Радость жизни - читать онлайн книгу. Автор: Эмиль Золя cтр.№ 55

— А ведь невесело жить среди этих крестов… — невольно проговорил молодой человек.

Удивленный священник бросил работу.

— Почему это — невесело?

— Да так: всегда у вас смерть перед глазами, — она вам, верно, и ночью снится?

Аббат вынул трубку изо рта и медленно сплюнул.

— По правде сказать, я об этом никогда не думал… Все мы в руках божьих.

Он снова взялся за работу и, нажав на лопату ногой, разом всадил ее в землю. Вера защищала аббата от страха, он не выходил за пределы своего катехизиса: люди умирают и отправляются на небо. Что может быть проще и убедительнее? Он упрямо улыбался; для этого недалекого человека достаточно было твердой веры в спасение.

С этого дня Лазар чуть не каждое утро заходил к аббату в огород. Он садился на камень, смотрел, как священник возится со своими овощами, и на него находило забвение; вид простодушного, наивного человека, который живет на доходы от кладбищенской земли, нисколько не страшась смерти, успокаивал его. Почему бы ему не сделаться таким же ребенком, как этот старик? В глубине души у него зародилась надежда пробудить свою угасшую веру в беседах с этим простаком, чье безмятежное невежество приводило Лазара в восхищение. Он тоже приносил с собой трубку, оба курили и толковали о гусеницах, которые обсыпали салат, или о том, что навоз нынче подорожал. Священник редко говорил о боге, приберегая веру для своего личного спасения. Опыт старого исповедника приучил его к терпимости: люди делают свое дело, а он будет делать свое. Тридцать лет он тщетно обращал своих прихожан на путь веры, теперь же только строго выполнял, свои обязанности; будучи расчетлив, как истый крестьянин, он считал, что всякое доброе дело следует начинать с себя. Со стороны этого юноши очень мило, что он заходит каждый день, и аббат, не желая надоедать ему и не умея спорить с его столичными идеями, предпочитал занимать его нескончаемым разговором о своем огороде. А у молодого человека в голове гудело от всей этой ненужной болтовни, и ему порой казалось, что он возвращается к счастливому невинному возрасту, когда человек ничего не боится.

Но утро проходило, а вечером Лазар возвращался к себе в комнату все с той же мыслью о матери и по-прежнему не решался гасить лампу. Вера умерла. Однажды они сидели с аббатом Ортером на скамье и курили. Вдруг за грушевым деревом послышался шум шагов, и аббат быстро спрятал трубку. Это Полина пришла за Лазаром.

— Приехал доктор Казэнов, — сказала она, — и я пригласила его завтракать. Идем сейчас домой, хорошо?

Она улыбнулась, заметив, как аббат спрятал трубку. Священник тотчас же вытащил ее и добродушно рассмеялся, как бывало всякий раз, когда его заставали за курением.

— Это просто глупо, — проговорил он. — Можно подумать, будто я совершаю преступление… Чего там, уж я закурю при вас!

— Знаете что, господин кюре, — весело заговорила Полина, — идемте к нам завтракать вместе с доктором, а трубку выкурите за десертом.

Священник просиял и воскликнул:

— Отлично, согласен!.. Идите вперед, а я только надену сутану. И прихвачу с собой трубку, честное слово!

Это был первый завтрак, за которым в столовой вновь послышался смех. Аббат Ортер курил за десертом, что развеселило всех собеседников; но он так добродушно наслаждался своей трубкой, что это вскоре уже казалось вполне естественным. Шанто много ел; он успокоился и повеселел, вновь почувствовав в доме дыхание жизни. Доктор Казэнов рассказывал разные истории о дикарях, а Полина сияла, радуясь этому шуму, который, быть может, развлечет Лазара и прогонит его мрачные мысли.

С этих пор девушка решила возобновить субботние обеды, прекратившиеся со смерти тетки. Священник и доктор являлись аккуратно, и вскоре наладилась прежняя жизнь. Все шутили, вдовец хлопал себя по коленям, уверяя, что, не будь этой проклятой подагры, он пустился бы в пляс, — уж он показал бы, что еще способен веселиться. И только сын сидел хмурый, говорил с раздражением, внезапно вздрагивая среди этой шумной болтовни.

В один из таких субботних вечеров, когда уже подали жаркое, аббата Ортера позвали к, умирающему. Он не допил своего стакана и ушел, не слушая доктора, который был у этого больного перед обедом и кричал вслед аббату, что тот все равно не застанет его в живых. В этот вечер священник выказал такое умственное убожество, что даже Шанто заметил, как только он ушел:

— Бывают дни, когда он не блещет умом…

— Я бы хотел быть на его месте… — резко возразил Лазар. — Он счастливее нас.

Доктор засмеялся.

— Все может быть. Но Матье и Минуш тоже счастливее нас… Право, я узнаю в этом нашу современную молодежь, которая вкусила от плода науки, а потом заболела сомнением, ибо наука не отвечает старым представлениям об абсолютном, на которых их воспитывали чуть ли не с пеленок. Вы хотите сразу найти в науке ответы на все вопросы, тогда как мы их еще только едва нащупываем и, конечно, никогда не сумеем полностью разгадать. И вот вы начинаете отрицать науку и бросаетесь обратно к вере, которая вам не дается, и окончательно впадаете в пессимизм… Да, это болезнь конца нашего века, — все вы Вертеры наизнанку.

Он оживился: это была его любимая тема, в таких спорах Лазар, в свою очередь преувеличивая, отрицал всякую достоверность знаний и провозглашал свою веру в конечное торжество всеобщего зла.

— Как жить, — спрашивал он, — когда каждую минуту все может рухнуть у вас под ногами?

Старый доктор на мгновение загорался юношеским пылом:

— Да просто живите, и все! Разве мало того, что вы живете? Радость рождается в деятельности.

И, резко повернувшись, он обратился к Полине, которая слушала, улыбаясь.

— Вот вы, скажите ему, что вы делаете, чтобы быть всегда довольной?

— Ну, я, — ответила она шутливым тоном, — я стараюсь отвлечься, чтобы не поддаваться тоске, и потом я думаю о других: это меня трогает, и я могу терпеливо сносить свои невзгоды.

Ответ этот, казалось, рассердил Лазара; из чувства злобного противоречия он стал доказывать, что женщины должны быть религиозны. Он делал вид, — будто не понимает, почему Полина давно уже перестала ходить в церковь.

А она, как всегда, спокойно объясняла:

— Очень просто: исповедь показалась мне оскорбительной, и думаю, многие женщины чувствуют, как я. А потом, я не могу верить в то, что мне кажется нелепым. А если так, к чему лгать, делая вид, будто веришь? Впрочем, неизвестность не пугает меня, — ведь она может быть только логичной, поэтому лучше всего постараться спокойно ждать будущего.

— Замолчите, идет аббат, — прервал их Шанто, которому наскучил этот разговор.

Больной умер. Аббат спокойно докончил обед, и напоследок все выпили по рюмке ликера.

Теперь Полина вела весь дом и показала себя рассудительной, веселой и домовитой хозяйкой. Все покупки, даже самые мелкие расходы, делались с ее ведома, а связка ключей всегда звенела у нее на поясе. Все это произошло так естественно, что Вероника нисколько не рассердилась. Со смерти г-жи Шанто служанка стала мрачной и словно отупела. В ней происходил какой-то внутренний перелом; воскресла привязанность к покойнице, и в то же время вернулась угрюмая настороженность по отношению к Полине. Девушка старалась быть с ней ласковой, но Вероника обижалась на каждое слово, уходила на кухню и долго ворчала и рассуждала сама с собой. Когда проходила полоса длительного, упорного молчания и она начинала думать вслух, чувствовалось, что она все еще не может опомниться после несчастья. Разве она знала, что барыня умрет? Конечно, она бы тогда не стала говорить того, что говорила. Справедливость прежде всего! Нельзя убивать людей, даже если у них и есть недостатки. Впрочем, она умывает руки: тем хуже для той, кто была истинной причиной беды! Но это ее не успокаивало, она продолжала ворчать, оправдываясь в своей воображаемой вине.