Золотой вулкан - читать онлайн книгу. Автор: Жюль Верн cтр.№ 50

Француз не приходил в сознание, глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилкокс нащупал очень слабый пульс, дыхание едва было заметно. Ран на теле не обнаружилось, но человек исхудал от голода, холода, изнеможения. Было ясно, что несчастный, вконец обессилев, упал у дерева, под которым его и подобрал Самми Ским. Не было никакого сомнения и в том, что он схватил сильнейшее воспаление легких, пролежав ночь на снегу, без укрытия и без чьей-либо помощи.

— Этот человек наполовину промерз, — покачал головой доктор Пилкокс.

Его укрыли одеялами, пробовали давать горячего питья, потом растирали, чтобы восстановить кровообращение. Все, что можно было сделать, было сделано. Но все усилия оказались тщетными и не выводили его из оцепенения, не возвращали сознания. Тем не менее кое-какие признаки жизни проявлялись, и это было уже не то бесчувственное тело, которое привез Самми Ским. Придет ли в себя несчастный? На этот счет доктор Пилкокс молчал.

Пока что из писем, найденных в бумажнике, знали лишь, что имя его — Жак Лорье. Самое свежее было пятимесячной давности и пришло из Нанта. Мать писала сыну в Доусон, Клондайк, и, видимо, не получила ответа.

Самми Ским и Бен Реддл прочитали все письма, сообщающие некоторые сведения об их адресате. Если он умрет, придется написать бедной матери, что она больше никогда не увидит сына.

Писем было четыре. Из них явствовало, что Жак Лорье покинул Европу два года назад. Но он не направился сразу в Клондайк, чтобы там испытать на деле ремесло золотоискателя. Судя по адресам, сначала он попытал счастья в золотоносных районах Онтарио и Колумбии. Потом его, видимо, привлекли заманчивые новости доусонских газет, и он присоединился к рвавшейся туда толпе золотодобытчиков. По-видимому, он не стал собственником какого-нибудь участка, так как в бумажнике не было соответствующего документа. Но среди писем оказался листок, который привлек к себе пристальное внимание Бена Реддла.

Это была набросанная карандашом схема, извилистые линии на которой изображали реку с притоками. Река текла на запад. Об этом ее направлении можно было догадаться по правилам, каким обычно следуют при составлении карт — запад всегда находится слева. Тем не менее это не был Юкон или его приток Клондайк-Ривер. Цифра в углу карты указывала более высокую широту, выше Полярного круга. Если карта изображала район доминиона, то он должен был находиться на шестьдесят восьмом меридиане. Но указания на долготу отсутствовали. Поэтому невозможно было узнать, какая часть Северной Америки тут изображена.

Не в эти ли края направлялся Жак Лорье или возвращался из них, когда Самми Ским наткнулся на его тело под самым Доусоном? Это навсегда останется тайной, если несчастный француз умрет раньше, чем придет в сознание.

Из писем явствовало также, что француз принадлежал к культурной и, видимо, достаточно состоятельной семье. Письма матери были написаны хорошим слогом. Безусловно, он не был простым рабочим. Каким же образом судьба привела его к такой развязке, к такому жалкому существованию, которое, по всей вероятности, завершится на этой больничной койке?

Прошло несколько дней. Несмотря на предписания доктора Пилкокса и заботливый уход монахинь, Жак Лорье мог лишь бормотать что-то невнятное в ответ на вопросы Бена Реддла. Вернется ли к нему разум и не помутился ли бесповоротно его рассудок после стольких испытаний и приключений, которые находят немало жертв среди искателей золота, — вот что было непонятно.

Когда о возможности такого состоянии больного спросили доктора Пилкокса, тот ответил:

— Следует опасаться, что рассудок нашего пациента получил сильное потрясение. Когда его глаза открываются, я замечаю в них мутный и блуждающий взгляд, который меня пугает.

— Но его физическое состояние, — спросил Самми Ским, — разве оно не улучшается понемногу?

— Пока что нет, — твердо сказал доктор, — и мне кажется, что оно столь же серьезно, как и состояние умственное.

— Но ведь вы спасете этого бедного француза! — твердили и умоляли сестра Марта и сестра Мадлена.

— Постараюсь, постараюсь, — заторопился доктор, — но надежды мало.

И уж если так заговорил такой оптимист, как доктор Пилкокс, то это означало, что он совершенно не верит в выздоровление Жака Лорье.

И все-таки Бен Реддл не хотел отчаиваться. Он был убежден, что со временем больной начнет реагировать на окружающее. И если Жак Лорье не выздоровеет полностью, то по меньшей мере к нему вернется разум, он снова начнет говорить, станет отвечать. Тогда можно будет узнать, где он был, откуда пришел. Будет написано письмо его матери. А если он все-таки умрет, то успеет высказать свою последнюю волю и в утешение получит то, что воля эта непременно будет исполнена. Он будет знать, что у его смертного ложа стоят друзья, почти соотечественники.

Вскоре появились основания думать, что доктор Пилкокс излишне сомневался в эффективности своего лечения. Через два дня больной как будто начал проявлять признаки жизни и реагировать на обстановку, чего так нетерпеливо ждал Бен Реддл. Состояние прострации, в котором пребывал Жак Лорье, казалось, смягчается и уходит. Глаза его теперь более продолжительное время оставались открытыми, взгляд стал более осмысленным. Да, он вопросительно и с удивлением взирал на комнату, на людей вокруг — доктора, Бена Реддла и Самми Скима, на обеих монахинь. Казалось, он спрашивал: где я, кто вы? Но чувствовалось, что он скоро снова уйдет в себя, что это лишь проблеск, последний всплеск уходящей жизни. Несчастный оставался на пороге смерти.

Доктор по-прежнему качал головой как человек, который не может ошибиться. Разум больного вспыхнул накануне полного угасания.

Сестра Марта склонилась у изголовья постели умирающего, и Жак Лорье едва слышным голосом, прерываемым глубокими вздохами, произнес несколько невнятных слов и услышал:

— Вы в больничной палате.

— Где? — удалось переспросить больному, и он попытался приподняться.

Бен Реддл тотчас подхватил его и сказал:

— В Доусоне. Шесть дней назад вас нашли на дороге лежащим без сознания и привезли сюда.

Веки Жака Лорье опустились на несколько минут. Начало разговора как будто сильно утомило его. Доктор влил ему в рот небольшое количество сердечных капель, мертвенно-бледные щеки больного чуть порозовели, и он снова обрел дар речи.

— Кто вы? — спросил он.

— Франко-канадцы, — ответил Самми Ским, — друзья Франции. Доверьтесь нам… Мы спасем вас!

Губы больного сложились в некое подобие улыбки и прошептали «спасибо». Он снова откинулся на подушку, и, по совету доктора, разговор был прекращен. Надо было дать Лорье отдохнуть. У его кровати постоянно находился кто-нибудь, чтобы ответить ему, как только он опять заговорит. Но, видимо, несчастный и сам чувствовал свой близкий конец, так как в глазах его блеснули слезы.

Прошло два дня без ухудшений и без улучшений состояния Жака Лорье. Больной был по-прежнему крайне ослабленным, и опасались, что он больше не будет реагировать ни на что. Тем не менее он снова смог заговорить. Разговор прерывался большими паузами, чтобы сберечь его силы. Лорье пытался отвечать на задаваемые вопросы. Было видно, что ему есть о чем рассказать и что он хочет поведать о многом.