался дотянуться до оружия, которое оказалось под низким, покрытым черным лаком стулом, но Трей, не обращая внимания на револьвер и кровь, текущую у него по лицу, хотел только одного: чтобы Джейк Полтрейн никогда не смог прикоснуться к Импрес. Как сумасшедший, поглощенный навязчивой идеей, Трей навалился на Джейка, прижав к полу в нескольких дюймах от блестевшей револьверной рукоятки. Яростно извиваясь, Джейк пытался вывернуться и, защищаясь, яростно молотил Трея руками и ногами. Джейк был тяжелее Трея, потерявшего вес в чистилище Ку. Они катались по ковру, оставляя следы крови, и Трей, одетый только в легкую шелковую пижаму, по существу, был не защищен, текшая кровь мешала, ему смотреть, но обуреваемый единственным желанием Трей захватил массивную шею Джейка, добравшись, почти добравшись, до горла.
Джейк отбивался от неожиданного нападения, отпихивал Трея, бил его тяжелыми кулаками, боролся за свою жизнь, но глаза у Трея были дикими, лицо — бесчувственным, а длинные руки, как мощные клыки, были безжалостны. Они сомкнулись, наконец, несмотря на яростное сопротивление Джейка, на горле и уже не размыкались. Кровь Трея медленно капала на широко раскрытые глаза лежащего под ним человека, как какой-то ужасный аккомпанемент смерти. Лицо Джейка посинело, затем стало синюшно-багровым, издаваемые им хрипящие звуки реверберировали в шелковой комнате. Но Трей не слышал звуков умирающего под его руками человека; только само убийство было реальностью, необходимость заставить замолчать Джейка Полтрейна.
Потеря крови усугубляла состояние Трея, но он не ослаблял давления на горло Джейка, хотя его руки просто кричали от боли. Стойко терпя боль, как его учили с детства, он, упорный в своем безрассудном стремлении, убеждал себя, что Джейк никогда не прикоснется к Импрес.
Возможно, какой-то примитивный инстинкт дал команду мозгу ослабить хватку, или тому был причиной попавший ему в ноздри запах от жаровни. Однако, какая бы ни была причина, он разжал руки и медленно поднялся на ноги, чувствуя, как силы оставляют его. Перешагнув через мертвое тело Джейка Полтрейна, он рухнул на подушки кушетки.
Он лежал до тех пор, пока не прошло головокружение, затем оттер кровь с глаз шелковой занавеской, висевшей позади него, и, придя в себя, подумал о том, чтобы пойти к зеркалу и посмотреть, откуда льется кровь. Однако через секунду Трей решил, что ему необходимо видеть Импрес, улыбающуюся и зовущую его одновременно. Опершись на локоть, успокаивая дыхание, Трей медленно проделал всю процедуру: размял порцию опиума, осторожно поместил его в трубку, зажег от жаровни и сделал глубокую затяжку. Он откинулся на шелковые подушки, позволив наркотику действовать, увидел вначале золотистую вспышку, а затем появилась Импрес. Она была дальше в этот раз, на полпути к покрытым снегом холмам, на которых распускались крокусы, пробивающиеся через льдинки, но она улыбалась ему, звала его по имени. Он опять потянулся к трубке, чтобы увидеть ее ближе.
Ку лично регистрировал всех своих самых важных посетителей, чтобы удостовериться, что им удобно и комфортно, что у них есть все необходимое, и, когда искалеченное тело было вынесено вниз по ступенькам, он вернулся к повседневной рутине. Он обратил внимание на открытую дверь в комнату Трея, когда проходил мимо, и, испугавшись, осознал, что случилась катастрофа. Указания, полученные им от Хэзэрда, были простые, но ясные: его сын может быть там, где хочет, но никогда не должен оставаться без охраны.
«Чего можно ждать от Хэзэрда?» — уныло размышлял Ку, по мере того как отворял дверь и входил в комнату. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что Джейк Полтрейн мертв. Ку, дрожа, оглядел измазанного кровью раскинувшегося на кушетке Трея. В считанные секунды разглядев, что грудная клетка Трея поднимается и опускается в полутьме комнаты, Ку с огромным облегчением приблизился к кушетке. По крайней мере, Трей еще жив. Быстро выйдя из комнаты, он осторожно притворил дверь и послал слугу за доктором.