Орел и голубка [= Коршун и горлица ] - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Фэйзер cтр.№ 63

— Оставь меня, — бросила Айка, и перед тем как склониться над подносом подождала, пока женщина и эскорт уйдут. Оставшись, наконец, в одиночестве, она принялась шарить в складках аккуратно сложенной салфетки — именно туда запрятала Нафисса свое последнее послание, но, к великому сожалению, не нашла там ничего.

Под ее рукой извивался Бобдил, разглядывающий еду на подносе. Увидев, что там нет засахаренного миндаля, он начал громко жаловаться.

— Не хнычь, Бобдил, — Айка хлопнула его по губам и он отчаянно завопил. Она вздохнула, не представляя себе, что находиться с сыном будет столь неприятно.

Он потянулся к блюду с перепелиными яйцами, аппетитно разложенными на зеленом фиговом листе, блестевшим капельками воды. Под его пальцами лист смялся и под ним показалось что‑то белое. Айка оттолкнула сына и вытащила из‑под листа тугой сверток шелка.

Предоставив Бобдилу возможность уплетать деликатесы с подноса, она развернула шелк.

Нафисса поистине превзошла саму себя. Она выведала у часовых, где находится вход в одну из сквозных пещер, пронизывающих гору, на которой стояла Альгамбра. Пещера имела выход около Гранады, там, где протекала река Дарро. Так что, писала Нафисса, если султанша желает попытать удачу, можно будет ухитриться устроить побег с помощью этого часового, который, несомненно, купится на рубин, что лежит в ее шкатулке с драгоценностями.

Айка подумала, что ее шкатулка с драгоценностями уже заметно опустела от рук Нафиссы. Но теперешнее ее положение не допускало торга.

Если же она сумеет бежать из Альгамбры, то устремится к отцу, которому наплетет сказку о том, как плохо с ней обращались. Этим она сумеет восстановить его против Абула, как человек, который, поддавшись пустячному увлечению бездоказательно обвинил его дочь в преступлении, заставив ее под пытками признаться в том, чего она не совершала. Он побудит другие мавро‑испанские семейства восстать, и Абула низвергнут.

Она не видела его с того ужасного утра в Мексуаре, но знала, что он не оставит их с Бобдилом в башне навсегда и, как только решит, что с ними делать, удалит из Альгамбры. Шансы же на побег вне ее будут значительно меньше.

Но что делать с Бобдилом? Как будет реагировать он на опасности и неудобства, неизбежные при побеге? Айка задумчиво посмотрела на него. Он самозабвенно уплетал перепелиные яйца и не обратил внимания на ее пристальный взгляд. Она должна взять его с собой; он был необходим для ее дальнейших планов. Какой смысл низвергать Абула, если у нее не будет собственной марионетки, чтобы посадить на его место? Но сможет ли мальчик вести себя хорошо в экстремальных условиях? Уж слишком легко он начинал ныть. Айка и без Абула отлично это знала, но в ее интересах было, чтобы мальчик оставался таким же хлипким и зависимым от нее. Так что с этим ей придется смириться.

Конечно, можно запугать его и заставить таким образом хранить молчание, по крайней мере, до тех пор, пока они будут оставаться в стенах Альгамбры.

Он и так уж очень боялся отца. К сожалению, однако, мальчик был так обрадован тем, что его освободили от репетитора и отдали в руки матери, что она не смогла извлечь пользу из их заточения. Для Бобдила оно вовсе таковым не являлось, так как каждое утро его водили на прогулки, в том числе и верховые, и снабжали самыми любимыми кушаньями.

Айка перевернула шелк. С другой стороны он был чистым. Очевидно, Нафисса ждет от нее ответного письма — должно быть, караулит поднос на кухне. Конечно же, она пойдет с ними, и, будучи уроженкой города Гранады, сможет, возможно, через свою семью обеспечить их лошадьми и помочь с сопровождением. Если они убегут ночью, то до рассвета сумеют продвинуться далеко, и к полудню окажутся под защитой отца Айки.

Но осуществить побег следует как можно скорее и, быстро заточив перо, она принялась царапать им по шелку.

— Что ты собираешься делать?

— Я подумала, что, может быть, мне стоит попробовать ходить, — Сарита улыбнулась вошедшему Абулу. Она сидела на краешке дивана, задумчиво покачивая ногами и пытаясь решить для себя, смогут ли они сделать хоть два — три шага.

— А Мухаммед Алахма разрешил тебе это?

Он изобразил на лице сердитую мину, в то время как сердце его пело от радости и благодарности за то, что человек, ставший смыслом его жизни, жив.

— Вообще‑то нет, — сказала Сарита, — мы об этом не говорили.

— Тогда ложись обратно в постель. Ты не можешь делать ничего без его позволения.

— О, какие глупости, — сказала она, — я уже совершенно здорова, только немного слаба из‑за всех этих лекарств, которыми меня пичкали, чтобы вызвать рвоту.

Она взяла его руку и сжала пальцы. Об этом ужасном времени она мало, что помнила, но то, что рядом с ней был Абул, сознавала прекрасно. Когда она дрейфовала на волнах смерти, отказавшись бороться с ней, потому что ей легче было отдаться боли и слабости, нежели сражаться с ними, Абул сумел каким‑то образом проникнуть в ее тело. Она так и не поняла, как ему удалось это сделать, но он заставил ее открыть глаза и пока смотрела на него, слился с ней. Он отогнал те пронзительные черные тени, что притягивали ее, вынес на свет, и заставил остаться там, как бы сковав ее невидимыми, но нерушимыми цепями.

Абул пожал ей руку в ответ и взбил подушки, а после лег рядом на диван. Прошла всего неделя с самого длинного дня в его жизни.

Сначала он думал, что пастилки не помогут Сарите. Она долго лежала совершенно неподвижно, и врач сказал, что если ее организм не будет бороться, то антидот не поможет. Объятый отчаянием, Абул стал говорить с ней сердито и решительно, и для еще большей убедительности потряс ее за хрупкие плечи. Он говорил ей, чтобы она открыла и не сводила с него глаза, что у него хватит сил на них обоих. В ее глазах появилась искра понимания и взгляд задержался на нем. Когда же тело ее схватили спазмы, он не дал ей уйти в беспамятство, стараясь наделить собственной силой, и каким‑то образом ему это удалось. К вечеру припадки у нее прекратились и пастилки лекаря начали действовать. Он не спал всю ту ночь из боязни, что без его физического присутствия она снова может соскользнуть в беспамятство, к утру она уснула нормальным сном.

Мухаммед Алахма кивнул, ничего не сказав при этом, но продолжал класть на ее язык пастилки и, также быстро, как ухудшение, у Сариты началось улучшение. Она вернулась к жизни, победив смертельную отраву. Теперь в ее глазах зажглось озорство и она ударила пальцем по его губам.

— Я чувствую, что мне совершенно необходимо посетить бани, мой господин калиф. Уверена, что они окажут на меня весьма укрепляющий эффект.

Абул рассмеялся и поцеловал ее палец, слегка надкусив кончик.

— Если ты желаешь принять ванну, милая, я это устрою, но только тут. Ты еще недостаточно окрепла, чтобы выходить за порог.

— Да, возможно, недостаточно, — согласилась она. — И уж конечно, недостаточно окрепла для того, чтобы принимать ту ледяную ванну и заходить в комнату, где начинаешь плавиться, но мне действительно очень не нравится лежать здесь, Абул. Мои ноги просто ноют от желания ходить. Я пойду на колоннаду. Если хочешь, ты можешь меня поддерживать.