– Жаль, – сказала Лара. – Я-то думала, попаду
в деревню, покажут мне домового под печкой и волков-оборотней… В Германии об
этом столько писали, есть даже академия колдовства с сибирской кафедрой. Что вы
смеетесь? Журналы выходят, симпозиумы собирают… Должно же в самых глухих
уголках что-то такое оставаться?
– Ох, да притихни ты, – сказал Данил. – Ты
сама для здешних мест – неплохая экзотика… Бабушка, переночевать не пустите?
Время к вечеру…
Они уже въехали в деревню. Справа над ней нависала гора с
обширными серыми каменными проплешинами. Слева подступала тайга. Домов
двадцать, не больше. У одного Данил увидел темно-зеленый «уазик» с эмблемой
ФКГЗ на дверцах. Тут же стояли два солдата в пятнистых комбинезонах и лениво
покуривали. Машину они проводили довольно безразличными взглядами.
– Вон тот дом, – сказала старуха. – Деревня
не староверская, так что курите в избе свободно, только если вздумаете
разводить любезности, – она быстрым взглядом словно бы соединила Данила с
Ларой, – скажите сразу, постелю в сараюшке.
– Стелите, – с невиннейшим выражением лица кивнула
Лара.
Дядя Миша хрюкнул. Данил хотел что-то сказать, но, не в
силах отвязаться от стойкого убеждения, что старуха видит его насквозь,
промолчал. Вылез, остановив машину у изгороди, вытащил рюкзак и вслед за
старухой вошел в избу. Из угла вышел худой серый кот, потянулся и заорал, прося
жрать.
– Сюда поставь, – сказала старуха. – Я сейчас
печку раздую, сготовим ужин… Охотники?
Данил молчал. Полное впечатление: что бы он ни соврал, з д е
с ь это не пройдет. Говоря по-книжному – аура, а если проще – д р у г о й м и
р. Никакое не колдовство, просто другой мир, кое в чем не изменившийся со
времен Чингисхана.
– А у вас, бабушка, в самом деле под печкой никого
такого не водится? – спросил он, развязывая рюкзак и выставляя на стол
консервные банки.
Во дворе о чем-то тихо говорили дядя Миша с Валентином.
– Кто их знает, сегодня был, завтра ушел, –
старуха ловко пихала поленья в печь. – Девчонку-то зачем тянете? Да ты на
меня так не смотри, я ж говорила, колдунов давно повывели… Просто вы в городе з
н а т ь разучились, вот и все премудрости… Может, оставишь ее у меня? Над теми
местами, куда у тебя нос повернут, которую сотню лет, как говаривали старики,
очень уж недобрые ветры. Плохие места, господин проезжающий. И беспокоить их не
стоило бы.
– Бабушка, ты ведь давно живешь, – сказал Данил
тихо. – Может, приходилось слышать, что есть такие места, куда идешь не по
своей воле…
– С о в с е м не по своей?
Он пожал плечами.
– Я тебя не пугаю, – сказала старуха. Подсунула
под клетку поленьев бересту и ворох щепок, чиркнула спичкой. – Хотела бы
напугать, уж придумала бы что пострашнее, вы, городские, разинув рот все подряд
глотаете… Только еще деды рассказывали, что в той долине в особые ночи скачет
орда, и все, как один, безголовые. Уздечки не звенят, копыта не чапают, носятся
взад-вперед без всякого звука, а головы ни у одного нет. Вреда от них еще
никому не было, просто п о к а з ы в а е т тайга… Бывает такое над золотом.
Само оно спит спокойно, ни снов, ни кошмаров, а над ним мельтешит – когда
пестрая кошка, когда беленький барашек, а когда и те, кого с т о р о ж и т ь
положили. Кошмары у людей бывают. П о т о м… В особенности когда золото –
заклятое. Ты его, может, и возьмешь, может, оно тебе и не навредит ничуть, но
унести бывает трудновато.
– Я уж думал, скажете, что душу погублю…
– Очень уж не н а ш е золото-то. К такому страхи о
погублении души вроде бы и не относятся, однако палка бывает о двух концах –
поди угадай, что ч у ж о е к тебе потом привяжется. Один сагаец его называл
«буруш-олтун» – «пачканое золото». Это он не о грязи…
Данил стоял среди избы. Вновь, не впервые уже, окружающее
показалось ему нереальным, но теперь знаки были переставлены – сейчас именно
он, если подумать, был для этого не менявшегося столетиями мира чем-то призрачным
и мимолетным, как ползущий между кедров утренний туман.
Резко мотнул головой, стряхивая наваждение, вышел на
крыльцо. Пропустил в избу Валентина с рюкзаком на правом плече, за ним Лару,
задержал Корявого:
– Пойдем-ка… – Отвел к машине, понизил голос: –
Дядя Миша, нужно в темпе провернуть маленький шмон. Сможешь?
– Смотря что.
– Слушай сюда…
От баньки они отказались, от «кваску» тоже. Старуха уселась
разбирать принесенные из тайги травки. Лара, узрев такое занятие, начала
увиваться вокруг с деликатными расспросами о колдовстве, и Данила такой поворот
событий как нельзя лучше устраивал – обе сидели в дальней комнате, а рюкзаки
остались в сенях… Он подошел к Валентину и сказал многозначительно:
– А не прогуляться ли нам по деревне?
– Зачем? А, да, понял.
Они вышли со двора. Корявый, которому Данил за спиной
белобрысого показал большим пальцем через плечо, нырнул в избу. В деревне
стояла тишина. Светились окна, у забора шумно вздохнула корова, почти невидимая
в сумерках. Дома были разбросаны вольно, так что единственная улица была не
такая уж и короткая. Стараясь не спешить, оба прошли до самого конца,
развернулись и направились обратно. В доме, возле которого приткнулся
комитетский «уазик», орал магнитофон. Окна занавешены плохо, и Данил увидел,
что солдатики, все шестеро, сидят у стола вокруг трехлитровой банки с жидкостью
цвета какао. Действительно, по возрасту – определенно контрактники. Лейтенант
притулился тут же в уголке, и лицо у него выдавало борение самых разных
желаний. Можно биться об заклад, что сегодня-то он все же не вытерпит…
– Что это там у них?
– Бражка с какао, – сказал Данил. – Приятная
штука.
– Это не засада.
– Конечно, – сказал Данил. – Засада так
беззаботно не балдеет. Но рация у них есть, вон, видите? Уголок торчит. Не
знаю, что там за беспорядки в Тохаре, есть они на самом деле или нет, но под
этим соусом нас любой патруль хлопнет в два счета, как гипотетических боевиков,
и никому потом не докажешь…
– Ничего, – спокойно сказал Валентин. –
Главное – добраться. Пойдемте?
– Подождите. – Данил прикинул: следовало дать
Корявому побольше времени. – Постоим пару минут, у меня чисто личный
разговор…
– Успокойтесь. Я не собираюсь ябедничать папочке. Вы
ведь это имели в виду?
«Быстрый, сволочь», – подумал Данил.
– Именно это я и имею в виду, – сказал он.
И пошел вслед за спутником к дому – ничего нельзя было
придумать, чтобы задержать его еще хотя бы на пару минут…
Однако, вернувшись, они застали в избе сущее благолепие –
Лара со старухой заканчивали вязать траву в пучки, а дядя Миша подкладывал
полешки в печку. Кот устроился под столом, зорко оглядывая оттуда незнакомых
людей. Демонического в нем ничего не было, а поскольку в избе горели самые
обыкновенные электрические лампочки, вокруг не пахло и каплей мистики – и все
равно Данил не мог отвязаться от мысли, что время и пространство вдруг лопнут
чудовищной трещиной, разодрав теплую ночь сверху донизу, до неба, до звезд, и с
т о й стороны хлынет дневной свет, затопочут копыта, по улице проскачут
всадники, посланные переловить последних улизнувших свидетелей погребения…