Сердце Сапфо - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Джонг cтр.№ 16

Повивальная бабка приготовила козьи шкуры, чтобы принять на них новорожденное дитя. По обычаю шкуры наполняли теплой водой, а потом прокалывали, чтобы вода уходила из них понемногу. Так шкуры медленно проминались под ребенком, и послед стаскивался за пуповину. Но у меня пуповина обмоталась вокруг шеи младенца! Когда ее перерезали, в козьих шкурах уже не было нужды. Повивальной бабке пришлось вытаскивать послед своими окровавленными руками.

Ребенок, весь в крови, был больше похож на послед, чем на младенца, когда его положили мне на руки. Это была маленькая девочка! Ее мутные небесно-голубые глазки искали мои. Ее маленький женский орган был похож на бледно-розовую раковину. Ее красные морщинистые ножки молотили воздух. Повивальная бабка почему-то хранила молчание.

Потом я услышала, как старуха прошептала Праксиноя:

— Не позволяй ей слишком привязываться к ребенку — возможно, отец не захочет ее растить.

— Прочь! — крикнула я. — Этот ребенок вырастет, что бы ни говорил этот идиот!

«Я обещаю тебе жизнь», — прошептала я самому красивому существу, какое когда-либо видели мои глаза.

Я подумала о новорожденных девочках, которых оставляют на вершине скалы, и заплакала.

«Никто не принесет тебя в жертву за твой пол, маленькая незнакомая девочка, — пообещала я, рыдая. — Я назову тебя Клеидой, как ту, которая дала жизнь мне».

И тут я затосковала по моей матери, как не тосковала никогда прежде.

— Прикрепи клок шерсти к дверям дома, — приказала я повивальной бабке.

— А твой муж? — спросила она.

— Мой муж не имеет к этому никакого отношения.

Вошел Керкил, чтобы преклонить колени перед моим троном.

— Она похожа на меня! — воскликнул он. — Прекрасная малютка.

«Мозгов у нее будет побольше, чем у тебя», — подумала я.

Как только силы вернулись ко мне, мы с Пракеиноей отправились благодарить Артемиду за то, что она сохранила жизнь мне и девочке. Мы оставили богине прекрасный багряный хитон и багряный плащ с волнистой голубой оторочкой, напоминающей морскую волну.

В храме Артемиды я видела мать женщины, умершей в родах, — она посвящала богине целый сундук сокровищ. Она что — сумасшедшая? Боги забрали ее дочь, а ока все еще пыталась ублажить их!

— Роды — как война, кровь льется ведрами, — сказала эта женщина. — По крайней мере, богиня пощадила мою внучку.

Как женщины отдают своего ребенка повивальной бабке, чтобы та унесла его на вершину скалы? Я этого никогда не пойму, как и варварские обычаи поклоняющихся Ваалу. Мы притворяемся цивилизованными, но только кровавые жертвы могут унять в нас жажду убийства.

И скажите мне, с какой это радости Артемида, которая ни разу не позволила Эросу раздвинуть ей ноги, стала богиней деторождения? Она, девственница, развлекающаяся охотой на вершинах безлюдных гор, держит в своих руках судьбы всех беременных женщин. Разве это справедливо? Разве это правильно? Зевс-громовержец, управляющий мирозданием, у меня накопилось к тебе много вопросов.

ЗЕВС: Богохульство!

АФРОДИТА: Философия! Одно нельзя отделить от другого!

Меня поразило то чувство любви, которое вызвала у меня моя девочка. Этот маленький комочек плоти с мутными голубыми глазками и розовыми ноготками, напоминающими прозрачные раковинки подводных существ, изменил мой взгляд на мир. Я стала меньше по сравнению с тем, что была прежде, — теперь всего лишь мать — и больше, гораздо больше: творцом этого чуда. Я знала теперь, что чувствовали боги, сотворив жизнь.

У меня есть доченька-красавица,

Похожая на золотой цветочек. Я не променяю

Ее на всю Лидию и даже

На весь прекрасный остров Лесбос.

Глядя на мою дочь, на ее розовые пальчики, похожие на зарю, на ее прозрачную кожу, на створки ее женского естества, я чувствовала, что снова начинаю любить жизнь. Я даже готова ради нее забыть мои песни. Она была моим лучшим творением.

В те времена, когда Клеида была маленькой девочкой, я изображала из себя Пенелопу, сидела за ткацким станком, но плела только козни. Младенец лежал в корзине у моих ног. Когда появлялся Керкил, я являла собой образ заботливой жены. Конечно, я не кормила сама. Этим поочередно занимались две кормилицы — днем и вечером. И число моих домашних рабов возросло.

Керкил был в восторге от ребенка. Он уже начал собирать ей приданое и планировать свадьбу. Но виноторговля, которую он вел на паях с моим братом Хараксом, все больше требовала его присутствия в Египте. Они целыми месяцами оставались в Навкратисе, где греческие торговцы могли поклоняться своим богам и, купаясь в египетской роскоши, предаваться утехам с египетскими проститутками. Счастливое избавление! Я была счастлива оставаться полновластной хозяйкой в моих владениях.

Поскольку Керкил был довольно стар, родители его уже умерли, и у меня не было надоедливых свекрови и свекра, присутствие которых должны выносить большинство молодых жен. Это был еще один дар богов.

До рождения Клеиды я была очень нетерпима с матерью. Но теперь мое отношение к ней изменилось. То, что прежде казалось мне упрямством, теперь стало видеться материнской заботой. Ни одна женщина не может понять свою мать, пока сама не станет матерью. Я бы все отдала, чтобы увидеть ее теперь.

Я постоянно отправляла ей послания через торговцев, которые бороздили моря между Сиракузами и Лесбосом. Она присылала мне приветы, а еще от нее привезли великолепный, украшенный золотом плащ цвета морской волны для малютки Клеиды. Конечно, он был бы велик и для пятилетней девочки, но я завернула в него малютку в ее люльке и сказала: «Твоя бабка соткала это для тебя своими прекрасными пальцами, похожими на твои».

А потом появилась моя мать. Она приплыла на корабле с рабами и прислужницами. Оказалось, не только Харакс отправился с Керкилом торговать в Египет, но к ним, несмотря на молодость, присоединился и Ларих. Мой младший брат Эвригий умер. Лихорадка, завезенная кем-то с Большой земли, унесла его. Потеряв собственного ребенка, моя мать явилась, чтобы предъявить права на моего.

Мы были так рады видеть друг друга, что разрыдались. Потом она побежала к малютке Клеиде — которой было уже четыре месяца — и залила ее личико слезами. Она смотрела и смотрела на девочку, словно вот-вот должна была ослепнуть и хотела получше запомнить это мгновение.

— Как странно, — сказала она. — Я не чувствовала ничего такого с того дня, когда увидела тебя. Будто это мой ребенок. Кровь от крови, плоть от плоти моей.

Воссоединение было теплым, радостным и бурным. Но прошло несколько дней, и между нами начались ссоры.

У моей матери были глупые старомодные представления о детях, она навязывала их нянькам, которые в ответ дулись и ворчали. Она возражала, когда к молоку добавляли твердую пищу. Она хотела, чтобы ребенку перед сном давали ячменную настойку с медом, утверждая, что так девочка будет лучше спать. Она переоборудовала на свой вкус женскую половину. Она критиковала каждый мой шаг. В конечном счете я страшно на нее разозлилась и обвинила в том, что она выдала меня замуж за старого пьяницу, чтобы упрочить собственное финансовое положение.