— Как вы догадались?
Джим пожал плечами и протянул руку за личным делом.
— Мне надо бежать, — сказал Симмонс. — Летучка по оценке
учебной программы. Джим, у вас такой видок, словно вы побывали под колесами
машины. Вы как, в порядке?
Словно побывал под колесами машины, вот-вот. Как Билли
Стирнс.
— В порядке.
— Так держать. — Симмонс похлопал его по спине и побежал
дальше.
А Джим открыл папку, заранее весь сжимаясь, как человек,
ожидающий удара.
Однако лицо на фотографии ни о чем ему не говорило. Мог
видеть его, мог и не видеть. Дэвид Гарсиа был массивного телосложения,
темноволосый, с негроидными губами и полусонным выражением глаз. Он был тоже из
Милфорд Хай Скул и еще два года провел в исправительной школе Грэнвилль. Сел за
угон машины.
Джим закрыл папку. Пальцы у него слегка дрожали.
— Салли?
Она оторвала взгляд от гладильной доски. Джим уставился на
экран телевизора невидящими глазами — транслировался баскетбольный матч.
— Нет, ничего. Это я так.
— Какая-нибудь скабрезность? — сказала миссис Норман игриво.
Он выжал из себя улыбку и снова уставился на экран. С
кончика языка уже готова была сорваться вся правда. Но как о ней расскажешь?
Ведь это даже не бред, хуже. С чего начать? С ночных кошмаров? С нервного
срыва? С появления Роберта Лоусона? Начать надо с Уэйна, его старшего брата. Но
он никогда и никому об этом не рассказывал, даже на сеансах групповой психотерапии.
Он вспомнил свое полуобморочное состояние, когда они с Дэвидом Гарсией первый
раз встретились глазами в холле. Да, на фотографии Гарсиа показался ему
незнакомым. Но фотография не все может передать… например, нервный тик.
Гарсиа стоял рядом с Лоусоном и Чипом Освеем. Увидев мистера
Нормана, он широко осклабился, и вдруг у него задергалось веко. В памяти Джима
с необыкновенной отчетливостью зазвучали голоса:
— Ну что, шкет, сколько там у тебя в кармане?
— Ч-четыре цента.
— Врешь, щенок… гляди. Ванна, обмочился!
— Джим? Ты что-то сказал? — спросила жена.
— Нет-нет, — отозвался он, вовсе не будучи в этом уверенным.
Кажется, у него начинался озноб.
В первых числах февраля, после занятий, когда все
преподаватели давно ушли из школы, он проверял в учительской сочинения. В
десять минут пятого раздался стук в дверь. На пороге стоял Чип Освей, вид у
него был довольно испуганный.
— Чип? — Джим постарался не выказать удивления.
Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Можно с вами поговорить, мистер Норман?
— Можно. Но если насчет теста, ты напрасно тратишь…
— Нет, другое. Здесь, э… можно курить?
— Кури.
Освей чиркнул спичкой, при этом пальцы его заметно дрожали.
С минуту он молчал — никак не мог начать, губы беззвучно шевелились, глаза
сузились до щелок. И вдруг его прорвало:
— Если до этого дойдет, поверьте, я ни при чем! Я не хочу
иметь с ними никаких дел! Они шизанутые!
— Ты о ком, Чип?
— О Лоусоне и Гарсиа. Они оба чокнутые.
— Собираются со мной расправиться, да?
— Он уже знал ответ по тому, как подкатила привычная
тошнотворная волна страха.
— Сначала они мне понравились, — продолжал Чип. — Мы
прошвырнулись, выпили пивка. Тут я немножко приложил вас, сказал, как вы меня
завалили. И что я еще отыграюсь. Это я так, для красного словца! Чтоб я сдох!
— Ну а они?
— Они это сразу подхватили. Стали расспрашивать, когда вы
обычно уходите из школы, какая у вас машина, и все в таком духе. Я спросил, что
они против вас имеют, а Гарсиа мне: «Мы с ним старые знакомые…» Эй, что это с
вами?
— Дым, — объяснил Норман внезапно осипшим голосом. — Не могу
привыкнуть к сигаретному дыму. Чип загасил сигарету.
— Я спросил, когда они с вами познакомились, и Боб Лоусон
ответил, что я тогда еще мочился в пеленки. Загнул, да? Им же, как и мне, всего
семнадцать…
— Дальше.
— Тогда Гарсиа перегибается через стол и говорит мне: «Как
ты собираешься отыграться, если ты даже не знаешь, когда он уходит домой из
этой гребаной школы?» «А я, — говорю, — проткну ему шины». — Чип поднял на
Джима виноватый взгляд. — Я бы этого не стал делать, мистер Норман. Я это
просто так сказал, от…
— От страха? — тихо спросил Джим.
— Да. Мне и сейчас не по себе.
— И как же они отнеслись к твоим намерениям?
Чип поежился.
— Боб Лоусон сказал: «И это все, на что ты способен, мудило
гороховый?» Ну я ему, чтобы слабость не показать: «А вы, — говорю, -что,
способны отправить его на тот свет?» У Гарсии глаз задергался, он руку в карман
— щелк, — а это финка. Я как увидел, сразу рванул оттуда.
— Когда это было, Чип?
— Вчера. Я теперь боюсь сидеть с ними в классе, мистер
Норман.
— Ничего, — сказал Джим. — Ничего.
Он бессмысленно таращился на разложенные перед ним тетради.
— Что вы собираетесь делать? — полюбопытствовал Чип.
— Не знаю, — честно признался Джим. — Я действительно не
знаю.
К понедельнику он так и не принял решения. Первым
побуждением было посвятить во все жену, но нет, он не мог этого сделать. Она бы
смертельно перепугалась и все равно бы не поверила. Открыться Симмонсу? Тоже
невозможно. Сим сочтет его сумасшедшим и, вероятно, будет недалек от истины.
Пациент, участвовавший с Джимом в сеансах групповой психотерапии, сказал как-то
раз, что пережить нервный срыв — это все равно что разбить вазу, а затем ее
склеить. Впредь ты уже будешь брать ее с опаской. И живые цветы в нее не
поставишь, потому что от воды могут разойтись склеенные швы.
Значит, я сумасшедший? Но в таком случае Чип Освей тоже
сумасшедший. Он подумал об этом, когда садился в машину, и даже немного
воспрянул духом.
Как же он раньше не подумал! Лоусон и Aa?сиа угрожали ему в
присутствии Чипа. Для суда, пожалуй, маловато, но чтобы отчислить из школы эту
парочку — вполне достаточно… если, конечно, удастся заставить Чипа повторить
его признание в кабинете директора. А почему бы и нет? Чип по-своему тоже
заинтересован в том, чтобы его новых дружков отправили подальше.