Ему вдруг показалось, будто все, что с ним произошло, лишь кошмарный сон, что ничего этого не случилось: никаких абордажей в космосе, погонь, боев на далекой планете Оуткаст. И вообще, нет никаких новых планет. Все это лишь сон после чудовищного удара снежной лавиной на безымянной высоте 3531. Но вошедшая в палату до боли знакомая бородатая рожа убедила его в обратном. Все, что с ним произошло, случилось на самом деле.
– Как вы себя чувствуете? – спросил санитар, впрочем, без намека на сочувствие, просто это его работа – задавать такие вопросы.
– Хреново, – чистую правду ответил лейтенант Камышов.
На том и расстались. Санитар что-то проверил в записях и вышел.
В палате госпиталя пришлось проваляться пару дней, и после очередного визита доктора зашли пара крепких ребят, вооруженные пистолетами, и, содрав с него одеяло, подняли с кровати.
«Ну вот, – обреченно подумал Роман, – пошли расстреливать меня, как Гитлера. Тогда какого хрена лечили, лекарства изводили?»
С этим вопросом он ни к кому обратиться не успел. Его втолкнули в другую комнату, размерами побольше, где уже сидели его люди, также непонимающе вертевшие головами.
– Что им нужно?
– Ребята, ну а я-то откуда знаю?
В камеру больше никого не приводили – не хватало троих человек. Хотя два пилота кучковались тут же. Несмотря на неясное будущее, Роман только теперь удивился, что кто-то из землян-хлюпиков смог участвовать в полноценной боевой операции.
Камышов хотел с ними об этом поговорить, но за стеклом что-то зашумело, и оно скоро потеряло свое зеркальное свойство, показав, кто находится по ту сторону, а там стоял не кто иной, как эмир Шалим Аль Хусейн собственной персоной.
– Приветствую вас, – поздоровался он.
– Здорово, – буркнул лейтенант. – Что с моими людьми?
– Ну, как сказать?… Не хорошо и не плохо…
– А конкретнее?
– Один в коме, еще двое в реанимации. Врачи делают все возможное.
Роман хотел съязвить по поводу ответа эмира, но не стал.
– Вас, наверное, мучает один вопрос? – продолжил Хусейн.
– Вы удивительно проницательны. Так почему мы еще живы?
– Ну, мы ж не звери. Просто хотим вернуться на Землю.
– Обетованную…
– Можно и так сказать.
– И чем же мы вам тут можем помочь?
– Да в принципе ничем. Разве что в вас сокрыта очень интересная информация.
– Какая же? – удивился Камышов.
– Потенциал вечной жизни. Ведь вы не кто иные, как легендарные Тысячелетние воины. В узких кругах на Земле о вас только и говорят.
– И что же вам конкретно нужно от нас?
– Я еще не закончил. Так вот, кое-кто на Земле побаивается, что вы варвары, да-да, – подтвердил Хусейн свои слова, показывая, что никто не ослышался, – вас там зовут не иначе, как варварами. Так вот, что вы, варвары из темных веков, переметнетесь к близким вам по духу людям.
– К вам, что ли? – с издевкой спросил Камышов.
– Именно. Собственно, я тут именно из-за этого, пришел лично спросить, кто хочет присоединиться ко мне? Никто не пожалеет. Каждому найдем прекрасных жен, и не одну. Будете кататься, как сыр в масле. Ну, как вам мое предложение?
– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – парировал Роман. – Что в замен?
– Ваши знания. Обо всем. Вы показали себя отличными солдатами. Чего стоит только то, что при штурме вы не потеряли ни одного убитым, раненые не считаются.
– У тебя солдат мало?…
– Их достаточно. Качество оставляет желать лучшего. Вы могли бы их подучить. Признаться, врагов у меня много, и зачастую лишь качеством воинской выучки их можно одолеть, да новыми тактическими приемами, – признался эмир Аль Хусейн. – Ваша практическая удача это подтверждает. Примете нашу веру, получите жен и прочие блага. Соглашайтесь…
Солдаты смотрели хмуро, ходить обрезанным никому не улыбалось.
– А не пойти ли тебе туда, куда никогда не проникает солнечный свет? – посоветовал Аль Хусейну Роман.
– Зря ты так. Последний раз предлагаю…
– Я согласен.
Камышов даже не сразу понял: услышал ли он эти слова, или только показалось. Но нет, со стула вставал один из его подчиненных. Роман даже погрузился в какой-то ступор.
– Ах ты, гад! – воскликнул сидевший рядом с Рашидом Алимовым старшина Фрейндлих и бросился на предателя. – Удавлю суку!
Алимов отбился от раненого старшины и еще двух солдат, вознамерившихся довершить начатое Виктором Фрейндлихом.
Впрочем, растерзать новообращенного не дала охрана, она вбежала в камеру и быстро изолировала Алимова.
– Прекрасно! – захохотал Аль Хусейн. – Почему-то я думал, что именно ты присоединишься к нам. Я сразу заметил, ты не такой, как они.
– Бородач бородача видит издалека, – злобно прокомментировал старшина.
Охрана усадила всех вскочивших обратно на стулья, пресекая любые движения нацеленным на солдат оружием.
– Извини, – проговорил Алимов Камышову, – они мои братья и все такое. Скорее даже потомки. Как можно стрелять в своих детей?
– Раньше тебе это не мешало дырявить своих братьев, – глухо произнес лейтенант.
– Признаться, не вижу в этом смысла сейчас. Земля проиграет, чего зря ерепениться?
– Хватит соплей, а то я сейчас заплачу! – издевался Хусейн. – Тебе еще предстоит доказать свою преданность.
– Каким образом? – напрягся Рашид.
По условному сигналу эмира один из охранников протянул пистолет Алимову.
– Кровью, – пояснил эмир. – Убей кого-нибудь из своих бывших приятелей. Это не проверка, пистолет заряжен, можешь мне поверить.
Алимов взял в руки пистолет, немного повертел, привыкая к его тяжести. Потом нацелился на своих бывших сослуживцев, переводя прицел с одного на другого, как бы выбирая, кого ему пристрелить. В конце концов, ствол пистолета уперся в одного из пилотов. Грохнули два выстрела, и пилот с простреленной головой и грудью медленно повалился со стула на пол.
Теперь уже не сдержался сам Камышов и рванулся к отступнику с явным намерением сломать тому шею. Но охрана оказалась на высоте, и, получив два удара в живот, Роман остался валяться на полу рядом с пилотом.
– Ты убил, – зазвучал голос эмира, – но не своих приятелей, а пилота из числа хлюпиков.
– Конечно, – ответил Алимов. – Но вы ведь сами сказали, в нас есть потенциал для вечной жизни. Зачем убивать столь ценных подопытных кроликов? К тому же я нечаянно мог убить кого-нибудь из тех, кто в будущем согласится присоединиться к вам. Два или три лучше, чем один.