На сей раз лидером оказался Корявый. Валентин деликатно, но
решительно сманеврировал так, чтобы быть поближе к Данилу и замыкавшему цепочку
Борусу. Впрочем, понять его можно было – послушать Боруса стоило…
– Отдел был создан тогда же, в пятидесятом году. Когда
с обеих сторон пограничники отошли вглубь, и образовалась ничейная земля. Она и
в самом деле ничейная. Территория в двести восемь квадратных километров словно
бы выпала с карт. Она не принадлежит ни России, ни Китаю, ни Монголии. –
Борус усмехнулся. – Отсюда возникает занятный юридический казус. Я плохой
знаток международного права и не знаю, что оно советует в таких случаях, но
казус прелюбопытнейший: это не обычная нейтральная полоса меж границами
государств, а именно ничья земля. Мы уже, кстати, на нее вступили. Юрисдикция
прилегающих государств на этот клочок не распространяется, отсюда выходит, что
здесь не действует ни один закон. Клад словно бы н и ч е й. Опытные юристы
где-нибудь в Гааге могут тянуть дело годами.
– Подождите, – сказал Данил. – Но ведь нужно
было изменить тысячи карт, и не в одной стране – в трех…
– Товарищ Сталин успешно решал и более трудные
задачи, – усмехнулся Борус. – Я не думаю, что китайцы, а уж тем более
монголы были в курсе. Разве что сам Мао… Нет, – тут же поправил он сам
себя, – знай Мао, он непременно попытался бы извлечь клад после смерти
Сталина. Могилу Чингисхана они искали долго и старательно, впрочем, пытаются до
сих пор… Скорее всего, с китайской стороны секретность обеспечивали наши
агенты. Судя по иным замечаниям моего отца, так и было…
– Отдел существовал при Байкальском управлении?
– Да. Сталин сам отобрал двух офицеров – одного
русского и одного тохарца, моего отца. Все легендировалось пресловутыми
радиоактивными отходами. В Москве, в центральном аппарате, непременно должен
был сидеть кто-то особо посвященный – иначе отдел не просуществовал бы
автономно сорок один год. А меж тем его прикрыли аж в девяносто первом, когда
сопротивляться не было никакой возможности… Хорошо еще, нас там было всего
трое. Сожгли все до последней бумажки, перевели деньги с секретного счета на
свои – механизм был предусмотрен и отработан – и, положив удостоверения, гордо
спустились с крыльца… Один умер в девяносто третьем. Один исчез, и у меня есть
сильные подозрения, что утечка произошла через него. Что поделать, времена
нынче другие, кадры не те…
Данил, признаться, не особенно был удивлен. Если в свое
время прославилась в узком кругу легендарная «военно-строительная часть»,
прошедшая всю войну и еще лет пять после существовавшая как ни в чем не бывало,
хотя ни в каких списках Министерства обороны она не числилась, а была создана
оборотистыми дезертирами – что удивительного в том, что крохотный отдел,
созданный по приказу самого вождя, где людей была горсточка, а кресла
передавались по наследству, сорок лет наблюдал за таежной долиной, пережив все
реорганизации и смену вывесок? Потом, конечно, выжить не стало никакой
возможности, потому что предательство было совершено на самом верху и пошло
ниже, словно круги по гнилой воде, а т а к о г о не смог бы предусмотреть и
Сталин, спрятавший эту экзотическую копилку на черный день и, надо признать,
надежно…
– Берия что-то прослышал, – сказал Борус. –
Он три года искал подступы, шарил верхним чутьем… К лету пятьдесят третьего
нащупал кое-какие ниточки, отец и его напарник готовились уже принимать меры,
благо – план и на такой случай был, но история сыграла по-своему. Правда, в
хрущевские времена тоже пытались отыскать к нам подступы, но так бессмысленно,
хаотично, что сразу становилось ясно: у них только смутные слухи. Прокол был
один-единственный: никто и не предполагал, что было три статуэтки, три
одинаковых текста…
– А может, и четыре? – пожал плечами Данил. –
Если у китайца было время, он мог подстраховаться со всем прилежанием.
Терпеливая и упрямая нация…
– Возможно, и четыре…
Они наискось спускались по отлогому склону. Валентин,
конечно, слышал весь разговор. Ну ничего, что этим изменишь? Гораздо интереснее
другое: какую игру задумал белобрысый? Его «маячок», якобы необходимый для
вызова вертолетов с десантом, годился разве что для колки орехов, потому что
Корявый, запустивший лапу в рюкзак блондина, пока Данил таскал его по деревне,
обнаружил, что в «маячке» нет аккумулятора, гнездо пустое. Конечно, он попросту
мог держать аккумулятор отдельно, но Корявый, молниеносно устроив общий шмон,
клянется, что ничего похожего на аккумулятор не видел, а ведь Данил точно ему
описал, как эта штучка должна выглядеть… Держит при себе, в кармане? Но к чему
такие предосторожности? И потом Липатов в ситуации, когда врать ему не было
никакого резона, сказанул любопытную фразу: «Глаголевский чухонец глядит на
сторону, хвост за ним еще с Германии…»
Данил с Глаголевым дружбу допрежь не водил и не вел с ним
общих дел – значит, это не выдумка, рассчитанная на то, чтобы вбить клин меж
соратниками, заронить подозрения. Ну не было Липатову ни смысла, ни выгоды
такое выдумывать… А других чухонцев при Глаголеве нет. Валентин вообще
единственный, кто притащился вслед за шефом из Германии.
Но если маячок – пустышка, выводы возникают недвусмысленные…
На что же белесый надеется? На собственные силы? Или у него где-то поблизости
припрятана группа? Самое скверное – никак не улучить минутки, чтобы остаться
наедине с Борусом и поделиться кой-какой информацией к размышлению и самими
размышлениями. Ну, это и не важно. Борус и так знает, к кому должен попасть
клад, а к кому он угодить никак не должен. И цацкаться с Валентином не будет.
Авторучка – вот она, в кармане, момент представится…
Впереди сквозь деревья замаячила дорога, рыжая наезженная
колея. Она проходила над обрывом, тянувшимся вниз острыми каменными гранями
метров на триста, – а внизу раскинулась долина с голубыми складками гор на
горизонте. Но это была не ТА долина. Чтобы попасть к ТОЙ, нужно забрать левее и
пройти по тайге километра три.
– Стоп! – вдруг тихо сказал Борус. – Мотор…
Все остановились. Теперь и Данил слышал приближавшееся слева
ровное урчанье мощного мотора. Машина могла ехать только о т т у д а – слева
дорога упирается в обжитую Логуном долину, где шуровали лопатами невезучие
бичи, где гостями с другой планеты обитали беспечально московские археологи,
представления не имевшие, что в тайге один закон и один прокурор – а уж если,
как выяснилось, тайга эта ничья, словно поверхность Марса…
Его пронзила обжигающая мысль: а если опоздали? Если это –
все? И машина увозит клад?
Судя по лицам остальных, та же догадка пришла к ним столь же
молниеносно.
Вообще-то позиция у них выгодная, дорога неширокая, с одной
стороны обрыв, с другой – поросший тайгой склон, развернуться машина, конечно,
может, но их надо сначала заметить…
– Туда! – Он показал Борусу рукой. –
Прострелишь шины по моему сигналу, мы зайдем сзади…
«А что дальше? – подумал он смятенно. – Щелкать этих
парней, что ничего не подозревают? Ситуация…»