Впрочем, Норман — это лишь одна сторона дела. За всю
взрослую жизнь она ни разу не выбиралась из дому с другим мужчиной, кроме мужа,
и сейчас ее мысли напоминали приготовленный на скорую руку салат. Поужинать с
ним? О да. Великолепно. Ее горло сжалось до размера иголочного ушка, в животе
урчало, как в недрах стиральной машины.
Будь он одет во что-то более официальное, нежели чистые
выцветшие джинсы и простой неброский свитер, мелькни в его глазах хоть малейшая
тень сомнения относительно ее собственного непритязательного костюма— юбки и
свитера, она, не мешкая ни секунды, сказала бы нет. Если бы место, куда он ее
привез, оказалось более трудным (Рози не могла подобрать другого, более
подходящего слова), она, скорее всего, не нашла бы в себе сил даже выбраться из
его «бьюика». Но ресторанчик произвел приятное, а не пугающее впечатление: вход
с горящей над ним вывеской «Попе Китчей» был ярко освещен, под потолком жужжали
вентиляторы, крепкие столы покрывали скатерти в красную и белую клетку. В
соответствии с неоновой рекламой в окне, здесь подавали исключительно говядину
из Канзаса. Официанты, как на подбор, оказались пожилыми джентльменами в черных
туфлях и длинных, высоко повязанных фартуках. Рози показалось, что они одеты в
платья с завышенной талией, какие были модными в средние века. Ужинающие за
столами посетители походили на нее и Билла — ну, по крайней мере, на Билла:
средний класс, средний достаток, неофициальный стиль одежды. Не давящий на
глаза интерьер ресторана привел Рози в радостное настроение. Ей показалось, что
дышать стало легче.
«Возможно, но все же они не похожи на тебя, — прошептал
внутренний голос, — и не ври себе, думая, что ты от них не отличаешься, Рози.
Они уверенны, они счастливы, большинство выглядит так, словно им здесь самое
место. Ты не принадлежишь к ним, ты никогда не станешь такой, как они. Слишком
много за спиной лет, проведенных с Норманом, слишком много дней, когда ты
забивалась в угол, стараясь не наблевать на пол. Ты забыла, что представляют
собой люди, ты забыла, о чем они говорят… если вообще когда-то знала, начнем с
этого. Если ты попытаешься быть такой, как они, если ты осмелишься всего лишь
помечтать о том, что можешь стать похожей на них, — это только разобьет тебе
сердце».
Действительно ли дела обстоят настолько плохо? Ей больно
было думать так, ибо часть ее сознания пылала от счастья — оттого, что Билл
Штайнер пришел к ней, оттого, что он принес ей цветы, оттого, что он пригласил
на ужин. Ей даже не приходило в голову задуматься над своим отношением к нему,
но то, что ее пригласили на свидание… она чувствовала себя счастливой и способной
на волшебство. И ничего не могла с собой поделать.
«Валяй, веселись, — произнес Норман. Он прошептал эти слова
ей на ухо, когда она входила в дверь ресторана, и они прозвучали так отчетливо
и близко, словно он находился совсем рядом. — Радуйся, пока есть возможность,
потому что позже он уведет тебя в темноту, а потом ему захочется поговорить с
тобой начистоту. Или же не станет утруждать себя разговорами. Может, он сразу
потащит тебя в ближайший мрачный переулок и придавит к стене».
«Нет, — подумала она. Яркий свет внутри ресторана неожиданно
стал слишком ярким, ее слух обострился до такой степени, что она слышала все,
все, даже мощные чавкающие вздохи лопастей вентиляторов, перемалывающих воздух
у них над головами. — Нет, это ложь — он хороший, и все это ложь!»
Ответ прозвучал немедленно и неумолимо, одна из Жизненных
Заповедей Нормана: «Хороших людей не бывает, крошка, сколько раз я говорил тебе
об этом? Глубоко внутри мы все и каждый из нас — мразь. Сволочи. Ты, я, все».
— Рози? — окликнул ее Билл. — С вами все в порядке? Вы
побледнели.
Нет, с ней далеко не все в порядке. Она понимала, что
звучащий в сознании голос лжет, он происходит из того участка мозга, в котором
еще не рассосался яд Нормана, однако понимание и ощущение часто противоречат
друг другу. Она не усидит среди всех этих безмятежных людей, она не выдержит
запаха их мыла, лосьонов и шампуней, ее барабанные перепонки лопнут от
трескотни их бессмысленных непринужденных бесед. Она растеряется перед
официантом, который, склонившись, вторгнется в ее пространство со списком
фирменных блюд, — и некоторые, наверное, будут написаны на иностранных языках.
А самое главное, она не сможет справиться с Биллом Штайнером — разговаривать с
ним, отвечать на его вопросы и постоянно представлять, как ее ладонь
прикасается к его волосам.
Рози открыла рот, чтобы сказать ему, что с ней далеко не все
в порядке, что желудок превратился в сплошной комок нервных узлов, что будет
лучше, если он отвезет ее домой, что поужинать они смогут как-нибудь потом.
Затем, как и в студии звукозаписи, она подумала о стоящей на вершине поросшего
густой травой холма женщине в мареновом хитоне с поднятой рукой и обнаженным
плечом, сияющим в странном свете предгрозового неба. Бесстрашно стоящей на
холме над разрушенным храмом, похожим на дом с привидениями, как никакое другое
здание, которое ей приходилось видеть. Она представила золотистые волосы,
заплетенные в косу, золотой браслет, едва проступающие округлые очертания одной
груди, и спазмы в животе постепенно ослабели.
«Я справлюсь и с этим, — подумала она. — Не знаю, смогу ли я
есть, но уверена, что у меня хватит мужества, чтобы посидеть с ним в этом
залитом светом помещении хотя бы некоторое время. И если мне непременно нужно
волноваться о том, что он собирается меня изнасиловать, почему бы не заняться
этим позже? По-моему, изнасилование — последнее, что приходит на ум идущего
рядом со мной мужчины. Изнасилование придумал Норман, считающий, что все
приемники, принадлежащие чернокожим, были обязательно похищены у белых».
От этой простой истины ее охватила необыкновенная легкость.
Заметно расслабившись, она улыбнулась Биллу. Улыбка вышла жалкой, уголки губ
подрагивали, и все же это лучше, чем ничего.
— Все в порядке, — сказала она. — Чуточку побаиваюсь, вот и
все. Вам придется с этим мириться.
— Надеюсь, не я причина страха?
«В самую точку, приятель!» — обрадованно вставил Норман из
закоулка мозга, где он жил, словно злокачественная опухоль.
— Нет, дело не совсем в вас. — Она подняла взгляд к его
лицу. Для этого ей пришлось приложить некоторые усилия, и она почувствовала,
как вспыхнули щеки, однако она справилась. — Просто вы — второй мужчина, с
которым я появляюсь на людях за всю жизнь, и если это свидание, то оно первое
со времен окончания школы. Говоря точнее, с восьмидесятого года.
— Вот это да! — изумленно покачал он головой. Он говорил
мягко, в голосе не ощущалось притворства. — Теперь и я начинаю побаиваться.
Хозяин ресторана — Рози не знала, следует ли его назвать
метрдотелем или кого-то другого, — подошел к ним и осведомился, в какой зоне
желают гости получить столик: для курящих или некурящих.
— Вы курите? — спросил Билл, и Рози торопливо встряхнула
головой. — Где-нибудь подальше от течения, если можно, — сообщил Билл мужчине в
смокинге, и Рози заметила, как что-то зеленое — по-видимому, пятидолларовая
бумажка — перешло из руки Билла в ладонь хозяина ресторана. — Найдется ли
свободный столик в уголке?