Тургурт поскользнулся, и стражники поспешили поставить его на ноги. Даже на таком расстоянии было очевидно, что молодой человек не вполне понимает, почему его тетка Бейса Шупансеа объявляет народу, что он умрет, виноватый в смерти соплеменников и убийстве городской куртизанки. Йорл снова опустил занавес.
— Тогда почему вы уничтожили ядом его разум, но не стали убивать его?
Бейсибка мелодично рассмеялась. — Он превзошел самого себя. Он думал привести в ярость Бейсу, убив ее двоюродного брата Шарилара, когда тот гулял на причале. Но он убил не только Шарилара, но и Призм — а этого мы простить не могли.
— Но вы могли бы убить его и так. Разве это не было бы истинной местью Бей?
— Бей — богиня со многими лицами; она и жизнь и смерть. Это урок всем, и горожанам, и бейсибцам. Теперь они станут немного больше уважать друг друга. Сама Шупансеа должна вынести приговор. Она должна стать правительницей здесь или Тургурт окажется лишь первым из многих.
Толпа разом ахнула, и Йорл в третий раз отодвинул штору. Бейса держала в руке маленький окровавленный кинжал, а вокруг руки правительницы обвивалась змея. Тургурт был мертв. Толпа обрадовано заголосила, и в этот миг Йорл почувствовал касание острых клыков на шее.
Яд объял его тело, как раскаленное железо. Залитый солнцем двор померк, а затем почернел. Крутая арка рая засияла перед ним. Дух древнего чародея рванулся вперед и упал, когда врата были уже совсем рядом. Неудача — и вот уже поле смерти разверзлось под ногами. Йорл заплакал и смахнул слезы морщинистой рукой. Комната стала черной и наполнилась странным запахом. Они уничтожили преступника и лишили его дух вечной жизни в лоне богини Бей. А Йорлу осталась лишь память о смерти, чтобы продолжать жить.
Дэвид ДРЕЙК
ДАВШИЙ ОБЕТ
— Хей! — выдохнул бейсибский палач, ударив левым мечом. Кончик указательного пальца его жертвы, отскочив на тридцать футов и пролетев через весь Базар, ударился о сапог Сэмлора. — Хей! — и правый меч отсек одновременно безымянный и средний пальцы. Таким образом, кисть правой руки жертвы сравнялась: все четыре пальца стали такой же длины, как мизинец. — Хей!
Плаха, установленная в центре Базара, и раньше использовалась для наказаний, но такая изощренная методика была совершенно незнакома Сэмлору Сэмту. Она была новой и для многих коренных жителей Санктуария, о чем можно было догадаться по выражениям их лиц. Жертва была распластана на вертикальном деревянном щите. Это давало возможность зрителям видеть все искусство палача, которое невозможно было оценить при обычном горизонтальном положении плахи. И этот бейсибец, если Сэмлор правильно понял глашатая, — несомненно, был артистом своего дела.
Он балансировал мечами, держа их в обеих руках, вращая ими и совершая всевозможные пируэты. Лезвия сверкали, словно молнии во время ливня. Бейсибец поклонился зрителям, перед тем, как завертеться в следующем вихре ударов. Этот обряд выглядел весьма сардонически, словно насмехаясь над правом аудитории наблюдать за ним. Палач не приветствовал местных жителей, как равных или даже просто как людей. Для этого представления он был одет только в набедренную повязку, которая при движении открывала его гениталии. Он прибыл в паланкине, и одетые в парчу бейсибцы, стоящие рядом, служа как бы почтительным дополнением к происходящему действу, должны были обеспечивать четкую субординацию. А в это время его светлость отсекал пальцы у кричащей жертвы, подобно тому, как рубят на мелкие кусочки морковь.
Однако власти Санктуария, старые или новые, никогда не интересовали Сэмлора. Кровь и шары! Как же хотелось сирдонцу — владельцу каравана — никогда больше не иметь никаких дел с этим проклятым городом.
Первый контакт, в результате которого он получил необходимую информацию, был установлен с мальчишкой-разносчиком. Она была также легко продана за медную монетку, как если бы мальчишка продал ему черствый хлеб со своего лотка, который он виртуозно нес на голове. Ему нужна была гадалка, принадлежащая к народу С'данзо. Да, Иллира все еще жила в Санктуарии… и Даброу, кузнец, все так же занимался своим делом.
Цель, с которой Сэмлор посетил Санктуарий, не была связана с работой кузнеца, но информация ему не повредит. Перед тем, как войти в палатку гадалки, сирдонец заложил большие пальцы за пояс на талии и слегка сдвинул широкий ремень в сторону. Это было сделано для того чтобы нож, который был за него засунут, оказался под рукой в случае необходимости.
— Добро пожаловать, господин, — сказала женщина, которая гадала для себя по картам, сидя на низенькой скамеечке. Сэмлор раздвинут портьеры, сделанные из ракушек и закрывающих вход, и увидел обычные атрибуты прорицательницы: столик, который мог легко скользить между С'данзо и гостем, мягкое кресло для посетителей. Глаза молодой женщины смотрели очень проницательно. Сирдонец знал, что ее быстрый оценивающий взгляд, брошенный на посетителя, когда тот проскальзывал за занавески, обычно давал ей информации столько, сколько необходимо было для гадания по картам, по руке или по «образам», трепещущим на дне тарелки с водой.
— Тебе посчастливилось вернуться. — Сэмлору казалось, что когда он входил, ему удалое сохранить непроницаемое выражение лица — но только не для нее. — Нет, тебя привела сюда не просто нажива, а женщина. Входи и садись. Карты, я думаю? — Левой рукой она смахнула со стола блестящие замысловатые знаки, о которых можно было сказать, что они являются искусным отражением вселенной и похожи на ледяные звезды, сверкающие над головой.
— Госпожа, — сказал Сэмлор и раскрыл сжатые пальцы левой руки, протягивая ей серебро. Это был неотчеканенный слиток, один из тех, что каждый раз, попадая на бейсибский рынок, проходили проверку на пробу и подвергались маркировке. — Ты сказала правду одному человеку. Мне тоже нужна правда, но только не та, которую ты можешь прочесть по моему лицу.
С'данзо вновь посмотрела на караванщика с профессиональной улыбкой, но в глазах ее появилось что-то новое. Каблуки на ногах Сэмлора были достаточно высокими, чтобы захватить стремя, и в то же время достаточно низкими, чтобы можно было свободно ходить пешком. И сношены они были скорее от ходьбы по камням, чем по гладкой мостовой. Он был приземист и не очень молод; но живот его все еще составлял прямую линию с грудной клеткой; и на теле не было заметно ни одной выпуклости, свидетельствующей о легкой жизни. Одежда его была тусклого коричневого цвета, почти в тон обветренному лицу. Кожа Сэмлора задубела на солнце и ветре, с которыми ему ежедневно приходилось встречаться. Единственным украшением его одежды был серебряный медальон, лицевая сторона которого была скрыта до тех пор, пока он не сделал движение, чтобы показать зажатый в ладони слиток серебра. И тогда С'данзо увидела на лицевой стороне медальона отвратительный облик Гекты, почитаемой в Сирдоне Богини Весенних Дождей, и произнесла, задохнувшись. — Сэмлор Сэмт!
— Нет! — воскликнул он в ответ на взгляд Иллиры, брошенный на дверь, за которой слышался перезвон горячего железа. — Я пришел сюда только за тем, чтобы получить интересующие меня сведения, госпожа. Я не хочу причинить тебе никакого вреда. — Он даже не дотронулся до рукоятки ножа, висящего у него на поясе, потому что, если она помнила Сэмлора, то должна была помнить и историю его первого посещения Санктуария. Необходимости угрожать не было — это уже сделала за него его репутация, хотел он этого или нет. — Я хочу найти маленькую девочку, мою красавицу. И ничего более.