Как бы то ни было, боюсь, что я предлагаю вам, образно говоря, заманить поросенка на вертел. Ну что, как вам мое предложение при таких условиях? Интересно?
— Да, интересно, — без малейших колебаний ответил Шутт. — Глупо было бы отказываться. Сомневаюсь, что какое-либо другое подразделение Легиона, кроме нашего, справится с этим поручением.
— Отлично! Именно это я и надеялся от вас услышать, — обрадовался посол Гетцман и приветственно поднял стакан. — Выпьем за возможности и за тех, кто не преминет ими воспользоваться!
— Если не возражаете, я сочту ваш тост личным комплиментом, — улыбнулся Шутт и чокнулся с послом.
— А как же иначе! — воскликнул посол. — Я именно это и хотел сказать.
Затем они оба выпили.
— Приятно слышать, — сказал Шутт. — Однако хотелось бы попросить вас о любезности. Если вам все же удастся узнать, зачем мы понадобились зенобианцам, дайте мне знать, хорошо? Если там правда что-то неладно, хотелось бы, чтобы нас предупредили об этом заранее.
— Не волнуйтесь, капитан. Как только я что-нибудь узнаю, я тут же сообщу вам, — пообещал посол. Пригубив спиртное, он невесело усмехнулся. — Но позвольте мне дать вам совет, исходя из моего личного опыта… Ведь ни за что не узнаешь, что надо пригнуться, пока у тебя над головой впервые не промелькнет луч бластера, верно? Так что подготовьте своих подчиненных к чему угодно, тогда и сюрпризов будет не так много.
Шутт ухмыльнулся:
— Знаете, посол, мои ребятки и сами способны преподнести немало сюрпризов кому угодно. Мне они их каждый День преподносят.
— Вот почему галактическое правительство так верит в вас, капитан, — кивнул посол и залпом допил содержимое стакана.
Его улыбка в это мгновение могла означать что угодно.
Глава 2
Дневник, запись № 489
Сам того не желая, мой босс стал символом. И как это часто бывает, для разных людей он символизировал разное.
Для кого-то в Космическом Легионе он являл собой блестящую надежду на будущее — этот светловолосый молодой капитан, который был способен вернуть Легиону его былую славу. Точно так же смотрели на моего босса и некоторые симпатизировавшие ему особы из правительства Галактического Альянса — в особенности те из них, кому было по душе наблюдать за тем, как с помощью молодцов из Легиона достигаются высоты прогресса. А уж для своих подчиненных (среди которых были не только люди — мужчины и женщины, — но и несколько инопланетян) мой босс был настоящим героем, первым командиром этой роты, который подарил им возможность кем-то стать в этой жизни.
Но вот для других представителей командования, занимавших весьма и весьма высокие посты, мой босс являлся угрозой всему тому, что, по их мнению, представлял собой Легион.
* * *
— Военные советники? Только через мой труп! — проревел генерал Блицкриг. В свой рев он вложил вполне достаточно возмущения для того, чтобы те, кто его слушал — ветераны генштабовских заварушек, — на миг оторопели.
Но всего лишь на миг.
— Несомненно, это — высочайшая честь для Легиона, — пробасил генерал Смутьян — представитель Легиона в правительстве. Произнесено это было спокойно, но генерал явно сказал именно то, что хотел сказать. — Между прочим, Блицкриг — это я на всякий случай говорю, вдруг вы не замети ли, — Легиону не так часто выпадает возможность увенчать себя славой. И будь я проклят, если мы откажемся от этого предложения только из-за того, что одного из наших офицеров от этого воротит.
— Боюсь, вы меня не поняли, генерал, — вздернув бровь, заметил Блицкриг. Он понял, что задавить Смутьяна ему не удастся, поэтому теперь решил продумать другую тактику.
Это для Блицкрига было непросто, поскольку он не привык иметь дело с людьми, которых не мог задавить. — Дело вовсе не в том, что меня от этого, как вы выразились, воротит.
Капитан Шутник известен своей способностью нарушать порядок и спокойствие, он совершенно некомпетентен, а его подчиненные — сборище недотеп и неудачников. Мы не имеем права рисковать и посылать его туда, где он может испортить отношения с важным для нас союзником.
— Полковник Секира сказала мне о том, что он добился целого ряда выдающихся успехов, — глянув на Секиру, возразил генерал Смутьян.
— Это верно, генерал, — подтвердила Секира и многозначительно продемонстрировала Блицкригу внушительную по толщине папку-портфолио. — Рота под командованием капитана Шутника не только успешно справилась со всеми порученными заданиями. Капитану удалось добиться наибольшего числа положительных отзывов о Легионе в средствах массовой информации. Будет только справедливо, если это назначение получит его рота. Они это заслужили.
Блицкриг вскочил и вытянулся во весь рост.
— Заслужили? За-слу-жи-ли?! — Он ткнул пальцем в лычки на своем мундире и затем вложил в свой вопрос всю издевку, на которую только был способен:
— Этот капитанишка прослужил в Легионе сколько лет? А? Три года? И при этом вы хотите мне сказать, что Шутник почему-то заслуживает большего, нежели офицер, переживший вместе с Легионом столько хорошего и плохого на протяжении почти сорока лет?
— Честно говоря, генерал, я не вижу, чем новое назначение для Шутника грозит вашему положению, — сказал генерал Смутьян. — Шутник — всего лишь маленькое перышко в кокарде Легиона, и все его заслуги — это плюс для всех нас. Вы являетесь непосредственным начальником капитана и имеете полное право оспаривать это назначение. Однако я бы вам очень не советовал этого делать. Поступая так, вы не только лишаете Легион возможности выслужиться перед правительством — если вы не забыли, прежде они нас не очень-то жаловали. Если вы наложите вето на запрос правительства Альянса по поводу роты под командованием капитана Шутника, это задание будет поручено какому-нибудь подразделению регулярной армии — ну, скажем, «Красным Орлам». Мы не можем позволить, чтобы это случилось.
Блицкриг, свирепо сдвинув брови, подошел к окну своего кабинета и какое-то время постоял там, таращась на панораму старого города, обрамленного заснеженными вершинами Северных Гор.
— Ладно, черт подери, — буркнул он наконец. — Пусть катятся! Но пусть в протоколе будет записано, что я был против! И когда Шутник увязнет там по самые уши, когда половину его роты кокнут местные бандиты, когда он устроит какую-нибудь дипломатическую катастрофу, виноват будет только он сам, а не я! Я хочу, чтобы в протоколе было записано, что я с самого начала был против! Ясно?
— Яснее ясного, — не спуская пристального взгляда с Блицкрига, проговорил генерал Смутьян и, немного помолчав, добавил:
— Но вы, конечно, понимаете, что, если мы занесем эти ваши слова в протокол, вы тем самым лишите себя лавров славы в случае успеха означенной операции?