– Сколько у нас времени?
Прежде чем ответить, особист взглянул на наручные часы:
– Десять минут точно есть, вагон времени. А может, нашим и вообще не придется высаживаться. А ты чего, комбат, трусишь? Так, может, сразу ребят вызовем, им тут лету десять минут от силы…
– Я?!
Подколов товарища, Харченко довольно заржал, вызвав очередной испуганный взгляд Автарка, который его отчего-то откровенно побаивался.
– Счас мы с тобой, Виталь, что те матросы в Зимний, ворвемся, да как заорем: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» – они и разбегутся. Ну, могу еще пару раз в потолок бабахнуть, для пущей остроты ситуёвины… Ладно, комбат, пришли мы. Пистолет на всякий случай из кобуры вынь и в карман запихни, – особист первым вытащил оружие, снял с предохранителя и переправил в карман пиджака. Скептически похлопав себя по боку, покачал головой: – Не, здоровый, зараза, и тяжелый. Демаскирует. За пояс лучше. Маурья, дать вам «парабеллум»?
– Что, простите?
– Да ниче. Классику надо читать. Все, пошли, нам на второй этаж.
– А красиво здесь, правда? Никогда в океане не купался… – глядя на виднеющийся сквозь зелень парка океан, не в тему сказал Крупенников, вызвав быстрый и цепкий взгляд особиста.
– Успокойся, Сереж, все со мной нормально. Просто надоело все это – жуть! Пошли…
Никакой охраны при входе, против ожиданий особиста, не оказалось, что, впрочем, ничуть его не удивило. В джентльменских клубах XXIII столетия свои законы. В ЭТО здание непосвященным хода нет, пусть даже они и облачены в униформу ССБ. Святая святых – только для избранных. Как и зона отдыха, разумеется.
Начинающаяся в огромном холле широкая мраморная лестница вела на второй этаж. И Крупенников неожиданно остро пожалел, что нельзя было заявиться сюда не в этих непривычных костюмах, а в родной офицерской форме. В лихо заломленной фуражке. В отутюженной гимнастерке под скрипящей портупеей. В галифе, заправленных в начищенные до зеркального блеска сапоги. Тоненько позвякивая боевыми наградами на груди. Но самое главное – громко, по-хозяйски топая по этой шикарной лестнице стальными подковками сапог. Эхо здесь наверняка замечательное.
Харченко же ни о чем подобном не думал. Он просто шел вперед, собранный и готовый к любым неожиданностям. На лице особиста, готовящегося арестовать самых опасных в человеческой истории преступников, играла хищная полуулыбка. Там, в той истории и той жизни, они не дошли до Берлина, за них это сделали боевые товарищи. Но сейчас он брал свой Берлин, взбегал по ступеням рейхстага, чтобы потом, когда утихнут выстрелы и ветер вынесет из разрушенного здания дым, спуститься вниз и написать на выщербленной пулями и осколками колонне всего одно слово: «Дошли!»
– Вот, наконец, и магистр Зим, – заслышав в гулком коридоре шаги, с улыбкой сообщил председатель, поднимаясь из своего кресла. В руке тлела неизменная сигара, давно уже ставшая в глазах остальных членов Совета его неотъемлемой частью. В том, что это именно Фил, он не сомневался, несколько минут назад получив сообщение о прилете знакомого флаера. Последний, одиннадцатый член Ученого Совета прибыл почти на полчаса позже указанного в сообщении времени, но председатель не собирался корить его за опоздание. Он жаждал узнать, что же случилось, и убедиться, что нелепое предположение об измене в их рядах – просто чудовищная ошибка. Правда, отчего-то казалось, что идут несколько человек, но на подобную мелочь занятый своими мыслями седобородый внимания не обратил.
Шаги смолкли перед дверью, которая секундой позже широко распахнулась. Вглядевшись в лицо вошедшего первым мужчины, председатель оторопел:
– Согражданин Маурья?! ВЫ?! Что-то случилось?!
Удивление седобородого оказалось столь велико, что до него даже не сразу дошла вся невероятность происходящего: Автарк Эйкумены даже в самом экстраординарном случае никак не мог прилететь на остров, поскольку просто не знал о его существовании. Клаус Маурья, с подачи Зига, который в основном с ним и общался, искренне считал, что Ученый Совет – не более чем один из многих других органов управления в структуре МАИ.
На сопровождавших Автарка мужчин, лица которых не были ему знакомы, председатель и вовсе не обратил внимания – мало ли кто может прилететь с Верховным менеджером Эйкумены?
В следующий миг к седобородому наконец пришло понимание ситуации, и он замолчал, беззвучно разевая рот, будто выброшенная на берег рыба.
– Согражданин председатель, сограждане члены Ученого Совета, – после увесистого особистского тычка в бок несчастным голосом забубнил Автарк загодя заученный текст. – В силу того, что мною получены неопровержимые доказательства организации и проведения вами антигуманных экспериментов над людьми, связанных с нарушением неприкосновенности личности и многочисленными человеческими жертвами, я, как глава Сената и Верховный управляющий Эйкумены, объявляю вас арестованными.
– Что?! Автарк, вы в своем уме?! Что за бред вы несете? Какое вы вообще имеете право кого-то арестовывать?
– По закону военного времени… – промямлил сбитый с толку Маурья, которого любой крик или резкий тон собеседника всегда вводили в ступор. И с мольбой взглянул на Харченко.
– И откуда вы узнали про это место? – продолжил меж тем седобородый, с удовлетворением глядя на бледного Автарка, лоб которого покрылся крупными каплями пота.
– А нам магистр Зим рассказал. При личной встрече, – спокойным голосом ответил Харченко. – Очень, знаете ли, приятный в общении человек был. Хоть и порядочная мразь, конечно.
– А вы вообще кто? – председатель перевел взгляд на особиста, лицо которого вблизи показалось ему отдаленно знакомым. Где-то он его определенно видел, но вот где? И когда?
– Я? Да как тебе сказать, тварь… – Сергей сделал вид, что задумался. – Ну, считай, что я твой самый страшный кошмар. Поскольку быть твоей совестью не смогу за неимением у тебя таковой.
– Да что вы себе позволяете?! – уже не столь уверенно пробормотал тот. – И где магистр Зим?
– Военный преступник Кейн Мисимото, известный вам как магистр Фил Зим, расстрелян мною без суда и следствия за совершенные против человечества преступления.
– П… почему расстрелян?
– По закону военного времени, как верно заметил товарищ Маурья, – отрезал Сергей.
И услышав это странное обращение «товарищ», председатель неожиданно с какой-то особенной, пугающей остротой понял, где видел лица пришедших с Автарком людей. Ну, конечно же, это те самые офицеры из прошлого, которых не раз показывали по новостным каналам!
И ему, едва ли не впервые в жизни, стало страшно. Так, как, конечно же, не должно быть страшно истинному служителю науки.
– А недурно обосновались, граждане подследственные. Камин, картинки вон на стенах, креслица удобные… Надо будет тут санаторий устроить. Офицерский, – обводя взглядом зал, сообщил Харченко. И без перехода продолжил, резко повысив голос: – Короче, слушайте все, повторять не стану. Вы арестованы, с обвинением вас ознакомят в свое время. Попрошу собираться. Личных вещей с собой не брать. Предупреждаю сразу, любое, даже самое малейшее, неповиновение рассматривается, как попытка к бегству, и карается на месте, – в руке особиста, будто по мановению волшебной палочки, появился пистолет. Секунду помедлив, Крупенников также достал оружие, правда, не столь эффектно, как Сергей. Автарк судорожно вздохнул и отодвинулся в сторону.