Я знал, что умница Эжени стоит выше предрассудков своего класса, но даже и от нее трудно было ожидать, что она не посчитается с предрассудком, запрещающим жениться на рабыне. Да, надо поистине обладать сильным духом, чтобы сбросить с себя оковы, в которых держат человека воспитание, привычки, обычаи, весь жизненный уклад. Несмотря на характер Эжени, несмотря на ее привязанность к Авроре, я не мог на это надеяться.
Аврора была ее наперсницей, ее подругой, но все же и ее рабыней!
Я дрожал при мысли о будущем. Я дрожал, ожидая новой встречи с Эжени. Впереди я видел лишь опасности и мрак. У меня была только одна надежда, одна радость — любовь Авроры!
Я поднялся с постели после бессонной ночи. Быстро одевшись, я машинально проглотил свой завтрак. Но что было делать дальше? Ехать на плантацию и попытаться снова увидеть Эжени? Нет, не сейчас. У меня не хватало смелости. Пусть пройдет день-другой, и тогда я поеду. Быть может, Эжени пришлет за мной? Быть может… Во всяком случае, лучше переждать несколько дней. Ах,какими долгими будут они для меня!
Общество людей было мне невыносимо. Я избегал разговоров, хотя заметил, как и накануне, что привлекаю всеобщее внимание и, очевидно, служу предметом пересудов среди завсегдатаев бара и моих знакомых по биллиарду. Чтобы избежать их, я не выходил из своей комнаты и пытался убить время за книгой.
Но вскоре мне надоела эта жизнь отшельника, и на третье утро я взял ружье и отправился в лес.
Вскоре и шагал между рядами высоких пирамидальных кипарисов, густая, непроницаемая зелень которых смыкалась надо мной, закрывая небо и солнце. Сумрак, царивший в лесу, отвечал моему настроению, и я шел, погруженный в свои мысли, не замечая, куда иду.
Я не искал дичи. Я и не думал об охоте. Ружье болталось у меня за плечом. Енот, который обычно выходит только ночью, в этом темном лесу встречается и среди дня. Я видел, как этот зверек прятал свою добычу в заводи и скользил между стволами кипарисов. Я видел, как опоссум пробирался пo упавшему тополю, а рыжая белка, мелькая, словно яркий огонек, прыгала, распушив хвост, на высоком тюльпанном дереве. Я видел крупного болотного зайца, скакавшего по краю густых камышовых зарослей, и еще более заманчивая дичь — быстрая лань дважды промелькнула передо мной, выскочив из темной чащи деревьев. Попался на моем пути и дикий индюк в пышном наряде из блестящих перьев: а когда я шел по берегу речной протоки, мне много раз представлялся случай подстрелить голубую или белую цаплю, дикую утку, тонкого ибиса или длинноногого журавля. Даже сам царь этого пернатого царства — белоголовый орел, с громким клекотом летавший над верхушками громадных кипарисов, был не раз на выстрел от меня.
Однако двустволка по-прежнему висела у меня за плечом, я даже ни разу не прицелился из нее. Никакая охота не шла мне на ум и не могла отвлечь от мыслей, занятых тем, что было для меня важнее всего на свете — квартеронкой Авророй.
Глава XXXI. СОН
Погруженный в свои думы и любовные мечты, я шел наугад, не отдавая себе отчета, куда и сколько времени я иду.
Я очнулся, увидев впереди широкий просвет, и вскоре, выйдя из тенистого леса, неожиданно оказался на красивой поляне, залитой солнечным светом и усыпанной цветами. В этом диком саду, пестревшем венчиками всех оттенков, бросались в глаза бигнонии и яркие головки диких роз. Деревья вокруг поляны тоже стояли все в цвету. Это были различные виды магнолий; на некоторых крупные, похожие на лилии цветы уже сменились не менее заметными ярко-красными шишками с семенами, и воздух был напоен их пряным, но приятным ароматом. Тут же росли и другие цветущие деревья, и их благоухание смешивалось с ароматом магнолий. Не менее интересны были и медовая акация с ее мелкими перистыми листьями и длинными красновато-коричневыми плодами, и виргинский лотос с продолговатыми янтарно-желтыми ягодами, и своеобразная маклюра с крупными, похожими на апельсины околоплодниками, такими же, как у многих тропических растений.
Осень начала уже понемногу хозяйничать в лесу, и яркие мазки ее палитры проступали на листве американского лавра, сумака, персимона, ниссы и других представителей американских лесов, которые любят наряжаться в пестрые уборы, прежде чем сбросить свою листву. Кругом все переливалось желтым, оранжевым, красным, малиновым цветами и всевозможными их оттенками. Эти сочные краски, пылая под яркими лучами солнца, создавали необыкновенно живописную картину. Она напоминала скорее пышную театральную декорацию, чем живую природу.
Несколько минут я стоял как зачарованный. На фоне этой природы мои любовные мечты как будто стали еще ярче. Если бы Аврора была здесь, если бы она могла любоваться природой, гулять со мной по цветущей поляне, сидеть подле меня в тени магнолий, я был бы бесконечно счастлив. На всей земле не найти лучшего уголка. Вот истинный приют любви!
Вскоре я и правда увидел влюбленную парочку: два прелестных голубка — символ нежной любви — сидели рядышком на ветке тюльпанного дерева, и их бронзовые шейки вздувались, издавая нежное воркованье.
Ах, как я завидовал этим милым созданиям! Как бы мне хотелось быть на их месте! Быть вдвоем среди ярких цветов и сладких ароматов, весь день посвящая любви, и так всю жизнь!
Им не понравилось мое вторжение, и, заметив меня, они взмахнули крылышками и упорхнули. Вероятно, они испугались блестевшего за моим плечом ружья. Но им ничего было бояться: я не собирался их обижать, не хотел нарушать их блаженство.
Впрочем, нет, они меня не боялись, а то улетели бы подальше. Они просто вспорхнули на соседнее дерево и там, снова усевшись рядом, продолжали свою нежную беседу. Занятые своей любовью, они совсем забыли обо мне. Я подошел поближе, чтобы понаблюдать за этими хорошенькими птичками — олицетворением преданности и любви. Я бросился на траву и смотрел, как они трогательно целуются и воркуют. Я завидовал их счастью.
Мои нервы были много дней в постоянном напряжении, и теперь наступила естественная реакция: я почувствовал страшную усталость. В прогретом солнцем воздухе было что-то усыпляющее, в нем был разлит дурманящий аромат цветов. Он успокоил мою тревогу, и я крепко уснул.
Я проспал, наверно, не больше часа, но за это время видел много снов. В моем дремлющем сознании одна картина сменяла другую… Не все они были одинаково отчетливы, но в них все время присутствовали два образа, очень ясные, с хорошо знакомыми мне чертами: Эжени и Аврора.
В этих снах появлялся и Гайар, и свирепый надсмотрщик, и Сципион, и приятное лицо Рейгарта, и кто-то, похожий на верного Антуана. Даже несчастный капитан погибшего парохода, и сама «Красавица Запада», и «Магнолия», и наша катастрофа — все проходило передо мной с мучительной четкостью.
Но не все мои видения были тягостны. Некоторые, напротив, наполнили меня радостью. Вдвоем с Авророй бродил я по цветущим лугам и говорил с ней о нашей любви. Та самая поляна, на которой я лежал, привиделась мне и во сне.
Но странно: мне снилось, будто Эжени тоже была с нами и что она тоже счастлива, что она дала согласие на мой брак с Авророй и даже помогла нам упрочить наше счастье.