Русь измочаленная - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Гаврюченков cтр.№ 11

— Нет, он дурак, — ответил за сына Щавель. — И этот начинающий греческий пират тоже.

— Тогда вам место с парнями, у окна, — соответственно этикету направил молодцов Иоанн. — Здесь едят мужчины. Тебе, Михан, лучше снять колпак и вовсе не надевать его в городе.

— Размести их, — приказал Щавель и направился к своему столу, невольно зацепившись взглядом за сиявшую по левую руку от князя жемчужину.

Мужи на общаке зыркали на незнакомца в невзрачной одежде и с новой силой затевали разговор. Незнакомец меж тем прошествовал во главу, поклонился князю, приложил руку к сердцу и воздал почести светлейшей княгине. А потом случилось неожиданное: князь Великого Новгорода радушным жестом предложил незнакомцу воссесть одесную, а княгиня поднялась, наполнила золотую чашу и поднесла дорогому гостю. Гвалт сам собою затих от такой небывальщины. Щавель встал.

— За твою вечную красоту, княгиня Улита, — вроде бы негромко, но так, что слышно стало во всех углах трапезной, произнёс Щавель. — Озаряющая своим светом великое княжество, сияй всегда для нас, светлейшая!

Он выпил до дна.

— Слава! Слава! Слава! — дружно и хрипло заорали за столами, гулко заклокотал алкоголь, разом вливаясь в сотню прожжённых спиртягой глоток.

Щавель ничуть не покривил душой. Сорок лет и семеро детей не сумели избыть красы светлейшей княгини. Яркой внешностью Улита приковывала взгляд. Хочешь не хочешь, а глаза сами возвращались к ней, и ничего тут поделать было нельзя. Редкая сука, с детства избалованная мужским вниманием, светлейшая княгиня сознавала свою красоту и умело ею пользовалась. Щавель издавна ведал её гадские качества, но противостоять чарам не мог, а потому исправно сторонился Улиты. Она была аццкая сотона и дщерь погибели.

— Ты, как всегда, вовремя, дорогой друг, — заметил князь. — Мы как раз собирались поднять второй тост.

— Кто-то должен, — сказал Щавель.

Он разместился промеж виденного давеча боярина в медвежьих сапогах и рослого пузатого волгаря с широким костистым лицом. Руки как лопаты и косая сажень в плечах выдавали в нём силу немереную.

— Знакомьтесь, други, с командиром Щавелем, — продолжил князь. — Знакомься, Щавель: воевода Хват, — указал он на боярина. — А это знатный работорговец Карп, он пойдёт с тобой начальником каравана.

Волгарь и Щавель переглянулись с интересом. «Нелегко придётся», — подумал Щавель. Пожали руки. Воевода Хват ручкаться погнушался, кивнул только да засопел в кубок.

— Сотник Литвин, — представил князь справного тридцатилетнего воина, сидевшего по левую руку от княгини. — Пойдёт с полусотней лучших моих дружинников до славного града Великого Мурома. Там губернатор выделит ещё сотню.

— Конных али пеших? — уточнил Щавель.

— Пеших. Откуда у него конные… — пренебрежительно обронил светлейший.

«Чтобы свою долю не упустить, которую мы соберём за их землями», — не сильно обрадовался сборному войску Щавель, но и не огорчился. Хлопотный обратный путь каравана ложился на плечи знатного работорговца Карпа да сотника Литвина, которому предстояло разрешать вопросы единоначалия с муромцами. Заслуженному княжескому товарищу, избавленному от организационных хлопот, предстояло всего лишь сунуть голову в пасть Железной Орды.

Щавель ничего не говорил. Наблюдал. Думал. Взял столовый прибор светлого нержавеющего металла — вилку и нож с закруглённым тупым концом. То были изделия древней работы, о чём свидетельствовали буквы НЕРЖ на клинке. На всех столах были такие ножи, иных в присутствии князя не допускалось. Придвинул блюдо с финской салями. Освежевал колбасу, воткнул в нее вилку, порезал не ахти каким острым лезвием. Закусил. Посмотрел на общак. Примеченный давеча боярин Волокита подманил случившегося поблизости халдея, пробубнил ему в ухо приказ. Халдей умёлся к холопскому столу.

— Лузгу тоже со мной отправляешь? — как бы невзначай поинтересовался Щавель.

— С тобой, — легко разменял князь давнего приспешника. — Тебе ружейный мастер пригодится. Он к тому же края ордынские знает.

— Не страшится снова на промзону угодить?

— Страшится, да кому его забота интересна?

Князь словно усовестился и, призвав к себе виночерпия, отправил за Лузгой. Тот не замедлил явиться, держась возле стола, однако же на почтительном расстоянии, не оскверняя смрадным дыханием чистейших явств.

— Какая птица к нам залетела, — отметил светлейший.

— Чтоб я видел тебя на одной ноге, а ты меня одним глазом! — поприветствовал его Лузга.

Гости заржали. Даже Щавель против своей воли улыбнулся. По знаку светлейшего виночерпий бросил Лузге сочный кус, в который тот жадно вцепился. Тем временем от холопского стола отделились три барда, среди которых Щавель не без удивления приметил Филиппа. Они стали в ряд, дружно ударили по струнам и грянули песню про греческого матроса, приплывшего на Русь дурь показать. Грек не умел ничего и вечно попадал то впросак, то в тухлую яму. Даже спать на русской печи ему не удавалось.

В три глотки барды легко перекрывали трапезный гам, донося до самых дальних ушей истинную правду о заморских мореманах:

Эх, моряк, с печки бряк!

Растянулся, как червяк.

Головою на пороге,

А елдою на дороге.

Вся трава в инее,

И елда аж синяя!

— Что за раздоры такие у боярина Волокиты с купцом Попадакисом, что тот ловчит его достать при каждом удобном случае? — осведомился Щавель у неразговорчивого воеводы.

— Развёл, по своему обычаю, мерзость, — неохотно отозвался Хват. — Симпозиумы всякие. Ладно бы с рабами, а то заманивает новгородских парней, поганец. Вот Волокита и хочет его купчество в Новгороде Великом прикрыть.

«И его дело себе забрать, — догадался Щавель. — Однако симпозиумы — это явный перебор. Попадакис, видать, крупный делец, если позволяет такое на чужбине, а Волоките победа не светит, раз их обоих князь на пир пригласил. Светлейший мудр, как всегда. Разделяет, дабы самому властвовать безраздельно».

Он по возможности старался вникать в местные расклады. Город предстояло вскорости покинуть, но знание подоплёки деловой жизни никогда не бывает лишним.

— Двинь к нам Бояна, — распорядился князь.

Когда к первому столу подвели дряхлого барда с трухлявыми гуслями, светлейший даванул косяка на Щавеля и обратился к Бояну:

— Поведай нам, достойный, о хане Беркеме и его басурманском княжестве.

— Хан Беркем огромный как гора, — старец тронул шёлковые струны, гусли отозвались мягким негромким звоном. — Голова его как пивной котёл. Бежит, земля дрожит, упадёт, три дня лежит. Когда говорит, изо рта дым валит, а храпит, аж гром гремит.

«Как с таким справиться? — закручинился Щавель, слушая старый боян старого Бояна. — Действительна ведь народная молва! Народ, он врать не будет. Надо самому на хана посмотреть, пробраться в ставку и глянуть. Хоть краем глаза».