Смело мы в бой пойдем... - читать онлайн книгу. Автор: Александр Авраменко, Александр Кошелев, Борис Орлов cтр.№ 56

За забором раздается шум, возня, и зеленые створки медленно расходятся. На каждой створке висит по юному Соколову.

— Дядя Макс приехал! — оповещает всю округу Аришка.

— Ура! — вносит свою лепту Всеволод-младший.

Они запрыгивают на подножки, и через секунду «Опель» медленно въезжает во двор. Аришка сидит у меня на коленях и управляет рулем, предоставив мне разбираться с педалями, а Севка уже разглядывает подарок «дяди Макса». Это отменные наручные часы с символикой Люфтваффе на циферблате, компасом и индикатором кислорода на кожаном браслете. На браслете же вытиснена надпись на немецком, которую мой наследник немедленно переводит на родной: «Летите чтобы вернуться!» Ну будет теперь хвастовства на целую неделю — и сейчас, и в корпусе.

— А для маленькой фройлян у меня вот что есть, — сообщает Макс, вытаскивая из недр своего кофра шевровый футляр.

Аришка открывает футляр и замирает в немом восхищении. Я смотрю через ее плечо. Положительно, Макс сошел с ума. Гарнитур литого серебра с коралловыми вставками в добрый килограмм веса. Для двенадцатилетней девицы это, по-моему, через чур. Но Макс сентиментален и чадолюбив, как и любой нормальный немец, и объяснить ему, что своими подарками он портит детей решительно невозможно. Я смотрю на его лицо, лучащееся счастьем от того, что он угодил подарками, и думаю про себя: «Женится тебе надо, дружище. Жаль только, что ты все больше в небе, а в небесах женщины — большая редкость!»

По широким деревянным ступеням мы поднимаемся на веранду. Марковна, наша экономка, кухарка, горничная, сиделка, няня и вообще — самый главный человек в доме, озабочено всплескивает руками и кидается подавать на стол новые приборы. Люба хлопочет у стола. Тут же и Левушка, которого не пустили по молодости к воротам, но который точно знает, что существует волшебная связь между папой, дядей Максом и новыми игрушками. Он внимательно смотрит на нас, пытаясь угадать: от кого на сей раз изольется дождь подарков. Не угадал, милый. От обоих. Я выкладываю на стол перед ним коробку с солдатиками. Макс кладет рядом здоровенный фанерный ящик, который он тащил высказывая всё, что думает по поводу отсутствия носильщиков в Москве. Левка открывает ящик: это модели боевых самолетов.

— В модельной мастерской заказал, — сообщает Макс. — В городе мы редко бываем — один-два раза в месяц, ну вот и заказал подарок.

Он достает на стол дальневосточные деликатесы: копченую горбушу, изюбрятину, оленьи языки. Венчает все это великолепие огромный лучинный короб. На крышке — картинка с изображением тайги и надпись «Княженика засахаренная». Нет, право же, это — уже слишком. Знаем мы, сколько княженика стоит. Но Шрамм тут же ломает сопротивление моих домашних, объяснив, что ему совершенно некуда тратить жалование. В город их не пускают, в карты он играть не любит, а пить нельзя, так как с утра полеты.

Мы садимся к столу, на котором уже шипит яичница, разложена на блюде деревенская ветчина, свежий хлеб. Самовар на столе пыхтит ароматным дымком. За завтраком Макс рассказывает, что у них в Центре самовар — первейшее средство для борьбы с комарами.

— Этих маленьких убийц такое количество, что перед тем как лечь спать денщики заносят в комнаты самовары с шишками и можжевельником, — говорит он. — Пока полчаса не подымит, в комнату лучше не входить — живьем съедят.

Ну, это нам знакомо. В Маньчжурии тоже этого добра хватало.

Завтрак окончен. Вялые попытки Макса доказать Марковне, что он сыт, разбиваются о гранитную скалу утверждения, что хороший мужик сыт быть не может по определению. В результате он так закормлен, что теперь сидит мешком в плетеном кресле, и, как видно, не в силах даже говорить. Мы покуриваем. Радиоприемник в углу играет «Поэму экстаза» Скрябина. Волшебное кружево скрипок прорезают резкие и чистые звуки медных духовых. Я прикрываю глаза. Господи, как же хорошо жить на свете!

— Ой, смотри, белка! — врывается в мелодию голос Шрамма. Действительно, хороший мужик сытым быть не может. Он уже ожил и теперь пытается подманить к себе белочку, сидящую на перилах веранды.

— Сахару ей дай, — проявляю я свои глубокие познания в зоологии.

Макс разламывает кусок пиленого сахара и протягивает зверьку крошки. С невероятным умилением он смотрит, как зверек стоит столбушком и грызет лакомство. Все-таки немцы — самый сентиментальный народ на свете!

— А, пушистик пришел, — замечает Люба, входя на веранду. Она сообщает нам, что этот бельчонок приходит каждый день, и уже привык к людям. Рефлекс. Учение академика Павлова в жизни.

С биологии Люба немедленно переходит на финансовые вопросы. Смысл ее монолога можно свести к следующей нехитрой идее: «Бросай армию, милый, наигрался в солдатики, и иди-ка на завод инженером, благо отец сообщает, что у них есть вакансии». Интересно, как она себе это представляет — «бросай армию»?

— Льюппа, но кто же его отпустит? — вступается за меня Макс.

Любаша чувствует, что это она, пожалуй, перегнула, но не сдается и моментально изобретает новый аргумент:

— Тогда хоть попроси место поспокойнее. Вон, у Ниночки муж — помощник коменданта лагеря, так ни тебе «тревожных» чемоданов, ни командировок долгих. А в деньгах ничего не проигрывает, даже наоборот…

Знаю я этого «помощника». Крыса тыловая. Примазавшийся. Ходит тощий, насупленный, всегда в черной форме и летом и зимой. А если в деньгах не проигрывает — значит, пайки у лагерников ворует. Парткомиссии на него нет. Ничего. Зато у меня поджилки не трясутся, когда мимо патруль «апостолов» проходит. А этот наверняка трясется. Да и претит мне над людьми измываться. Но этого вслух не скажешь.

— Знаешь, милочка, я все-таки боевой офицер. И в лагеря я служить не пойду. А в лагерях пусть служат те, кому на фронте делать нечего. Кто на лучшее не способен.

— Верно, — Макс всегда готов заступиться за фронтовиков, — в лагерях служат те, кому в армии делать нечего.

— И потом, у меня командировочные, полевые, командирские… В лагерях этого нет.

Люба сдается. В общем, она ведь и не собиралась особенно на меня наседать — просто ей хотелось показать Шрамму, кто в доме хозяин.

…Мы все еще расслабленно дымим папиросами, когда в приемнике что-то щелкает, и голос диктора произносит: «Мы передавали концерт из произведений русских композиторов в исполнении Большого симфонического оркестра Государственного Радио Германии. Московское время 11 часов 2 минуты…»

— И долго вы тут еще сидеть собираетесь? — интересуется Люба. — А ну-ка, марш на водную станцию, а то обеда не получите!

М-да. Теперь я понимаю, от чего Макс до сих пор холостой. Вот насмотришься на такое, свобода милее покажется. Ничего, скоро отпуск, поедем в Крым, вот там, голубчик, налюбуешься на прелести семейной жизни. Глядишь, и самого окрутят.

Мы встаем, и плетемся к машине. Великое счастье — до водной станции три километра пешком шагать. У машины уже толкаются мои наследники, выясняя вопрос, кто поедет на переднем сидении. Но в этот момент приходит моя супруга в летнем платьице, и вопрос решается сам собой. Дети усаживаются назад, Макс — на откидное сидение, временно получив должность главной няньки и дрессировщика. Ну, поехали.