Белый вождь - читать онлайн книгу. Автор: Томас Майн Рид cтр.№ 77

Офицеры недолго задержались в камере.

– Ну, приятель, – начал Робладо, – мы обещали устроить тебе сегодня представление. Слово мы держать умеем. Так вот, все готово, представление скоро начнется. Взбирайся на скамью и посмотри в окошко. Площадь хорошо видна отсюда – не беспокойся, бинокль тебе не понадобится. Вставай! Не теряй времени! Увидишь кое-что занятное.

Робладо разразился хриплым смехом, ему вторили комендант и Гомес. Не дожидаясь ответа, все трое вышли из камеры и приказали караульному снова запереть дверь.

Их приход и слова Робладо озадачили Карлоса. Что все это значит? Представление, и при этом он – зритель? Какое еще может быть представление, если не его казнь? Что же это значит?

Некоторое время он пытался понять, о чем же это говорил Робладо, и наконец ему показалось, что он нашел ключ.

– Ага! – пробормотал он. – Дон Хуан... Вот оно что! Мой бедный друг! Они и его приговорили к смерти, и он должен умереть раньше меня. Они хотят, чтобы я видел его казнь. Изверги! Нет, не доставлю им такого удовольствия – не буду смотреть! Останусь здесь.

И он снова опустился на скамью, решив, что не встанет с места. Порой он шептал:

– Бедный дон Хуан! Верный друг... Друг до гроба. Да, до гроба. Ведь он за меня умирает, за меня... Дорогой друг, дорогой!..

Размышления узника внезапно прервались. Чье-то лицо заслонило амбразуру, и грубый голос крикнул:

– Эй ты Карлос, бизоний палач! Погляди-ка сюда! Черт побери, зрелище того стоит! Гляди на свою мамашу, на колдунью! Вот она красуется! Ха-ха!

Если бы его ужалила ядовитая змея, ударил враг, Карлос не вскочил бы так стремительно. Он забыл о том, что руки и ноги у него связаны, и упал на пол; с трудом поднялся он на колени.

Теперь он был осторожнее; хоть и не сразу, но ему удалось встать на ноги. Он взобрался на скамью и, прильнув лицом к амбразуре, выглянул наружу.

Кровь застыла у него в жилах и крупные капли пота выступили на лбу, когда он увидел, что происходит на площади. Душа его исполнилась ужасом, и ему показалось, что чья-то рука сжала его сердце и давит железными пальцами.

Середина площади опустела – ее оцепили солдаты. Толпы людей, прижатые к стенам домов, стояли по сторонам, запрудили балконы и асотеи. Ближе с середине площади расположились офицеры, алькальд, должностные лица и местная знать. Почти все они были в мундирах, и при других обстоятельствах именно они привлекли бы к себе взоры толпы. Но сейчас куда больший интерес вызывала другая группа, и на нее-то с напряженным вниманием были обращены все взгляды.

Она занимала угол площади напротив тюрьмы, как раз напротив оконца, в которое смотрел Карлос. На этой группе сразу же остановился его взгляд. Больше ничего он уже не видел – ни толпы, ни сдерживающих ее солдат, ни важного начальства и разряженной знати, – он видел лишь тех, что стояли напротив его окна. Он не мог отвести от них глаз. ли раньше. Надо полагать, прежде всего он отправится в погоню попонами из черной саржи, свисающими до самых ног. На каждом осле волосяной недоуздок; конец его держит темнокожий погонщик в причудливой одежде из той же самой черной материи. За спиной каждого еще один погонщик, так же странно одетый, с плетью из бизоньей кожи. Подле каждого осла стоит еще и один из отцов иезуитов, держа в руках неотъемлемые принадлежности своего ремесла – молитвенник, четки и распятие. Вид у них деловитый: они находятся при исполнении служебных обязанностей. Но каких? Слушайте же!

Ослы оседланы. На каждом из них живое существо – человек. Всадники сидят не свободно, нет – они связаны. Ноги их стянуты веревками, обмотанными вокруг щиколоток, а чтобы спина оставалась согнутой, руки привязаны к деревяному ярму, надетому на шею осла. Головы их опущены, и лица обращены к стене, толпа их пока еще не видит.

Они обнажены. Достаточно одного взгляда, чтобы понять – это женщины. Последние сомнения рассеются при виде их длинных рапущенных волос; седые у одной, золотистые у другой, они закрывают щеки пленниц и свисают на шеи ослов. Но одну из них нетрудно узнать и без этого. Она сложена, как Венера. Даже взгляд скульптора признал бы ее беупречной. На другую наложили печать годы. Она сморщена, костлява, худа, и на нее неприятно смотреть.

О Боже! Что за зрелище для Карлоса, охотника на бизонов! Эти всадницы поневоле – его мать и сестра! Он узнал их мгновенно, с первого взгляда.

Если бы сердце его пронзила стрела, боль не была бы острее. С уст его сорвался сдавленный стон – единственный звук, который выдал его страдания. Потом он умолк. Лишь судорожное, отрывистое дыхание говорило о том, что он жив. Он не упал, не лишился чувств. Он не отступил от окна. Точно изваяние, стоял он, как стал с самого начала, прижавшись грудью к стене, чтобы тверже держаться на ногах. Глаза его, застывшие, неподвижные, прикованы к несчастным женщинам.

На середине площади Робладо и Вискарра – наконец они торжествуют! Они увидели его в амбразуре. Он их не видел: в эти минуты он забыл об их существовании.

На церковной башне ударил колокол и смолк. Это был сигнал, возвестивший начало гнусной церемонии.

Погонщики отвели ослов от стены и остановились друг за другом, боком к площади. Теперь лица женщин были частично обращены к толпе, но их почти закрывали распущенные волосы. Приблизились иезуиты. Каждый избрал себе жертву. Они пробормотали над пленницами какие-то непонятные слова, помахали перед их лицами распятием и, отойдя на шаг, шепнули что-то негодяям, стоявшим сзади.

Те с готовностью отозвались на сигнал. Взявшись поудобнее за рукоятку, каждый полоснул плетью по обнаженной спине женщины.

Плети опускались неторопливо и размеренно, ударам велся счет. Каждый удар оставлял свой рубец на коже. На молодой женщине они были заметнее; не то чтобы их наносили с большей силой, но алые полосы отчетливее выделялись на белой, мягкой и нежной коже.

Как ни странно, женщины не кричали. Девушка вся сжалась и тихонько всхлипывала, но ни один стон не сорвался с ее губ. А старуха даже не шелохнулась, ничто не выдало ее мук.

Когда каждая получила по десять ударов, с середины площади раздался голос:

– С девушки хватит!

Толпа подхватила возглас, и тот, на обязанности которого было наносить удары младшей жертве, свернул свою плеть и отступил. Второй продолжал свое дело до тех пор, пока не отсчитали двадцать пять ударов.

Потом грянул оркестр. Ослов провели по краю площади и остановили на следующем углу.

Музыка смолкла. Святые отцы снова забормотали и замахали расптием. Настал черед палачей, но на этот раз только один из них выполнял свою роль. Толпа потребовала, чтобы девушку избавили от плетей, однако она все еще сидела на осле в той же унизительной, позорной позе.

Старухе отсчитали еще двадцать пять ударов. Снова заиграла музыка, и процессия направилась к третьему углу площади. Ужасная пытка возобновилась. Потом двинулись к четвертому, последнему углу площади. Здесь казнь завершилась: старуха получила сто ударов – все положенное число.